– Здравствуйте, мистер Грин. – И голос у нее соответствующий. Словно ногтем по школьной доске.

– Рад… э-э… очень рад с вами познакомиться. – Руди поймал себя на том, что пересчитывает ее подбородки, и поспешно отвел глаза. Откашлялся, но голос его все равно звучал на октаву выше, чем обычно. С детства он не любил сюрпризов. – Ваша мама сказала, что посоветовалась с вами по поводу моего предложения.

– Да я просто помогла, чем могла. – Девица пожала плечами, как будто тут и говорить не о чем. Руди от души надеялся, что она права. – Родители держат меня в курсе всех дел, но совладелицей фирмы я стану только, когда окончу курс.

– А сколько вам осталось? – с надеждой в голосе поинтересовался Руди.

– Я на втором курсе. Еще два года. Я учусь в университете Санта-Барбары.

– И на каком же факультете? – допытывался Руди, почти страшась услышать ответ.

– Маркетинга, – гордо ответила она.

– Потрясающе, – пробормотал Руди, затем, лучась улыбкой, обратился к маленькой группе вокруг стола: – Как приятно иметь дело с человеком, разбирающимся в рекламном деле!

– Мистер Грин, – встряла Джоан, – во-первых, как я уже сказала, я стану совладелицей компании только через два года. Во-вторых, я сказала «маркетинг». В рекламном деле я не понимаю ничего. Знаю, конечно, что реклама – двигатель торговли…

Руди втянул голову в плечи. А из уст мисс Зелости, словно фонтан из китовой ноздри, извергались новые и новые банальности. Руди скрестил руки на груди и попытался взглянуть на нее с симпатией. Бедная девочка не блещет, мягко говоря, красотой – вот и лезет из кожи вон, стараясь произвести впечатление умом и независимостью суждений…

– …И наконец, судя по вашему тону, вы полагаете, что контракт уже у вас в кармане, и вы сможете обеспечить «Обуви «Апач» достойную рекламу.

– Да нет, я не имел в виду…

– Нет-нет, – промямлила миссис Зелости и в знак поддержки ухватила Руди за рукав.

– Я хотел сказать только, что меня весьма интересует бизнес ваших родителей.

– Неважно, – с презрительной усмешечкой отвергла его объяснения Джоан. Мать она и вовсе не заметила. – Во всяком случае, я рассказала о вашем предложении своему профессору и спросила, что он об этом думает.

– Вы полагаете, это разумно? – парировал Руди. – Профессора обычно смотрят на мир из окна кабинета. Вы уверены, что ваш профессор разбирается во всех хитросплетениях современного рекламного дела?

– Нет. Он так и сказал, что не разбирается. Он спросил совета у одного своего друга, а я передала этот совет родителям.

Джоан взглянула на родителей, и оба Зелости согласно закивали. Кажется, в присутствии умной дочери им самим было не по себе. Миссис Зелости улыбнулась Руди ласково и ободряюще – так улыбается врач, сообщая больному смертельный диагноз.

– Так что же это за совет, мисс Зелости? – повернулся к девушке Руди.

– Прежде всего – предложить вам снизить цены. Но, думаю, с этим спешить не стоит. Подумайте над этим предложением и, когда вы принесете родителям план работы и пробный экземпляр, скажете, что вы решили.

Руди торжествующе рассмеялся. Он победил!

– Мисс Зелости, предварительных презентаций не проводят уже много лет! – Он скромно опустил глаза и начал поправлять запонки – галантность джентльмена, заставшего леди со сбившейся прической и в расстегнутом платье. – Это дорого и отнимает чертовски много времени. Боюсь, ваш профессор, увлекшись теорией, позабыл о практике!

В черных глазах-бусинках мелькнула досада, но тут же исчезла, сменившись невыразимым презрением. «Боже правый, – в ужасе подумал Руди, – неужели все-таки не дура?»

– Думаю, мистер Грин, причина в другом. Профессор упомянул, что такое предложение необычно, но не тогда, когда дело касается бюджета. Подписав ваш контракт, родители обязуются заплатить по крайней мере пять миллионов. Только за рекламу в средствах массовой информации. Это превышает их доход. Друг моего профессора в таких случаях обязательно устраивает предварительную презентацию. Кстати, он сам заинтересовался фирмой моих родителей и готов с ними сотрудничать. У него довольно крупное агентство. «Дейли и К», может быть, слышали?

– Краем уха, мисс Зелости, – пробормотал Руди. Сердце его билось где-то под коленками.

Лучезарно улыбаясь, мисс Зелости вырулила на финишную прямую.

– Итак, мистер Грин, вам стоит хорошенько подумать, прежде чем вы откажетесь от этой… как бы это сказать?.. небольшой проверки.

– Проверки, Руди, – проворковала миссис Валеска Зелости.

– Проверки, – повторил мистер Зелости с таким видом, словно первый до этого додумался.

– Проверки? – тупо повторил Руди. От его улыбки, от уверенности в себе не осталось и следа. – Почему бы и нет? Проверка так проверка.

– Не жди, что у тебя сразу появятся толпы поклонников. Твою мать знают многие, тебя – почти никто. Большинство политиков готовятся к этой роли чуть ли не с колыбели. Человеку с улицы чертовски трудно попасть в эту замкнутую касту.

Раскинувшись на диване с веселенькой ситцевой обивкой, Эрик потягивал виски и поучал Александера Гранта. Сенатор мерил шагами комнату. Наконец он остановился перед камином и окинул Эрика раздраженным взглядом.

– Чем тебе помешала эта нитка?

Эрик заметил, что в рассеянности тянет за торчащую из обивки нитку.

– Извини, – проворчал он и сжал стакан двумя руками, чтобы избавиться от соблазна. – Не люблю этих цветочков-лепесточков. По-моему, дом сенатора должен выглядеть более строго.

– Вся мебель осталась от матери. Я переехал сюда после похорон. Видимо, у нее было другое представление о доме сенатора. Но, если тебя так раздражают цветочки, могу убрать.

– Обо мне не беспокойся, – напомнил Эрик. – Побеспокойся лучше о тех, на кого собираешься произвести впечатление. Денежные мешки хотят увидеть человека, в которого стоит вкладывать деньги. Покажи им, как ты живешь, – и тебе и рта раскрывать не придется.

– Да, да, конечно, – пробормотал Александер, устремив задумчивый взгляд на кресло ручной работы. Казалось, советы хитроумного Эрика совершенно сбили его с толку. Вдруг Александер стремительно пересек комнату и сел на диван рядом с помощником. Эрик невольно вздрогнул. Он так и не привык к этим взрывам энергии апатичного с виду босса.

– С тех пор, как мы вернулись сюда на каникулы, ты твердишь мне одно и то же. Короче: услышав имя Маргарет Грант, люди впадают в экстаз. Услышав мое имя, они чешут в затылках и говорят: «А в школе мы его не проходили?»

– Сильно сказано, но, в общем, верно.

Эрик вдруг понял, что смертельно устал. Александер достал его своим неофитским пылом. Нельзя стать политиком за одну ночь. Политика нужно объездить, и на это требуется время; ведь и сам Эрик не в один день выучился править политической колесницей. Конечно, и думать об этом не хочется, но факт есть факт: своей нетерпеливостью Александер может погубить и его собственную карьеру.

– Александер, ты можешь даже завоевать приз избирательских симпатий, но это тебе не поможет. Об этом просто никто не узнает. Пресса о тебе молчит, наше финансовое положение – хуже некуда. Если бы не семь или восемь миллионов твоей матушки, не знаю, что бы мы делали.

Александер покачал головой и встал. Нависая над Эриком, как башня, сунув руки в карманы, он молча разглядывал восточный ковер у себя под ногами. Когда он заговорил, голос его звучал как будто издалека – из туманной дали воспоминаний.

– Мать была очень щепетильна в этом вопросе. Никаких взяток, никаких подношений. Она сохранила в целости состояние отца. И я не собираюсь тратить наследство. Это было бы финансовое самоубийство. Так что… еще пара миллионов нам не помешала бы.

Эрик сел и зажал пустой стакан между колен. Он охотно попросил бы еще: но вместо этого тоже уставился в пол и заговорил – тем небрежным тоном, каким принято признаваться в заветных и несбыточных желаниях.