Казалось, что Ричард перелистывает страницы своего прошлого, и я позволяла ему перескакивать с одной мысли на другую, полностью захваченная его рассказом. Он глубоко вздохнул, затем продолжил:

– Она забеременела. Я никогда не забуду ее лица, когда она сказала мне об этом: торжествующе, как если бы она, наконец, достигла цели. Ей было двадцать девять, и, как теперь говорят, «ее биологические часы тикали очень громко». Она выбрала меня на том основании, что я годился в отцы ее ребенку.

Его взгляд снова стал сосредоточенным, и переживания отразились на его лице. Удивительным было то, что он рассказал мне об этом, и облегчение, что я знаю, и снова эта тоскливая улыбка.

– Мои дети – лучшая часть моей жизни, я горячо люблю их. Валери – основной партнер моей компании: ее деньги – в действительности деньги ее отца – позволили нам начать свое дело… Но мы не любим друг друга, Андреа.

У него был свой способ произносить мое имя, с легким иностранным акцентом: Онд… Ондрэ… Я повторяла это мысленно снова и снова, но мне хотелось слушать его слова, хотя они и произносились шепотом:

– Я хочу, чтобы ты была в моей жизни, Андреа…

Я растаяла, как масло. Что за сентиментальная дура, не правда ли? Он потерял меня, и он ждал меня. Это было лучше, чем я навоображала. Я не знала, что делать. Ко мне вернулся дар речи.

– Может быть, мы присоединимся к остальным? – предложила я, хотя на самом деле хотела остаться с ним здесь.

– Только еще одну минуту, пожалуйста, Андреа!

– Эти звуки, как в старые времена, не правда ли?

Мы оба засмеялись. Мой голос звучал резко и притворно, но все годилось для того, чтобы снять напряжение, опять возникшее между нами.

– Не для того, чтобы сменить тему, но на какой машине ты ездишь? – спросила я, вспоминая его любовь к английским спортивным машинам.

– На какой еще! – ответил он со смехом в голосе. – На старом «Остине Хилсе».

Ничего удивительного. Машина, на которой он ездил, была просто замечательной, но определенно могла показаться несостоятельной в нынешнее время. Она была темно-зеленая, с рыжевато-коричневыми кожаными сиденьями, за исключением тех мест, где набивка выглядывала через дыры в сиденьях. В этой машине (вместе со многим другим!) я училась вождению. Я вспоминала эти замечательные дни прошлого, когда мы выбирали заброшенные дороги, ведущие из города, и разъезжали по изрезанным грязным колеям, чтобы найти уединенное место, где, забыв про еду и запутавшись в руках друг друга, наслаждались нервной дрожью от тесных объятий.

И чем больше я думала, тем больше я хотела его тогда, но тогдашнее желание было, как свеча, по сравнению с большим костром, горевшим во мне сегодня вечером. Я хотела этого мужчину, этого знакомого незнакомца, хотела, чтобы он прижал меня к себе, поцеловал, чтобы страстно добивался меня, пока… Боже милостивый, что на меня нашло? Я вернулась к настоящему.

– Прости, что ты сказал?

Музыканты играли, и я придвинулась ближе, притворяясь, что не слышу: мне хотелось почувствовать его дыхание на своей шее. Мы говорили, сплетая воспоминания в здание нашей жизни.

По мере того как наша беседа становилась все более оживленной, я начала прерывать слова и фразы, касаясь его руки, колена или положив руку на его бедро. Хорошенькое дело, я не могла держать свои руки вдали от этого типа. Я хотела почувствовать тепло его тела через одежду.

– Давай потанцуем, – сказала я, не способная больше сидеть, и вытащила его на танцевальную площадку, где была причина очутиться в его объятиях. Я не подумала о том, какая играет музыка, но, к счастью для меня, танец оказался медленным. Я молилась, чтобы мое больное бедро вело себя прилично хотя бы несколько минут, хотя, полагаю, обратное было бы мне в оправдание, чтобы совсем повиснуть на Ричарде. Но после нашей интимной беседы танец меня разочаровал: Ричард держал меня на расстоянии вытянутой руки, и мы танцевали строго порознь. Я была на более близком расстоянии с семидесятилетними дядюшками на свадьбах!

Когда музыка закончилась, Ричард целомудренно поцеловал меня в щеку.

– Спокойной ночи, – сказал он торжественно. – Было очень приятно поговорить с тобой.

Единственное, что он забыл сделать, это поклониться. Быстро повернувшись, он прошел через зал и вышел из моей жизни. Опять!

Нет! Это не могло так кончиться. Я слишком долго ждала, у нас есть много что сказать друг другу. Я пошла было за ним, но кто-то остановил меня, чтобы спросить Бог знает о чем. Я чувствовала себя обманутой: после многочасовой агонии ожидания этого вечера времени, проведенного вместе, было очень мало, и теперь оно кончилось. Ричард ушел. Как он мог просто повернуться и уйти?! И почему, почему это для меня так много значит?

Вечер закончился обещаниями поддерживать отношения: старые друзья снова клялись не терять связи друг с другом, обменивались телефонными номерами и адресами и обещали вскоре позвонить друг другу. Я делала то же, но единственный, с кем я хотела бы поддерживать связь, ушел.

Улыбаясь, обнимаясь, целуясь, я участвовала в этом ритуале, но была обижена, и обида надолго останется во мне после этого вечера…

Дома я непрерывно возвращалась в мыслях к встрече группы. Я была возбуждена, ощущала тоску и при разговоре скрыла смущение, вызванное тем, что встретилась с Ричардом. Кажется, никто, даже Элен, не заметил мою взбудораженность. Сделав холодный и сосредоточенный вид, я отвечала на вопросы Стюарта спокойным и уверенным тоном.

– Ты хорошо провела время? – спросил Стюарт.

– Нормально, – ответила я. – Ты не много потерял.

– Встретилась с каким-нибудь школьным возлюбленным?

– У меня не было возлюбленных в школе, так что мне некого было встречать.

Мое сердце забилось в груди, но я хорошо скрывала свое волнение.

– Никаких дружков не встретила, Андреа? Стюарт уставился мне в лицо, как будто пытаясь прочесть ответ у меня на носу.

– Я же сказала – нет, разве ты не слышал? Господи, уж не думаешь ли ты, что я тебя обманываю?

Он отвернулся, кажется, с удовлетворенным выражением, и я наконец вздохнула свободно. Больше Стюарт не надоедал мне, он вообще не выражал никакого интереса. К счастью, Келли была благодатным слушателем.

– Вот это Анжела – я рассказывала тебе о ней, помнишь? Некоторые ребята совсем не изменились. Она уже не худенькая, как видишь, но все же в ней еще есть какой-то шарм и привлекательность, а вот это…

Я отослала шесть пленок в срочное фотоателье, и, когда были готовы фотографии, я изучала их с Келли, моим верным компаньоном.

– Мама, вот этот красивый.

Фотография изображала трех мужчин, один из которых был Ричард, и я сразу просияла, как дура.

– Ох, Келли, я ужасно фотографирую, – сказала я, быстро засовывая эту фотографию в низ пачки.

Келли, кажется, было все интересно, или это я была слишком погружена в воспоминания, чтобы отпустить ее. Показалась новая фотография нашего выпускного класса, и я сравнивала ее со старой, вспоминая всех, кто был.

Ричард был на нескольких снимках, но, когда Келли спросила меня о мальчиках, с которыми я встречалась, я указала на нескольких мужчин, старательно пропуская одно определенное лицо. Надежно спрятанный в той или иной группе, он улыбался мне, и никто не знал, что он был там только ради меня. Оставшись одна, я снова достала эти фотографии и нагляделась на него до полного удовлетворения.

Дни переходили в недели, и сны больше не удовлетворяли меня. Я видела Ричарда, я касалась его, но мне хотелось большего. «Если я не увижу его опять, я умру! – звучало снова и снова в моем мозгу. – Только один раз, и я буду знать!» Что знать? Я понятия не имела, но с каждым днем во мне росло убеждение, что, если я его снова увижу, все встанет на свои места.

Это убеждение переросло в настойчивую потребность, которая вытеснила все нормальные мысли из моей головы. Я вспоминала наши диалоги, как запись, которую беззастенчиво приукрашивают. Конечно же, он сказал: «Ты замечательно выглядишь, мне очень нравится», а не светское: «Ты хорошо выглядишь!» Наш разговор становился все более похож на мои мечты, пока я уже не могла вспомнить, что же на самом деле было сказано. Наверное, я все придумала, потому что он, возможно, не говорил, что хочет, чтобы я снова вошла в его жизнь. В моих воспоминаниях он взял меня за руку и крепко держал ее в своей, хотя на самом деле я взяла его за руку, когда он говорил, потому что хотела прервать какой-то грациозный жест, настолько до боли знакомый, что я не могла не остановить его.