Затем, если раньше крестьянин переходил к другому владельцу вместе с землей, то есть личной продажи не было, то в XVII веке уже встречаются уступка и продажа крестьян без земель. Это делалось, например, так: если крестьянин одного помещика был убит крестьянином другого, то второй владелец вознаграждал потерпевшего одним из своих крестьян. А бывали и прямые уступки крестьян по гласным сделкам между землевладельцами. Однако и теперь не все крестьяне были прикреплены к земле: те, которые не были вписаны в писцовые книги, а жили при своих родных, могли переходить с одной земли на другую и заключать «порядные». Правда, теперь, переходя, крестьяне вынуждены были заключать свои новые договоры на вечные времена, а не на сроки. Вот то средство, которым помещики и остальную часть крестьянства со временем закрепили за собой.

Скажем два слова и о посадских людях. В первой половине XVII века между крестьянином и посадским почти не было различий по праву: посадский мог перейти в уезд на пашню, а крестьянин сесть в посаде и торговать или промышлять. Разница была только в том, что крестьянин платил подать «с земли», а посадский – «с двора». Но если руководствоваться только этим признаком, то вообще нельзя обнаружить особый класс посадских людей, ибо их малочисленность была просто поразительна. Во многих городах их совсем не было: в Алексине, например, около 1650 года «был посадский человек», пишет воевода, «и тот умер». На Крапивне, пишет другой воевода, «посадских людей только три человека и те худы» (бедны). В самой Москве число посадских после Смуты уменьшилось втрое. Все это указывает на слабое развитие промышленности и торговли в Московском государстве в XVII веке.

Среди причин слабого развития торговли и промышленности можно отметить отсутствие частных капиталов (инвестиций), всеобщее разорение, тяжелое налогообложение, сборы пятой и десятой деньги, жадность чиновников и насилия администрации; затем сюда надо присоединить монополии казны и откупа. Не последним фактом, мешавшим поднятию русской торговли, была конкуренция иностранцев: англичан, которые в самом начале царствования Михаила Федоровича получили право беспошлинной торговли внутри государства, и голландцев, которым с 1614 года дозволено было также торговать внутри страны, хоть и с половинной пошлиной. Не случайно с 1613 и до 1649 год мы видим ряд челобитий русских торговых людей об отнятии торговых льгот у иностранцев; жалуясь на плохое состояние своих дел, они во всем винят иностранную конкуренцию.

Очевидное отставание от соседей в военной сфере побудило правительство к существенной реорганизации в армии: дворянское ополчение и полурегулярные стрелецкие полки уже к 1630-м годам стали дополняться полками иноземного строя (солдатскими, рейтарскими и драгунскими), которыми командовали не родовитые самоучки, а кадровые офицеры-иностранцы. Эти профессионалы присягали лично царю и в силу этого никак не были связаны с интересами феодальной верхушки Московского государства. Число профессиональных полков быстро росло, и их личный состав через несколько десятилетий насчитывал уже десятки тысяч человек!

Правда, особых успехов ни русская дипломатия, ни армия при царе Михаиле не достигла (за исключением некоторой пограничной стабилизации и возвращения Новгорода), и сохраняющиеся территориальные проблемы с Польшей и Швецией предстояло решать уже следующему Романову – царю Алексею Михайловичу.

Шестнадцатилетний Алексей Михайлович начал царствовать под присмотром своего воспитателя Бориса Морозова.

Алексей Тишайший (1645–1676) всегда был одним из самых любимых персонажей российских историков, которые опирались в своей симпатии к нему на мнения современников. Достоинства царя с некоторым восторгом описывали лица, вовсе от него не зависимые, – именно далекие от царя и Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович – «такой государь, какого желали бы иметь все христианские народы, но не многие имеют» (Рейтенфельс). Другой поставил царя «наряду с добрейшими и мудрейшими государями» (Коллинз). Третий отозвался, что «царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями»; «он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько любят его, сколько и благоговеют перед ним» (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей в «рабском обществе» царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь (Майерберг). (См. А. Е. Пресняков. Российские самодержцы. М.: 1990, с. 56–57.)

Столь позитивные отзывы именно иностранцев, вероятно, в значительной мере были связаны с тем, что правление Алексея Михайловича характеризовалось «все усиливающимся стремлением верховной власти к поиску путей для дальнейшего обновления Московского государства», – как пишут об этом историки. Короче, власть, как всегда, обещала реформы.

1646, март. – Русское посольство в Польшу: царь предлагает Владиславу IV объединить днепровских и донских казаков и при поддержке русских и польских войск взять Крым.

1646. – Боярская дума удаляется от дел, заменяется Ближней думой, узким кругом ближайших к царю советников. Указ о составлении Переписных книг. Введена соляная пошлина. Упраздняются торговые привилегии английских купцов, данные еще Иваном Грозным.

В 1646 году царь Алексей Михайлович учредил также особый приказ Тайных дел, для надзора за управлением и для исполнения «всяких царских и тайных дел». Этот приказ в составе одних лишь дьяков и подъячих был учрежден для того, чтобы «царская мысль и дела исполнялися все по его хотению, а бояре и думные люди о том ни о чем не ведали».

1647. – Устав «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» (по образцу Устава Карла V). Сношения с Грузией, ее просьба о заступничестве от Персии. Основан Ангарский острог.

1647, июнь. – Русско-польский военный союз против турок: поляки ведут войну в Турции, русские в Крыму.

Полагают, что при Алексее Михайловиче активизировался процесс заимствования некоторых европейских обычаев и достижений культуры, отдельных новаций в сфере военной и хозяйственной жизни. Вот как этот процесс новаций описывал В. Ключевский:

«Царь Алексей… чтобы не выбирать между стариной и новшествами… не разрывал с первой и не отворачивался от последних. Привычки, родственные и другие отношения привязывали его к стародумам; нужды государства, отзывчивость на все хорошее, личное сочувствие тянули его на сторону умных и энергичных людей, которые во имя народного блага (во как! – Авт.) хотели вести дела не по-старому. Царь и не мешал этим новаторам, даже поддерживал их, но только до первого раздумья, до первого энергичного возражения со стороны стародумов. Увлекаемый новыми веяниями, царь во многом отступил от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» (в придворный театр. – Авт.) с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям учителя, западнорусского ученого монаха (Симеона Полоцкого. – Авт.), который повел преподавание дальше Часослова, Псалтыря и Октоиха, учил царевичей латинскому и польскому. Но царь Алексей не мог стать во главе нового движения и дать ему определенное направление, отыскать нужных для этого людей, указать им пути и приемы действия. Он был не прочь срывать цветки иноземной культуры, но не хотел марать рук в черной работе ее посева на русской почве…» (См. В. О. Ключевский. Сочинения в 9-ти т. Т. 3, с. 309.)

Очевидное противоречие в этой цитате относительно людей, которые могли бы способствовать осовремениванию страны: то ли они были, то ли их следовало «отыскивать», – возникло из-за пропетровских симпатий В. Ключевского. Историк считал инициатором европеизации России исключительно Петра, а нам это дает лишнее доказательство того, что историографию можно развернуть в любую сторону, ведь на этой же цитате можно показать прогрессивность Алексея! Ведь в самом деле, он не только пьянствовал и в немецкой карете ездил, – при его дворе была целая плеяда выдающихся деятелей!