В тот вечер я взял такси и отправился на маленький аэродром, который обслуживал также Гавр и Пэ-де-Ко. Стоял ранний вечер. На востоке в районе Парижа висела хорошо занятая серая дымка. Вечерний рейс из Антиба опаздывал на двадцать минут. Когда пассажиры выходили, я стоял почти у самых ворот. Прибыло много людей. Но совсем мало мужчин интересующей меня возрастной группы. Остальные – женщины, дети, священники и военные. Я также заметил несколько латиноамериканцев, тотчас привлекающих внимание яркими шалями и туфлями с подошвой из пробки.

Я довольно легко нашел наблюдательный пункт, где мог сидеть и все видеть, не будучи замеченным. В кафе-баре напротив ворот, откуда выходили пассажиры, висело большое зеркало, в которое я мог разглядывать всех прибывших.

Вот прошли два священника и большая стайка девочек в школьных свитерах, наверно, волейбольная команда. Средняя школа «Всех Звезд» в Ницце против «Нырков» из Камарге. А может быть, и нет.

И тут я увидел мужчину. Он вышел из самолета и огляделся вокруг с таким видом, будто попал на Землю обетованную. Затем я увидел багаж. Пять ярких цветных виндсерферов и паруса в разноцветных парусиновых сумках.

Они плыли по багажной карусели, мужчина снимал их и аккуратно складывал рядом. Подошел носильщик, забрал сумки и отнес к лимузину с надписью: «Отель „Риц“, Гонфлер». Вико уже собирался сесть в машину, когда по радио сообщили, что для него есть телефонограмма. Он пошел забрать ее. Когда он вернулся, лимузин уехал.

– Простите, – подошел я к нему, – могу я предложить подбросить вас в город?

– Не помню, чтобы мы встречались, – ответил он, – но буду очень благодарен. Мой багаж уехал без меня.

Он сел в машину. Я тоже.

– Мы с вами не встречались, – начал я, – но у нас есть общий знакомый. Мы оба знаем Фрэнки Фолкона.

– Кто вам сказал? – Он вытаращил на меня глаза.

– Мы знаем Фрэнки Фолкона, – повторил я. – Мое имя Хоб Дракониан, я его управляющий и друг, а также частный детектив.

– Так вы знаете мистера Фолкона? – удивился он.

Вико, молодой человек между двадцатью и тридцатью годами, маленький, грудь колесом. Он выглядел как настоящий крутой парень. Но что-то в нем было не так. Что-то пробегало по лицу, и будто по камню расползалась трещина, какая-то слабость, даже не спрятанная в глубине, внешний изъян, отражающий внутренние угрызения совести. Глядя на это лицо, ни о чем не удавалось думать, кроме драмы, отраженной на нем. Какой драмы? Слабость против силы, привычка против непосредственности, житейские принципы против жизни в фантазиях. Я подумал, как много спрятано в этих маленьких темноволосых людях, выпячивающих грудь колесом, и на мгновение он стал для меня таким же загадочным, как житель Явы или Барсума.

Вико долго пялил на меня глаза, и его намерения не показались мне чистыми.

– Вы приехали ко мне от великого мистера Фолкона?! – наконец восторженно воскликнул Вико. – Первого мастера Америки по изготовлению досок для виндсерфинга?

– Да, это верно.

– Но, пожалуйста, это же замечательно, позвольте мне пригласить вас что-нибудь выпить! За встречу с самим мистером Фолконом! Надеюсь, в следующий раз. Это будет самое большое удовольствие, какое я только могу вообразить. Мистер Дракониан, вы не можете представить, какое для меня значение имеют виндсерферы Фолкона. Пойдемте в бар. Я сейчас же должен угостить вас, и мы поговорим.

Иногда людям трудно приспособиться к моему методу работы. Они сжимаются, ничего не говорят. Но иногда они раскалываются. Особенно когда беседую с ними я. Я частный детектив, не склонный терроризировать людей, у которых хочу получить информацию. Совершенно напротив. Преступники говорили мне, что в моем присутствии они чувствуют взрыв божественно вдохновленной внутренней силы и уверенность, что будут вечно преуспевать в мире, населенном такими типами, как я. От сознания собственной грандиозности и в благодарность они часто раскалываются до самого ядра.

Но бывает, что встречаешься с типом вроде Вико. Всю беседу со мной он взваливает на себя. С нелегким чувством я шел с ним в бар. Такое чувство возникает, когда собеседник не хочет полностью сотрудничать. Или когда готов сотрудничать чересчур скоро.

Вико заказал коктейль с шампанским для нас обоих. Уставившись на меня черными глазами, похожими на бусинки, он начал свой рассказ.

– Вы не можете представить, каким был для меня прошедший год. Моя жена, Мария, как раз потеряла рассудок. Она страдала от бреда, вообразив, будто я летучая мышь-вампир. Она даже не позволяла мне близко подойти к ней. Вы можете представить, в каком я был отчаянии. Я поссорился с Энрике, моим старшим братом и партнером по бизнесу. Мы занимались сдачей в аренду оборудования для подводного плавания. Это было до того, как я что-то узнал о виндсерфинге. Я все время возился с одним и тем же старым скучным оборудованием, давал акваланги мускулистым немцам или французам, чтобы они могли нырнуть в глубины моря возле нашего возлюбленного острова Ибица и на кончике своего копья вытащить последние остатки его быстро оскудевающей подводной жизни. Если вы спросите, я скажу, дурных ныряльщиков с аквалангом ужасно много, а железное правило нашего бизнеса обслуживать главным образом их. Не хочу докучать вам подробностями, как я попал в такой противный бизнес, только скажу, что так получилось в результате завещания моего дяди Лльята. Это история уже вошла в фольклор острова.

Не имеет значения, как я попал в этот презренный бизнес, я в нем. И потом в один прекрасный день я услышал о виндсерферах. Фактически они окружали меня, мелькали то тут, то там. Но когда вы становитесь жертвой врожденного консерватизма, что часто бывает с человеком в католической стране с сильными семейными традициями, где ничего не делается вне семьи, вы топчетесь на месте, потому что сбились с пути. Много важных вещей проходило мимо меня. В течение пяти лет я ничем не интересовался, не мог бы вспомнить названия ни одной музыкальной группы, ни одного фильма. Это такая ужасная хандра, у нас говорят, что вызывает ее, или, по крайней мере, побуждает к ней южный ветер сирокко, или левантинец, или хамсин, как называют его в Израиле. Этот ветер, приносящий болезни, время от времени посещает наши берега, это жаркий, пыльный, темный ветер, когда песок скрипит на зубах и раздражение ударяет в голову, он дует из Африки и приносит с собой ужасные суеверия и предсказания, все ждут прихода плохих времен. Именно так и было со мной, и тут несколько запоздало, но чисто и ясно меня стукнуло сенсацией. Виндсерфинг. В ту же минуту я увидел, что эти маленькие суденышки, такие легкие, такие простые могут стать настоящей находкой для меня, решить все мои накопившиеся за годы проблемы.

Я выставлял виндсерферы у себя в магазине, сегодня пробовал один проект, завтра другой, пока наконец не пришел к бесподобным доскам несравненного Фрэнки Фолкона с Гуд-Ривер, штат Орегон. К этому моменту я уже стал вполне компетентным специалистом по виндсерфингу, человеком, способным идти вместе с остальной группой и с наветренной стороны, и против ветра, какой бы он ни был, но никогда не финишировавшим первым. Однако все изменилось, когда я попробовал свою первую доску Фолкона. Я начал занимать места в числе победителей.

Я попробовал вторую доску Фолкона. Успех стал еще грандиозней. Я вдруг понял, что следует сделать: собрать необходимые четыре или пять досок и оборудование и поехать на международные соревнования. Всего несколько побед – и я могу освободиться от бесчувственного смеха брата Энрике, ревнивого презрения отца, освистывания ровесниками, которые знали имена поп-идолов, но забыли собственные души. Поддерживаемый деньгами за победу, я мог бы подняться над этим. И все, что мне нужно, – доски Фолкона под ногами.

Следующий шаг был неизбежен. Я никому не сказал о своих намерениях.

Конечно, дорого, но я должен был получить эти виндсерферы. Это самая большая игра моей жизни, и я послал заказ. Когда они прибыли, я собрал все свое мужество и оставил остров, оставил жену, брата, родителей, теперь есть только я, доски и смена белья. Так я вступил в новую жизнь.