Это ей не понравилось. У капитана не было средств содержать Лидию так, как она того заслуживала. У него не было возможности вращаться в тех же кругах, что и Лидия. Или, например, как она сама. Это могут не многие.

Не может быть, чтобы девочка была так глупа, что…

Ее губы сжались в твердую линию. Пока никто об этом не знает, не имеет значения, воображает ли Лидия, что влюблена, или она влюблена на самом деле, и нарушила ли она правила приличия или не нарушила.

И никто не должен узнать об этом впредь.

К двум часам ночи толпа перед домом Спенсеров начала редеть: те, кто зарабатывал на жизнь своим трудом, разошлись по домам, чтобы выспаться, и уступили место игрокам, молодым щеголям с их кокетничающими подружками, стареющим дамам полусвета, старым пижонам и щеголям средних лет. Все они задерживались здесь по дороге в следующее игорное или питейное заведение, жаждая увидеть все, что еще можно было увидеть.

Какой-то мускулистый мужчина лет пятидесяти прислонился к воротам, пытаясь убедить очень молоденькую и хорошенькую шлюху, что у него действительно имеется монетка, чтобы оплатить несколько часов ее компании. Девчонка недоверчиво взглянула на него. Правда, у него был стиль и говорил он правильно, но, судя по порезам на подбородке, брился он сам, а его сюртук, хотя и сшитый из тонкого сукна, был перелицован. У него был шишковатый нос пьяницы, а когда он улыбался, глаза оставались холодными.

— Покажите-ка мне сначала монетку, о которой вы говорите, — настойчиво требовала девица.

Мужчина прищурил глаза.

— Ты думаешь, что я вру? — спросил он, презрительно усмехнувшись. Его несмеющиеся глаза превратились в узкие щелочки и стали очень злыми. Девчонка была готова удрать, когда дверь в Спенсер-Хаусе открылась и оттуда, словно пригоршня золотых монет, выплеснулись свет и музыка. Появились две женщины: одна была одета Матушкой Гусыней, а другая — Золотой статуей. Ее золотистое платье вспыхивало и мерцало словно светлячок. Лицо было скрыто под золотой маской.

Девчонка — а она еще была почти ребенком и не могла не поддаться очарованию — совершенно забыла о своем компаньоне.

— Вот это да! — в полном восторге выдохнула она.

Мужчина повернулся, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание, и увидел двух женщин, садящихся в экипаж.

— Ты знаешь, кто это? — спросил, обращаясь к девчонке, красивый златовласый юноша и указал на экипаж.

Девчонка взглянула на него, и взгляд ее задержался дольше, чем нужно: уж очень он был хорош собой.

— Не-а, — дерзко ответила она. — Ну и кто же она такая, милорд?

Парень глупо ухмыльнулся, явно не зная, что она называет милордом каждого потенциального клиента.

— Это леди Лидия Истлейк, — сказал он, тщательно выговаривая слова. — Она не только одна из самых прекрасных женщин в Лондоне, но и одна из самых богатых.

— А откуда вам это известно, милорд? — спросила девчонка, отвернувшись от пожилого мужчины и придвигаясь поближе к более приятному на вид юнцу.

— Потому что я видел этим вечером, как она выходила из дома леди Гренвилл на Кавендиш-сквер, когда я проходил мимо… — он замолчал и, оглянувшись вокруг, тихо добавил: — направляясь в игорное заведение.

— Вот это да! — сказала девчонка и, мотнув головой в сторону бутылки, которую парень держал в руке, добавила: — Угостишь?

Парень взглянул на бутылку, потом на нее и протянул ей бутылку. Она отхлебнула большой глоток:

— Если она такая богатая, то почему ездит в старом наемном экипаже?

Этот вопрос явно поставил юного красавчика в затруднительное положение.

— Чего не знаю, того не знаю, — признался наконец он, отбирая у нее свою бутылку.

К этому времени экипаж, в котором сидели золотая леди и ее компаньонка, подкатил к воротам и остановился, ожидая, когда лакеи откроют их. Он стоял так близко, что девчонка могла заглянуть внутрь экипажа. Женщина, которую юный щеголь назвал леди Лидией, отвернулась от толпы и разговаривала с Матушкой Гусыней, снявшей с головы чепец, под которым обнаружились тугие завитки седеющих рыжих волос.

— А кто другая женщина? Старая? — спросила девчонка.

— Кузина леди Лидии. И ее постоянная компаньонка.

— А ее как зовут? — спросил уже забытый потенциальный клиент.

Парень пожал плечами.

— Не знаю, — признался он, но вдруг вспомнил: — Говорили, что леди Лидия нашла ее в сумасшедшем доме.

Не сказав больше ничего, мужчина просто повернулся и ушел. Девчонка вздохнула с облегчением, поняв, что ей не придется испробовать на себе его крутой нрав, когда она ему откажет, и не придется ложиться с ним в постель, если у него действительно имеется крона. Она бросила кокетливый взгляд на красивого нового клиента.

— Ну а вас как зовут, милорд? — спросила она, отбирая у него бутылку и отхлебывая еще один изрядный глоток.

Парень глядел на нее с явным одобрением.

— Гарри, — сказал он.

Как и следовало ожидать от человека, посвятившего свою жизнь тому, чтобы контролировать всех членов своей семьи, дедушка Чайлда Смита, гнусный старикан, отказывался умирать, пока не увидит своего сына посвященным в рыцари, свою дочь — замужем за маркизом, а собственную жену — в могиле. Это была его третья жена — первые две, к счастью для них, уже умерли. Он достиг своего преклонного возраста, несмотря на то что ему не раз предсказывали не дожить до изгнания Наполеона. Единственным, кто отказывался подчиниться его требованиям, был Чайлд.

Иногда Чайлду начинало казаться, что именно его отказ жениться продлевает жизнь старого греховодника за пределы установленных природой сроков. Но Мартина Смита никогда особенно не интересовали порядки, установленные природой, как не интересовали желания и потребности других людей.

Но теперь наконец стало ясно, что даже Мартину Смиту больше не удастся обманывать смерть. Он действительно умирал. Нельзя сказать, что это сделало его более терпимым или менее неприятным. Не заставило это его и пересмотреть свою потребность подчинять всех своей воле. Как бы не так. Казалось, это даже усилило отвратительные черты его характера.

Записка, которую Чайлд получил во время маскарада у Спенсеров, была короткой и деловой. Дедушка Чайлда на смертном одре и требует присутствия своего единственного внука. Чайлд сразу же ушел с бала и направился к нему. Старик сидел в постели, обложенный подушками. Шелковый ночной колпак спустился на уши, ввалившиеся глаза помутнели.

— Этот прыщ еще не явился? — спросил Мартин, обращаясь к шеренге докторов и лакеев, стоявших в напряженном молчании.

— Я здесь, дедушка, — сказал в ответ Чайлд, заставляя себя подойти к кровати.

— Еще не женился? — прокаркал низким голосом старик.

— Нет, сэр.

Он махнул скелетообразной рукой в сторону Чайлда.

— Ты зря тратишь время, переча мне. Ты слишком любишь свою внешность, чтобы быть бедным.

К несчастью, старик был прав. Именно по этой причине Чайлд Смит стоял сейчас, в час дня, перед дверью городского дома леди Лидии Истлейк и готовился произнести небольшую изящную речь, которая могла бы убедить леди Лидию стать его женой.

Китти будет в ярости. Или, что еще хуже, у нее будет разбито сердце. Пусть уж лучше будет в ярости. Мысль о рыдающей маленькой Китти с разбитым сердцем была абсолютно невыносимой. Но ведь она разумная женщина. Она наверняка его поймет. Ведь он собирается жениться на леди Лидии не по собственному желанию. Отнюдь. Хотя она ему, конечно, нравится. Она такая остроумная, такая элегантная… и очень красивая.

Но она не Китти.

Она не могла бы заставить его сердце учащенно забиться, всего лишь мимоходом улыбнувшись ему, или прогнать заботы, просто поделившись с ним кусочком жареного хлеба с сыром, сидя перед камином. Она не могла бы заставить его забыть, кто он такой и где находится, просто положив хорошенькую головку к нему на колени и приказав кормить ее виноградом. Она не могла бы заставить его хохотать над своим умышленно утрированным акцентом или стонать от наслаждения, когда растирала его ноги.