Но это не та информация, за которой охотится Каролина. Она хочет знать, откуда он приехал, чем занимается, женат ли, кто была его жена или кто она есть; в равной степени ей нужно знать, есть ли у него дети, какова девичья фамилия его матери и так далее. Мне кажется, что кто-то очень похожий на Каролину выдумал вопросы для паспортов.

— Моя дорогая Каролина, — сказал я, — относительно его профессии не может быть никаких сомнений. Он — бывший парикмахер. Ты только посмотри на его усы.

Каролина не согласилась. Она сказала, что если бы он был парикмахером, у него были бы волнистые волосы, а не прямые. У всех парикмахеров волосы волнистые.

Я перечислил несколько лично знакомых мне парикмахеров с прямыми волосами, но это ее не убедило.

— Я решительно ничего не смогла от него добиться, — сказала она удрученно. — Вчера я одолжила у него кое-что из садового инвентаря. Он был чрезвычайно любезен, но я ничего не смогла из него вытянуть. Наконец, я спросила прямо, француз ли он. Он сказал, что нет, и, понимаешь, мне как-то уже больше не хотелось его ни о чем спрашивать.

Это обстоятельство пробудило во мне большой интерес к нашему таинственному соседу. Человек, который способен закрыть рот Каролине и отослать ее ни с чем, должен уже представлять собою личность.

— Я думаю, что у него есть один из этих новых пылесосов…

По блеску глаз Каролины я понял, что у нее уже созрел план новой просьбы как предлога для дальнейших расспросов. Я постарался отделаться от нее и ушел в сад. Я люблю повозиться в саду. Вырубая корни одуванчика, я вдруг услышал предупреждающий крик, за которым тотчас что-то тяжелое пролетело мимо моей головы и с неприятным звуком плюхнулось у самых ног. Это была тыква.

Я сердито поднял голову и осмотрелся. Слева, над оградой, появилось лицо. Яйцевидной формы голова была частично покрыта подозрительно черными волосами. На лице были два огромных уса и два наблюдательных глаза. Это был наш таинственный сосед мистер Порротт. Он тут же разразился потоком извинений.

— Тысячу извинений, месье! У меня нет никаких оправданий. Вот уже несколько месяцев я занимаюсь этими тыквами. А сегодня они вдруг вывели меня из себя, и я послал их подальше и, увы, не только на словах. Я схватил самую большую и швырнул через забор. Месье, мне стыдно. Я в вашей власти.

Перед таким изобилием извинений мой гнев растаял. В конце концов, эта злополучная тыква в меня не попала. И я искренне надеялся, что бросать крупные овощи через забор не было хобби нашего нового друга. Такая привычка едва ли помогла бы ему снискать к себе как к соседу наше расположение.

Этот странный маленький человечек, казалось, читал мои мысли.

— О, нет! — воскликнул он. — Не беспокойтесь. У меня нет такой привычки. Но можете ли вы представить себе, месье, человека, который всю жизнь работал, чтобы достичь какой-то цели, работал, чтобы добиться желанного покоя и определенных занятий, а затем, добившись всего этого, вдруг обнаруживает, что тоскует по прежним дням и по прежней работе, избавиться от которой он считал за благо?

— Да, — промолвил я медленно, — полагаю, что такие случаи нередки. Я сам, вероятно, пережил нечто подобное. Год назад я получил наследство. Оно было вполне достаточным, чтобы осуществить мою мечту. Я всегда хотел путешествовать, хотел увидеть мир. Так вот, как я уже сказал, это было год назад. А я по-прежнему здесь.

Мой маленький сосед кивнул.

— Сила привычки. Мы работаем, чтобы достичь какой-то цели. И когда цель достигнута, мы вдруг понимаем, что нам не хватает повседневного труда. И заметьте, месье, у меня была очень интересная работа. Самая интересная работа в мире.

— Да? — сказал я поощрительно.

В этот момент в меня вселился дух Каролины.

— Изучение натуры человека, месье.

— Точно так, — сказал я вежливо.

Ясно — отставной парикмахер. Кто знает тайны человеческой натуры лучше, чем парикмахер?

— У меня был и друг… друг, который многие годы никогда не покидал меня. Изредка он проявлял слабоумие. Других это пугало, а мне он был очень дорог. Можете себе представить, мне сейчас не хватает даже его глупости. Его наивности, его честного взгляда на мир, удовольствия обрадовать и удивить ею каким-нибудь своим открытием… я не могу выразить, как мне всего этого не хватает.

— Он умер? — спросил я с сочувствием.

— Нет. Он живет и преуспевает… Но на другом конце света. Он сейчас в Аргентине.

— В Аргентине, — сказал я с завистью. — Я всегда хотел побывать в Южной Америке.

Я вздохнул и взглянул на мистера Порротта. Он смотрел на меня с сочувствием. Этот маленький человек казался очень понимающим.

— Вы поедете туда, не так ли? — спросил он.

Я со вздохом покачал головой.

— Я мог бы поехать, — сказал я, — год назад. Но я оказался глупцом и даже хуже — жадным. Я рискнул состоянием ради тени.

— Понимаю, — сказал мистер Порротт. — Играли на бирже?

Я печально кивнул, но втайне мне все это казалось забавным. Этот смешной нелепый маленький человечек держался необыкновенно важно.

— Нефтеносные земли Поркупайна? — спросил он вдруг.

Я с удивлением уставился на него.

— Я и в самом деле думал о них, но в конечном счете влип на золотой шахте в Западной Австралии.

Мой сосед смотрел на меня со странным выражением лица, которое я не мог понять.

— Это судьба, — сказал он наконец.

— Что — судьба? — спросил я с раздражением.

— Что я должен жить рядом с человеком, серьезно относящимся к нефтеносным землям Поркупайна и к золотым шахтам Западной Австралии. А скажите, каштановые волосы вам нравятся тоже?

Я уставился на него с открытым ртом, а он расхохотался.

— Нет, нет. Успокойтесь. Это не умопомешательство. Это был глупый вопрос. Видите ли, мой друг, о котором я говорил, был молодым человеком и считал всех женщин хорошенькими, а большую их половину — красавицами. А вы ведь в зрелом возрасте, врач, человек, которому известны суетность и безрассудство многих сторон нашей жизни. Ну-ну, мы соседи! Прошу вас принять и передать в дар вашей превосходной сестре мою самую лучшую тыкву.

Он наклонился и манерно протянул мне огромный экземпляр, который я и принял в том же духе, в каком он был предложен.

— Это утро не прошло даром, — весело сказал маленький человечек. — Я познакомился с личностью, з какой-то степени напоминающей мне моего далекого друга. Между прочим, я хотел бы задать вам один вопрос. Вы, несомненно, знаете всех в этой крошечной деревне. Кто этот молодой человек, у которого такие темные волосы и глаза и красивое лицо? Он ходит с откинутой назад головой и с легкой улыбкой на устах.

Описание не оставляло сомнений.

— Это, должно быть, капитан Ральф Пэтон, — сказал я медленно.

— Я его здесь раньше не видел.

— Он отсутствовал некоторое время. Он сын — приемный сын — мистера Экройда из Фернли Парка.

Мой сосед сделал легкий нетерпеливый жест.

— Да, конечно, мне следовало бы догадаться самому. Мистер Экройд говорил о нем много раз.

— Вы знаете мистера Экройда? — спросил я, немного удивленный.

— Мистер Экройд знал меня по Лондону, когда я там работал. Я попросил его ничего не говорить здесь о моей профессии.

— Понимаю, — сказал я, весьма позабавленный этим явным снобизмом.

Но маленький человечек самодовольно продолжал почти с глупой улыбкой.

— Я предпочитаю оставаться инкогнито. Слава мне не нужна. Я даже не позаботился исправить местную версию моего имени.

— В самом деле, — сказал я, решительно не зная, что сказать.

— Капитан Ральф Пэтон, — задумчиво пробормотал мистер Порротт. — Стало быть, он помолвлен с племянницей мистера Экройда, с очаровательной мисс Флорой.

— Кто вам сказал? — спросил я с большим удивлением.

— Мистер Экройд. С неделю назад. Он очень доволен. Это его давнишнее желание, если я его правильно понял. Я даже думаю, что он оказал некоторое давление на молодого человека. Это никогда не считалось разумным. Молодой человек должен жениться ради себя, а не ради отчима, от которого он зависит.