— Ральф? — сказал он невнятно. — О! Нет, не Ральф. Ральф в Лондоне… Черт возьми! Идет старуха мисс Ганетт. Мне бы не хотелось говорить с ней об этом ужасном несчастье. До вечера, Шеппард. В семь тридцать.

Я кивнул, а он поспешил уйти, оставив меня в недоумении. Ральф в Лондоне? Но ведь вчера днем он был в Кингс Эббот. Должно быть, он вернулся в город ночью или сегодня утром, но то, как сказал об этом Экройд, производило совсем другое впечатление. Он говорил так, как если бы Ральфа здесь не было месяцы. Я не успел разгадать этот вопрос — передо мной стояла мисс Ганетт, жаждущая информации. Мисс Ганетт присущи все черты моей сестры Каролины, но ей не хватает того непогрешимого прицела, который приводит к выводам, придающим способностям Каролины оттенок величия. На мисс Ганетт была печать вопрошания.

Разве не печальна вся эта история с бедной мисс Феррарс? Говорят, она была хронической наркоманкой. Как все же безнравственно ходить и разносить эти слухи! И что самое ужасное, так это то, что во всех этих диких выдумках обычно бывает доля правды. Нет дыма без огня! И еще говорят, что мистер Экройд обо всем узнал и расторгнул помолвку. А помолвка все же была. У нее, у мисс Ганетт, имеются все доказательства. Вы, конечно, должны знать обо всем этом. Врачи всегда все знают. Они только никому не рассказывают, не так ли?

Все это она говорила, сверля меня своими маленькими блестящими глазками, стараясь понять, какова будет моя реакция на эти предположения. К счастью, постоянное общение с Каролиной выработало у меня способность сохранять спокойное выражение лица и быть готовым к коротким уклончивым ответам.

Я поздравил мисс Ганетт с тем, что она не поддерживает сплетен дурного свойства и понял, что это была удачная контратака. Она ввела ее в замешательство, и прежде, чем старая дева пришла в себя, я отправился своей дорогой.

Домой я вернулся в задумчивости. В приемной меня ожидали больные.

Отпустив, как я думал, последнего больного, я хотел было выйти на несколько минут в сад посидеть перед ленчем, как вдруг заметил ожидавшую меня еще одну пациентку. Она поднялась с места и подошла ко мне. Я стоял несколько удивленный. Не знаю, почему я удивился, если не считать того, что по общему мнению у мисс Рассел железное здоровье и болезням плоти ока неподвластна.

Экономка Экройда — высокая и красивая женщина, но строгий взгляд и плотно поджатые губы делают ее внешность отталкивающей. Мне кажется, если бы я служил под ее началом горничной или кухаркой, я бы спасался бегством при первых звуках ее шагов.

— Доброе утро, доктор Шеппард, — сказала мисс Рассел. — Я была бы очень обязана, если бы еы взглянули на мое колено.

Я взглянул, но, откровенно говоря, поумнел от этого ненамного. Рассказ мисс Рассел о каких-то непонятных болях был настолько неубедительным, что будь передо мною женщина с менее цельным характером, я заподозрил бы обман. На какой-то момент мне, правда, пришло в голову, что мисс Рассел могла умышленно придумать всю эту историю с коленкой, чтобы выведать у меня причину смерти миссис Феррарс, но вскоре я увидел, что, по крайней мере, в этом я ошибся. Она коротко справилась о несчастье и ничего больше. Тем не менее, она была явно настроена задержаться и поболтать.

— Очень благодарна вам, доктор, за эту мазь, — сказала она наконец, — хотя и не верю, что она поможет.

Я думал то же самое, но возразил в силу своего профессионального долга. В конце концов, каждому нужно держаться за свое ремесло. А мазь не причинит никакого вреда.

— Я не признаю всех этих лекарств, — продолжала она, с пренебрежением рассматривая внушительный ряд склянок в моей аптечке. — Лекарства и наркотики приносят большой вред. Взять хотя бы тех, кто употребляет кокаин.

— Ну, поскольку…

— Их очень много в высшем обществе!

Так как о высшем обществе она определенно знала намного больше, чем я, я не стал ей возражать.

— Вы только ответьте мне на один вопрос, доктор, — попросила мисс Рассел. — Предположим, вы действительно раб привычки употреблять наркотики. Можно ли от этого излечиться?

На подобный вопрос нельзя ответить так просто. Я прочитал ей краткую лекцию на эту тему, и она прослушала ее с большим вниманием. Я все еще подозревал ее в том, что она ищет сведения о миссис Феррарс.

— Вот, например, веронал… — продолжал я. Но к моему удивлению ей уже, казалось, было не интересно слушать о веронале. Вместо этого она переменила тему и спросила, правда ли, что есть такие необычные яды, отравление которыми нельзя распознать.

— Ага! Вы читаете детективные романы.

Она призналась, что читает.

— И все содержание такого романа, — сказал я, — сводится к поискам необычного яда, по возможности где-нибудь в Южной Америке, яда, о котором еще никто не слыхал. Что-нибудь такое, чем некое неизвестное племя темнокожих дикарей отравляет свои стрелы. Смерть мгновенна, и наука цивилизованных стран бессильна распознать ее причину. Вы это имеете в виду?

— Да. В самом деле, бывает такое?

Я с сожалением покачал головой.

— Боюсь, что нет. Есть кураре, конечно.

И я наговорил ей многое о кураре, но, казалось, что у нее снова пропал интерес. Она спросила, есть ли в моем шкафу яды, и когда я ответил отрицательно, то подумал, что уронил себя в ее глазах. Она сказала, что ей нужно идти, и я проводил ее до двери приемной. В эго время прозвучал гонг к ленчу.

Я никогда бы не заподозрил мисс Рассел в пристрастии к детективным романам. И с большим удовольствием представил себе, как она выходит из своей комнаты экономки сделать выговор провинившейся служанке, а затем возвращается к себе, чтобы снова увлечься чтением «Тайны седьмой смерти» или чего-нибудь другого в этом роде.

Во время ленча я сказал Каролине, что буду обедать у Экройда. Она не возражала… наоборот…

— Отлично, — сказала она. — Там обо всем и узнаешь. Между прочим, что случилось с Ральфом?

— С Ральфом? — удивился я. — Ничего.

— Тогда почему же он остановился в «Трех вепрях», а не в Фернли Парке?

Я ни на минуту не сомневался в достоверности сообщения Каролины о том, что Ральф поселился в местной гостинице. Для меня было достаточно того, что об этом сказала она.

— Экройд сказал мне, что он в Лондоне, — ответил я и сам удивился, что отступаю от своего правила ни с кем не делиться никакими сведениями.

— О! — воскликнула Каролина, и я заметил, как нервно задергался кончик ее носа, указывая на то, что мысль ее заработала над новыми данными.

— Значит так. В «Три вепря» он приехал вчера утром, — сказала она. — Сегодня он еще там. А вчера вечером его видели с девушкой.

Это меня нисколько не удивило, так как Ральф, я бы сказал, большинство вечеров своей жизни проводит с какой-нибудь девушкой. Удивило меня то, что он избрал для приятного времяпрепровождения не веселую столицу, а Кингс Эббот.

— С одной из официанток бара? — спросил я.

— Нет. Было вот как. Он вышел встретить ее. Я не знаю, кто она (представляю себе, как горько для Каролины признать такой факт), но я могу угадать, — продолжала моя неутомимая сестра.

Я с нетерпением ждал.

— Его кузина.

— Флора Экройд? — изумился я.

Флора Экройд не доводилась родственницей Ральфу Пэтону, но Ральфа так долго считали родным сыном Экройда, что его родство с Флорой ни у кого не вызывало сомнений.

— Флора Экройд, — сказала моя сестра.

— Но почему он не пошел в Фернли, если хотел ее увидеть?

— Тайная помолвка, — объяснила Каролина с величайшим удовольствием. — Старый Экройд не захочет и слушать об этом, и они вынуждены встречаться вот так.

В теории Каролины я видел немало слабых мест, но я удержался от замечаний. От этого разговора нас отвлекло случайное упоминание о нашем новом соседе.

Рядом с нами, в доме под названием «Ларчиз», недавно поселился какой-то незнакомец. К большой досаде Каролины, она ничего не смогла узнать о нем, кроме того, что он иностранец. Ее агентурный корпус оказался бессильным. Предположительно установлено, что в пищу он употребляет молоко и овощи, мясо и, если случается — рыбу. Точно так же, как и любой из нас. Но никто из тех, кто занимается поставкой этих продуктов, кажется, так ничего и не узнал. Зовут его, по-видимому, мистер Порротт, и это имя вызывает какое-то странное чувство нереальности. Нам известно только то, что он интересуется выращиванием тыкв.