Я взял его в руку, с любопытством посмотрел на него и вернул назад.

— Что вы об этом думаете, мой друг? — спросил он, глядя на меня проницательно.

— Лоскуток, оторванный от носового платка, — ответил я, пожимая плечами.

Он сделал другое быстрое, как молния, движение и поднял маленький кусочек от ствола гусиного пера, кусочек, похожий на зубочистку.

— И это! — крикнул он победно. — А что вы думаете об этом?

Я только удивленно смотрел.

Он опустил перо в карман и посмотрел снова на кусочек белой материи.

— Лоскуток от носового платка? — проговорил он задумчиво. — Может быть, вы и правы. Но запомните: в хорошей прачечной носовых платков не крахмалят.

Он победно кивнул мне и осторожно вложил лоскуток в свой бумажник.

Мы вернулись к дому. Признаков присутствия инспектора не было. На террасе Пуаро задержался. Он стоял, прислонившись спиной к стене и медленно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону.

— Une belle propriété[5], — произнес он, наконец, оценивающе. — Кому оно достанется?

Его слова почти потрясли меня. Странно, но до сих пор вопрос о наследстве не приходил мне в голову.

Пуаро проницательно посмотрел на меня.

— Значит, это для вас новая мысль, — сказал он. — Вы об этом раньше не думали?

— Нет, — признался я откровенно. — А следовало бы.

Теперь он посмотрел на меня с любопытством.

— Интересно, что вы имеете в виду, говоря это, — сказал он задумчиво. — А! Нет, — остановил он меня, видя, что я собираюсь ответить, — Inutile[6]! Вы все равно не откроете мне своих настоящих мыслей.

— «Каждый обязательно что-то скрывает», — процитировал я, улыбаясь.

— Точно.

— Вы все еще так думаете?

— Больше, чем когда бы то ни было, мой друг. Но от Эркюля Пуаро утаивать что-либо нелегко. Он умеет разгадать все.

Произнося эти слова, он спускался по ступенькам в голландский сад.

— Давайте, немного прогуляемся, — сказал он через плечо. — Сегодня такой чудесный воздух.

Я пошел за ним. Он повел меня налево по дорожке, обсаженной по краям тисовым кустарником. Потом мы дошли до середины аллеи, по обе стороны которой были строгие английские клумбы, а в конце — мощеное плитами уединенное место в виде круга со скамьей и бассейном с золотыми рыбками. Пуаро не пошел до конца, а свернул на тропу, что вилась вверх по лесистому склону. В одном месте деревья вырубили и поставили скамью. Сидя на ней, можно было любоваться великолепной панорамой сельской округи, а рядом, внизу, была мощеная площадка и бассейн с золотыми рыбками.

— Англия очень красива, — произнес Пуаро, любуясь открывшимся видом.

Он улыбнулся.

— И английские девушки — тоже, — добавил он, понизив голос. — Тише, мой друг, и посмотрите вниз.

Я посмотрел и увидел Флору. Она шла по аллее, с которой мы только что свернули и, не раскрывая рта, напевала отрывок мелодии из какой-то песни. Она скорее танцевала, чем шла, и, несмотря на черное платье, весь ее вид выражал не что иное, как радость. Она вдруг сделала пируэт на носках, и ее черная одежда развеялась колоколом. Откинув назад голову, она радостно засмеялась.

В это время из-за деревьев вышел мужчина. То был Гектор Блант. Девушка вздрогнула. Выражение ее лица немного изменилось.

— Как вы меня напугали! Я вас не заметила.

Блант ничего не ответил и молча смотрел на нее одну-две минуты.

— Что мне в вас нравится, — сказала она с чуть заметной злостью, — так это ваш веселый разговор.

Мне показалось, что Блант покраснел под своим загаром. Его голос, когда он заговорил, прозвучал по-другому — в нем слышалась какая-то странная покорность.

— Никогда не был слишком разговорчивым. Даже когда был молодым.

— Я думала, что это было очень давно, — сказала Флора серьезно.

В ее тоне слышалась насмешка. Но Блант ее не заметил.

— Да, — сказал он просто, — это было давно.

— Наверное, интересно чувствовать себя Мафусаилом? — спросила Флора.

На этот раз насмешка была заметнее, но Блант развивал свою мысль дальше.

— Помните историю, как тот парень продал свою душу дьяволу? Чтобы снова стать молодым? Об этом есть даже опера.

— Вы имеете в виду «Фауста»?

— Да, да! Именно этого парня! Удивительная история. Многие пошли бы на это, если было бы можно.

— Послушать, как вы говорите, можно подумать, что вы скрипите суставами, — крикнула Флора, не то сердясь, не то забавляясь.

Блант замолчал. Он отвел взгляд от Флоры и сообщил стволу стоящего рядом дерева, что ему пора возвращаться в Африку.

— Вы уезжаете в новую экспедицию стрелять зверей?

— Пожалуй. Вы же знаете, это мое обычное занятие. Отстреливать животных, я имею в виду.

— Это вы убили то животное, голова которого висит в холле на стене, не так ли?

Блант молча кивнул. Потом, краснея, вдруг выпалил:

— Интересовались когда-нибудь красивыми шкурами? Если да, я мог бы добыть их для вас.

— О! Пожалуйста, — воскликнула Флора. — В самом деле? Вы не забудете?

— Не забуду, — ответил Гектор Блант. И добавил во внезапном порыве разговорчивости:

— Пора ехать! Я не гожусь для такой жизни. Не те манеры. Я человек грубый и неинтересный для общества. Нет, пора уезжать.

— Но вы ведь уезжаете не тотчас? — воскликнула Флора, — Нет… не сейчас, когда на нас свалилось столько горя. О! Пожалуйста. Если вы уедете…

Она немного отвернулась.

— Вы хотите, чтобы я остался? — спросил Блант.

Он сказал это преднамеренно, но совершенно спокойно.

— Все мы…

— Я имею в виду только вас лично, — сказал Блант прямо.

Флора медленно повернулась к нему снова и встретила его взгляд.

— Я хочу, чтобы вы остались, — сказала она, — если… если это не все равно.

— Это не все равно, — подтвердил Блант.

Наступило молчание. Они сели на каменную скамью у бассейна и, казалось, не знали, о чем говорить.

— Прекрасное утро, — наконец, проговорила Флора. — Вы знаете, я не могу не чувствовать себя счастливой, несмотря… Несмотря на все! Наверное, это ужасно?

— Вполне естественно, — сказал Блант. — Вы водь никогда раньше не видели своего дядю до того, как приехали сюда два года назад, не так ли? Поэтому вы и не можете горевать слишком долго. Сейчас важнее всего, чтобы не было никакого вздора вокруг этой истории.

— Вы способны утешить, — сказала Флора. — Вы так просто смотрите на вещи.

— Как правило, все очень просто, — ответил охотник.

— Не всегда, — ответила Флора.

Она произнесла это тихим голосом, и я видел, как Блант повернулся и посмотрел на нее, явно прогнав от себя миражи далеких африканских берегов. Перемену в ее тоне он, очевидно, понял по-своему, потому что, помолчав с минуту, он вдруг заговорил в весьма неожиданной манере.

— Послушайте, — сказал он, — вы же знаете, что нельзя так мучить себя. Я говорю об этом молодом человеке. Инспектор — осел! Каждому ясно, что он не мог этого сделать. Полнейший абсурд. Это был посторонний человек. Взломщик. Это единственно возможное объяснение.

Флора посмотрела на него.

— Вы действительно так думаете?

— А вы — нет?

— Я… о да, конечно.

И снова молчание.

— Я скажу вам, почему я чувствовала себя сегодня такой счастливой, — вновь заговорила Флора. — Вы можете счесть меня бессердечной, но я все же скажу. Потому что был адвокат мистер Хэммонд. Он сообщил нам о завещании. Дядя Роджер оставил мне двадцать тысяч фунтов. Подумать только — двадцать тысяч прекрасных фунтов.

Блант удивленно посмотрел на нее.

— Это для вас так важно?

— Так важно для меня! Это для меня все — свобода, жизнь! Не будет больше расчетов, выкраивания, лжи…

— Лжи? — резко перебил ее Блант.

Флора, казалось, на минуту растерялась.