Отпустив последнего больного, я пошел в заднюю часть дома в маленькую комнату, которую я называю мастерской… Я очень горжусь самодельным радиоприемником, что сам смастерил. Каролина ненавидит мою мастерскую. Я держу там инструменты и не разрешаю Энни производить беспорядки своим совком и щеткой. Я приводил в порядок внутренности будильника, объявленного домашними никуда не годным, как дверь приоткрылась, и Каролина просунула в нее свою голову.
— А! Вот где ты, Джеймс, — сказала она недовольно. — Тебя хочет видеть месье Пуаро.
— Ну, — ответил я с раздражением, так как от ее внезапного появления вздрогнул и уронил мелкую деталь механизма, — если он хочет меня видеть, пусть войдет сюда.
— Сюда?..
— Ну да. Сюда. Я же сказал.
В знак неодобрения Каролина презрительно фыркнула и удалилась. Через минуту-две она вернулась, сопровождая Пуаро, а затем снова удалилась, захлопнув со стуком дверь.
— Ага, мой друг, — сказал Пуаро, входя и потирая руки. — Как видите, от меня не так легко отделаться!
— Закончили с инспектором?
— Пока — да. А вы осмотрели всех больных?
— Да.
Пуаро сел и, склонив свою яйцеобразную голову, смотрел на меня с видом человека, смакующего восхитительную шутку.
— Вы ошибаетесь, — сказал он наконец. — Вы должны принять еще одного больного.
— Не вас ли? — воскликнул я с удивлением.
— А, нет, не меня. У меня великолепное здоровье. Нет, откровенно говоря, это моя небольшая идея. Мне нужно кое с кем повидаться, и в то же время совсем не нужно, чтобы вся деревня в связи с этим строила всякие догадки. А это могло бы случиться, если бы увидели, что женщина идет ко мне. Как видите, это женщина. А к вам она уже приходила раньше как больная.
— Мисс Рассел! — воскликнул я.
— Précisément[37]. Я очень хочу поговорить с ней, так что я послал ей небольшую записку и назначил встречу в вашей приемной. Я вам не надоел?
— Наоборот, — сказал я. — Это значит, что мне тоже разрешается присутствовать во время интервью?
— Ну, конечно! В вашей собственной приемной!
— Вы знаете, — сказал я, снимая пенсне, — вся эта история очень интригует. Каждое новое событие как новый узор в калейдоскопе. Вы встряхиваете калейдоскоп и факт оборачивается совершенно новой стороной. А теперь скажите, почему вы так хотите видеть мисс Рассел?
Пуаро вскинул брови.
— Это же совершенно ясно, — пробормотал он.
— Вы снова за свое, — проворчал я. — По-вашему, все ясно. А меня заставляете блуждать в тумане.
Пуаро покачал головой.
— Вы сами смеетесь надо мной. Взять хотя бы случай с мадемуазель Флорой. Инспектор удивился, а вы… вы — нет.
— Мне даже и не снилось, что она может оказаться воришкой, — запротестовал я.
— Вполне возможно. Но я наблюдал за вашим лицом, и вы восприняли это не так, как инспектор Рэглан, с потрясением и недоверием.
С минуту или две я размышлял.
— Может быть, вы и правы, — сказал я наконец. — Я все время чувствовал, что Флора что-то скрывает, так что правду, когда она обнаружилась, я ожидал уже подсознательно. Она действительно очень огорчила Рэглана. Бедняга.
— А! Pour ça, oui[38]! Бедняга должен пересмотреть все свои теории. Но благодаря состоянию его умственного хаоса мне удалось убедить его сделать мне небольшую уступку.
— Какую же?
Пуаро вытащил из кармана лист писчей бумаги. На нем было что-то написано. Он прочитал вслух: «В течение нескольких дней полиция разыскивала капитана Ральфа Пэтона, приемного сына доктора Экройда из Фернли Парка, умершего при трагических обстоятельствах в прошлую пятницу. Капитан Пэтон задержан в Ливерпуле при попытке сесть на пароход, отправлявшийся в Америку».
Он снова сложил бумагу.
— Завтра, мой друг, это будет в утренних газетах.
Ошеломленный, я смотрел на него, ничего не понимая.
— Но… но это неправда! Его нет в Ливерпуле!
Пуаро просиял улыбкой.
— У вас очень быстрый ум. Нет, в Ливерпуле его не нашли. Инспектор Рэглан очень неохотно разрешил мне послать это сообщение в прессу, тем более, что я не смог доверить ему суть своей идеи. Но я торжественно заверил его, что после того, как сообщение появится в газетах, последует очень интересный результат. И он согласился при условии, что ответственность я беру полностью на себя.
Я смотрел на него с недоумением. В ответ он только улыбался.
— Это сверх моего понимания, — сказал я, наконец. — Для чего вам это нужно?
— А вы бы воспользовались своими серыми клеточками, — сказал Пуаро серьезно.
Он встал и подошел к верстаку.
— А вы действительно любите механизмы, — сказал он, разглядывая различную металлическую рухлядь — результаты моих трудов.
— У каждого свое хобби.
Я тут же постарался привлечь внимание Пуаро к своему самодельному радиоприемнику. Видя, что он заинтересовался, я показал ему одно или два своих собственных изобретения, — простые вещицы, но полезные в домашнем хозяйстве.
— Вам, несомненно, следовало бы стать по профессии изобретателем, а не врачом, — сказал Пуаро. — Но я слышу — звонят… Это ваша «больная». Пойдемте в приемную.
Однажды меня уже поразили остатки былой красоты лица экономки. На этот раз я был поражен снова. В очень простом черном платье, высокая и стройная, с большими темными глазами и с несвойственным для ее бледных щек румянцем, она, как всегда, держалась независимо. Я представил себе, как потрясающе красива она, наверное, была в юности.
— Доброе утро, мадемуазель, — поздоровался Пуаро. — Садитесь, пожалуйста. Доктор Шеппард был настолько любезен, что разрешил мне воспользоваться его приемной для небольшого разговора с вами.
Мисс Рассел села с обычным для нее самообладанием. Если она и была внутренне встревожена, это никоим образом не проявлялось.
— Странный способ устраивать дела, позволю себе заметить, — сказала она.
— Мисс Рассел, у меня для вас есть новости!
— В самом деле!
— В Ливерпуле арестован Чарльз Кент.
На ее лице не дрогнул ни один мускул. Она только чуть больше открыла глаза и спросила с оттенком вызова.
— Ну и что из этого?
И тут меня осенило… то сходство, которое все время меня преследовало, то знакомое, что было в пренебрежительных манерах Чарльза Кента! Два голоса — один грубый и резкий, а другой мучительно женственный — были до странности похожи по тембру. Теперь я понял, что тот голос за воротами Фернли Парка напоминал мне голос мисс Рассел. Пораженный этим открытием, я посмотрел на Пуаро. Он незаметно кивнул мне.
В ответ на вопрос мисс Рассел Пуаро чисто по-французски выбросил вперед руки:
— Я думал, что, может быть, это вас заинтересует, вот и все, — сказал он мягко.
— Ну, не особенно, — ответила мисс Рассел. — А кто этот Чарльз Кент, между прочим?
— Это человек, мадемуазель, который был в Фернли в ночь убийства.
— В самом деле?
— К счастью, у него есть алиби. Без четверти десять он был в пивной в миле отсюда.
— К счастью для него, — заметила мисс Рассел.
— Но мы все еще не знаем, что он делал в Фернли… к кому он приходил, например.
— Боюсь, что я ничем не смогу помочь вам. Я ничего не слышала. Если это все…
Ока сделала движение, как бы намереваясь встать. Пуаро остановил ее.
— Это еще не все, — сказал он мягко. — Сегодня утром стали известны новые обстоятельства. Теперь выходит, что мистер Экройд был убит не без четверти десять, а раньше. Между 8.50, когда ушел доктор Шеппард и 9.45.
Я видел, как отхлынула кровь от лица экономки, и оно стало мертвенно-бледным. Качнувшись, она подалась вперед.
— Но мисс Экройд говорила… мисс Экройд говорила…
— Мисс Экройд призналась, что лгала. В тот вечер она не была в кабинете вовсе.
— Тогда?
— Тогда выходит, что Чарльз Кент и есть тот человек, которого мы ищем. Он приходил в Фернли и не может объяснить, что он там делал…