— Ей не хотелось называть его имени, — медленно произнес Экройд. — Фактически она даже не сказала, что это был мужчина. Но конечно…

— Конечно, — согласился я, — это должен быть мужчина. — И у вас нет никаких подозрений?

Вместо ответа Экройд застонал и уронил голову на руки.

— Не может быть, — простонал он. — Я схожу с ума от одной лишь мысли об этом. Я даже не решусь сказать вам, какое чудовищное подозрение пришло мне в голову! Хотя скажу вам вот что. Кое-что из ее рассказа наводит меня на мысль, что эта личность может оказаться среди моих домашних… Но этого не может быть! Я, наверное, не так ее понял…

— Что же вы ей сказали? — спросил я.

— Что я мог сказать? Она, конечно, видела, насколько я потрясен. А потом было неясно, что же предпринимать мне во всей этой истории. Понимаете, она сделала меня соучастником уже после того, как сам факт свершился. Полагаю, она видела все это яснее, чем я. Вы знаете, я был ошеломлен! Она попросила у меня двадцать четыре часа… взяла с меня обещание ничего не предпринимать до окончания срока. Она наотрез отказалась назвать имя негодяя, который шантажировал ее. Я думаю, что из боязни, как бы я не пошел и не избил его, а тогда не миновать беды и ей самой! Она заверила, что в течение этих двадцати четырех часов я получу от нее письмо. Боже мой! Клянусь вам, Шеппард, мне и в голову не приходило то, что она задумала. Самоубийство! И это я толкнул ее к нему…

— Ну что вы, — сказал я, — не нужно так преувеличивать. Ответственность за ее смерть к вам не имеет никакого отношения.

— Но что мне теперь делать? Вот в чем вопрос! Бедная женщина умерла. Стоит ли ворошить прошлое?

— Вполне с вами согласен.

— Но здесь есть другая сторона. Как мне найти мерзавца, который привел ее к смерти? Разве это не равносильно тому, что он сам убил ее? Он знал о первом преступлении и воспользовался этим бесстыдно, как хищник! Она понесла наказание. А он — разве он должен оставаться ненаказанным?

— Понимаю, — проговорил я медленно. — Вы хотите загнать его в угол. Вы, конечно, знаете, что тогда вся эта история будет предана широкой огласке?

— Да, я думаю об этом. Я по-разному подходил к этому вопросу…

— Я согласен с вами, что негодяй должен быть наказан, однако, следует учесть, чего это будет стоить.

Экройд встал и заходил по комнате. Потом снова вернулся в кресло.

— Послушайте, Шеппард! Допустим, мы оставим все, как есть. Если от нее не будет ни слова, мы не будем поднимать этого дела…

— Как это понимать — «если от нее не будет ни слова»? — спросил я с любопытством.

— У меня такое чувство, что перед тем, как уйти, она где-то или как-то оставила для меня письмо. Я не могу объяснить всего, но у меня такое чувство.

Я покачал головой.

— Она не оставила ни письма, ни записки. Я спрашивал.

— Шеппард, я уверен, что оставила! И более того: мне кажется, что, избрав для себя смерть обдуманно, она даже хотела, чтобы все стало известно, лишь бы отомстить тому человеку, который довел ее до отчаяния. Я думаю, что если бы я пришел к ней тогда еще раз, она назвала бы мне его имя и попросила пойти к нему, и сделать все возможное.

Он посмотрел на меня.

— Вы не верите в подобные предчувствия?

— О да, верю. В некотором смысле!.. Если, как вы говорите, от нее должно быть письмо… — я умолк.

Бесшумно отворилась дверь, и вошел Паркер с подносом, на котором лежало несколько писем.

— Вечерняя почта, сэр, — сказал он, отдавая Экройду поднос. Он собрал чашки и вышел.

Я немного отвлекся, а когда снова посмотрел на Экройда, то увидел, что он стоял, окаменев. Взгляд его был прикован к узкому голубому конверту. Остальные письма упали наземь.

— Ее почерк, — прошептал он. — Должно быть, она выходила и опустила его в почтовый ящик прошлой ночью, как раз перед тем, как… перед тем, как…

Молниеносным движением он вскрыл конверт и извлек оттуда большое письмо. Резко подняв голову, он взглянул на меня.

— Вы уверены, Шеппард, что закрыли окно? — спросил он.

— Вполне, — ответил я удивленно, — а что вас тревожит?

— Весь вечер меня не покидает странное чувство, будто за мной кто-то следит, кто-то наблюдает. Что это там?! — он резко обернулся. Я невольно повторил его движение. Нам обоим показалось, что дверная ручка слегка щелкнула.

Я быстро подошел к двери и отворил ее. Там никого не было.

— Нервы, — пробормотал Экройд.

Он развернул плотные листы бумаги и прочитал вслух приглушенным голосом:

«Дорогой мой, дорогой мой Роджер… за жизнь нужно платить жизнью. Я понимаю… я поняла это сегодня по вашему лицу. И потому ухожу по единственному еще открытому для меня пути. Оставляю вам наказать человека, который за этот год превратил мою жизнь в ад на земле. Сегодня днем я вам не назвала его имени, но я напишу о нем сейчас. У меня нет ни детей, ни близких родственников. Мне некого щадить, и поэтому не бойтесь огласки. Если можете, дорогой мой Роджер, простите мне то зло, которое я чуть было не причинила вам, и которое, когда пришел срок, я все же не смогла причинить»…

Не переворачивая страницы, Экройд замолчал.

— Вы меня извините, Шеппард, но я должен прочитать это один, — произнес он нерешительно. — Письмо написано только для меня, только для меня одного.

Он вложил письмо в конверт и положил на стол.

— Потом, когда буду один.

— Нет! — крикнул я под влиянием какого-то инстинктивного побуждения, — читайте сейчас!

Зкройд посмотрел на меня с изумлением.

— Извините, — сказал я, краснея. — Я не имел в виду, чтобы вы читали вслух мне. Прочитайте сами, пока я еще здесь.

Экройд покачал головой.

— Нет, я лучше подожду.

По какой-то непонятной мне самому причине я продолжал уговаривать его.

— Прочитайте хотя бы имя шантажиста, — попросил я.

Теперь Экройд, по существу, заупрямился, и чем настойчивее я старался уговорить его, тем решительнее был его отказ. Все мои доводы оказывались напрасными….

Письмо принесли без двадцати минут девять. Оно так и осталось непрочитанным, когда без десяти девять я уходил. Уже взявшись за дверную ручку, я нерешительно остановился и оглянулся, обдумывая, все ли я сделал. Ничего не придумав, я вышел и закрыл за собой дверь.

Я вздрогнул, увидев рядом фигуру Паркера. Он, казалось, смутился, и мне пришло в голову, что он подслушивал у двери. Какая жирная, самодовольная и масленая физиономия у этого человека! А во взгляде — какая-то решительность и неопределенность вместе.

— Мистер Экройд не хочет, чтобы его беспокоили, — сказал я холодно. — Он попросил меня передать вам об этом!

— Отлично, сэр. Мне показалось, что позвонили.

Это была такая явная ложь, что я не стал отвечать ему. Проводив меня в холл, он помог мне одеться.

Я вышел в ночь. Луна была закрыта облаками, и все казалось очень темным и спокойным. Когда я проходил домик привратника, деревенские часы пробили девять. Я повернул налево, к деревне, и чуть было не столкнулся с человеком, шедшим в противоположном направлении.

— Это дорога в Фернли Парк? — хриплым голосом спросил незнакомец.

Я взглянул на него. Шляпа — глубоко надвинута на лоб, воротник пальто поднят. Лица почти не видно, но чувствовалось, что это молодой человек. Голос его был груб и прост.

— Вот в эти ворота, — ответил я.

— Благодарю вас, мистер.

Он помолчал, а затем совершенно излишне добавил:

— Я чужой в этих краях.

Он пошел в ворота, а я обернулся и посмотрел ему вслед. Странно, его голос напоминал чей-то знакомый мне голос, но чей — я не мог вспомнить.

Через десять минут я был уже дома. Каролину очень интересовало, почему я вернулся так рано. Чтобы хоть как-то удовлетворить ее любопытство, я вынужден был присочинить немного к своему отчету о вечере. Но чувствовал я себя неловко, видя, что Каролина мне не верит.

В десять часов я поднялся, зевнул и сказал, что пора спать. Каролина неохотно согласилась.