Березов с закрытыми глазами, мысленно перебираясь с траулера на траулер, с отчетливостью видел, как по разному ведут они себя на волне, все одинаково шли на нее грудью, но одних она отшвыривала легче, те захлебывались, их до самой рубки накрывало волнами, другие держались уверенней, эти упрямо взбирались на гребень вала, разрезали форштевенем пенный обрушивающийся козырек. За них можно не беспокоиться, они выдюжат, думал Березов. И снова он возвращался быстрым, отчетливым воображением к судам постарше, тревожился о них, пытливо всматривался — как они там?

— SOS! — закричал радист. — Кто-то терпит бедствие! Березов метнулся к рации. Плавбазу положило на левый борт, Березов повалился на радиста, тот еле удержал его. Второй радист лихорадочно вертел регуляторами, улучшая слышимость. Канал был пуст.

— Да кто терпит бедствие, кто? — крикнул Березов. — Отвечай немедленно — кто?

Радист предостерегающе поднял руку. Передача ключом возобновилась. Радист повторял вслух:

— …Сорвало лючины… Волна наполняет трюмы… Передача прервалась так же внезапно, как началась. Несколько секунд тишина в рубке нарушалась лишь ревом ветра снаружи. Потом сквозь шумы в эфире прорвался чей-то далекий голос, который прокричал конец неуслышанной фразы: «…помощи поскорей!» — и снова наступило молчание.

Березов немного подождал, не повторится ли призыв о помощи, потом крикнул в микрофон:

— Товарищи, кто это был? Кто знает, сообщите!

В эфире зазвучали голоса, они перебивали друг друга, сталкивались, спорили — все суда приняли отчаянный призыв терпящего бедствие товарища:

— Никишин! — Да нет, не Никишин. — Я с Никишиным недавно разговаривал, он бежит на юг. Новожилов это, у него смыло сети. — Я Новожилов, сети смыло, верно, в остальном ничего, штормую. — Никишин, отзовись, Никишин! — Николай Николаевич, говорит Петренко, это Бродис. Бродис это, голос на него похож. — Бродис, ответьте флагману, как у вас, прием. — Я Никишин, я Никишин, у меня все в порядке, штормую без потерь. — На связи Бродис, что там за паника насчет меня? Это же был Доброхотов, Доброхотов это, его голос!

В рубку вошел взволнованный Трофимовский.

— Слышал? — спросил Березов. — Кто-то терпит бедствие, а кто — не понять. Как на локаторе?

— Обозрению мешают волны, но все, кто показывался в развертке остались, — ответил Трофимовский. — В радиусе пятидесяти миль никто не исчез.

Березов с минуту раздумывал. В районе, очерченном пятьюдесятью милями от плавбазы, штормовал практически весь флот. На севере, на новых рабочих квадратах, куда перемещался промысел, за пределами пятидесяти миль траулеров быть не должно, да и буря шла оттуда, она гнала суда на юго-восток, ближе к плавбазе. На юге, за электронным обзором, оставались суда, подчищавшие уже обработанные квадраты, их было немного. Несчастье могло произойти и с теми, кто попадал в развертку локатора, и с теми, кто оказался вне локаторного поля. Березов поглядел на свою карту, она вся была густо усеяна номерами штормующих судов, они разбрасывались на полтораста миль по меридиану, почти на сотню миль по параллели — с кем произошла беда?

— Опросить весь флот! — приказал Березов радисту. — Всем капитанам отвечать по флотилиям, кратко — кто, где, в каком состоянии. — А ты, — сказал он Трофимовскому, — поставь одного из штурманов у второго локатора — не отрываться, следить, кто как штормует, куда несет… И дай пеленг, чтобы определялись по плавбазе.

Трофимовский удалился в штурманскую. Аппарат выстукивал ответы: капитаны сообщали, как дела, где они сейчас — скорей по собственному соображению, чем по пеленгу, — и нужна ли помощь. Минута шла за минутой, количество опрошенных судов умножалось, ни один, кого вызывали флагманы, не молчал — борьба с бурей у всех шла благополучно. Березов все с большим недоумением всматривался в карту, он начинал думать, что судно, запросившее помощи, не из их флота. Правда, в районе промысла, слишком далеком от морских трасс и традиционных мест рыболовства, других, не «Океанрыбы», судов еще не было ни одного, но не исключено, что буря подхватила какой-то пароход и гонит его издалека. И Березов прикидывал: если незнакомец еще на плаву, он вскоре появится в локаторе, и тогда можно будет организовать помощь, даже если радиостанция у них отказала — погнать плавбазу навстречу чужому электронному пятнышку, засветившемуся среди своих.

Сомнения Березова прервал голос радиста:

— Есть! Есть! Передает Карнович. Он принял повторный сигнал бедствия.

И тут же из приемника вынеслись взволнованные голоса, штормующие суда запрашивали, у кого бедствие и куда идти на помощь. Все приняли сообщение «Бирюзы».

— Опять передает Карнович, — быстро говорит радист. — Он принял SOS, очень слабый, отчетливы только слова: «…нуждаюсь срочной помощи!»

— Почему услышал Карнович, а не вы? — возмущенно крикнул Березов. — На что тогда ваши аппараты?

В разноголосицу голосов в эфире ворвался яростный вопль Карновича:

— Николай Николаевич, да заткните им всем!.. — Карнович бешено выругался. — Слушать мешают!

— Всем уйти с частоты! — распорядился Березов. — Только слушать, кто терпит бедствие, и докладывать мне на ключе.

И еще несколько минут прошли в молчании и это были, вероятно, самые томительные минуты во всей нелегкой жизни Березова. А потом опять зазвучал взволнованный голос Карновича:

— Вижу судно, погружается кормой. Кабельтовых пять от меня. Иду на помощь.

— Сынок, сынок, помоги! — закричал Березов, спазма вдруг перехватила его горло. — Помоги скорей!

И тут же, овладев собой, снова становясь тем уверенным четким командиром, каким единственно и знали его на флоте, Березов отдал приказание всем судам, штормующим неподалеку от Карновича, запеленговать «Бирюзу» и срочно, не взирая ни на какие собственные трудности, идти к ней. Радист повторил его приказ радиограммой.

Внезапно усилившийся крен так резко швырнул Березова, что он налетел на столик. Не успел он подняться, как обратный крен бросил Березова на дверь. Второй радист вылетел из кресла. В радиорубку быстро вошел Трофимовский.

— Повернул, да? — спросил Березов, хватаясь за скобу на щите с, приборами. — Лагом пойдешь? А куда пойдешь?

Трофимовский показал на северо-восточный край промысла.

— Искать его, всего вероятней, здесь. Если понадоблюсь, я в ходовой рубке.

Борис Андреевич Доброхотов проштормовал в своей жизни не одну бурю. Предупреждение с «Тунца», что ураган изменил направление, пришло во время выборки порядка. Всего было вытравлено сто тридцать сетей, семьдесят успели возвратить на палубу, остальные с богатым уловом еще находились за бортом.

Доброхотов кинулся к барографу. Стрелка самописца тянула крутую линию вниз. Доброхотов выскочил на правое крыло. В суматохе выборки улова он некоторое время не следил за океаном. Его поразило зловещее изменение, совершившееся с небом за несколько минут: весь этот день ясное, успокоенно томное, оно внезапно стало буро-коричневым, по багровому фону струились красные полосы, а в точке, куда упало солнце, быстро росло черное облако.

Зрелище диковинного заката напомнило Березову о тропических тайфунах. Доброхотов не раз попадал в эти бури, когда служил в торговом флоте на Тихом океане. И его тоже удивил схожесть признаков. Несомненно было, что надвигается ураган. В штормовом предупреждении так и говорилось: «Циклон с ураганной силой ветра». Не было года, чтобы Доброхотов не попадал в ураганы, в иные зимы они налетали по три в месяц — это был зверь опасный, но хорошо изученный. С ним не следовало панибратствовать, но траулеры послевоенной постройки, идеально приспособленные для борьбы со стихией, успешно противостояли самым сильным ураганам.

— Предстоит ночка сегодня! — хмуро сказал Доброхотов вышедшим на мостик старпому Самохину и стармеху Шмыгову. — Будешь стегать кнутом все триста своих лошадей в машине, — добавил он Шмыгову. — И вам достанется, — предупредил он Самохина.