Эмма отчаянно сопротивлялась. Она была выше ростом и намного тяжелее, чем тщедушная мисс Пиннер. Почему-то имя гувернантки пришло ей на память, когда она почувствовала, что ее насильно затаскивают в машину на заднее сиденье; одну здоровую ногу несчастной женщины защемило, когда кто-то небрежно захлопнул дверцу автомобиля.

Эмма едва не потеряла сознание от острой боли и удушья: обмотанная вокруг головы грубая шерстяная ткань мешала притоку свежего воздуха.

Эмма смирилась, поняв, что сопротивление бесполезно: ей крепко связали руки веревкой, впившейся в нежные тонкие запястья. Она даже не могла закричать: жертву неизвестного преступника обволакивала зловонная удушливая тьма; наступила бесконечная ночь…

«Только бы вынести ночь», — промелькнула строка поэта в ее сознании.

Дина, набравшись храбрости, предположила, что Эмма может и не вернуться. Мегги сердито оборвала сестру.

— Не говори ерунды! Эмма обязательно вернется. Ведь она не оставила записку, как это сделала слюнявая Луиза?

— Сильвия тоже не оставила записку, — справедливо заметила Дина.

— Нет, оставила. Помнишь листок бумаги, который мы нашли несколько дней назад? Наверное, это и была записка Сильвии. «Я слишком сильно вас люблю и потому вас покидаю». — Мегги, пританцовывая, затянула знакомую песенку.

— Но пальто, в котором мы нашли записку, принадлежало совсем другой женщине. Зачем понадобилось Сильвии прятать свое послание в чужую старую одежду?

— Она была красивая бестолочь, — не стеснялась в выражениях Мегги. — Разве можно покидать человека, если сильно, даже «слишком сильно» его любишь? В таком случае наоборот следует остаться. Ну да ладно, во что мы будем играть сегодня утром? Лучше в такую бешеную игру, чтобы все кругом задрожало.

Дина неохотно согласилась с затеей сестры: учинить громогласное «шоу» с засадами и дикими воплями в гулких коридорах и на лестнице кортландского дома. В отличие от Мегги, Дина не могла заглушить искусственным весельем тревогу, закравшуюся в ее чуткое сердечко. Ей хотелось плакать до того времени, пока не вернется Эмма. Разве только мама… но далекая мама перестала быть для нее живой реальностью: другое дело — Эмма. Если бы только Мегги отказалась от своей угрозы подложить дохлую нечисть в постель Эммы! И от устрашающих слов о смертельной свече… Когда Мегги неожиданно выпрыгнула из-за занавески, Дина завизжала от страха, так напряглись нервы ребенка.

Барнаби вышел из кабинета, запрокинув голову, и прикрикнул на расхулиганившихся близнецов:

— Не могли бы вы, девочки, поиграть в какую-нибудь спокойную игру? Вы превратились в настоящих уличных мальчишек. Где Эмма?

— Она ушла, — лаконично ответила Мегги.

— Ушла? Куда?

Мегги сокрушенно вздохнула.

— Мы не знаем. Она нам не сказала.

— И давно она ушла?

— Сразу после завтрака. — Мегги изобразила сожаление и совсем по-взрослому пожала плечами, когда ее отец поднимался наверх. — Можешь не беспокоиться, она заверила, что вернется после обеда.

— Так куда же все-таки она отправилась?

— Эмма нам не сказала, а только предупредила: ей срочно нужно уйти. И она не оставила записку, так что все в порядке.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь: все в порядке, раз она не оставила записку?

Мегги посмотрела на отца с величайшим сожалением, как на тупого школьника:

— Разве ты еще не понял, что они не возвращаются только тогда, когда оставляют записку?

— Какую чушь ты несешь! — Барнаби пошел искать кого-нибудь из домочадцев, способного толково объяснить ему причину странного отсутствия Эммы.

Мегги, почувствовав себя виноватой, сказала Дине:

— Я думаю, нам надо найти записку.

Теперь удивилась Дина:

— Но ты только что утверждала, что Эмма не оставила записку.

— Какая же ты недогадливая. Я говорю о записке, которую мы нашли раньше в кармане старого пальто.

Мегги не решилась признаться сестре, что после разговора с Эммой в поезде, когда она притворилась, что не понимает, о чем ее спрашивают, ее не покидало чувство вины и страха. У честной от природы Мегги возникло тяжкое ощущение, что она своим малодушным поступком развязала руки каким-то темным силам, и теперь неминуемо произойдет что-то ужасное. Она знала, что именно, и пыталась отогнать страх, сотворив как можно больше шума.

— Ну, побежали! — скомандовала она и помчалась на чердак.

Переворошив два больших сундука, девочки не обнаружили и следов простенького красного пальтьица, в кармане которого лежала скомканная записка.

Сидевшая на корточках Мегги не могла скрыть своего удивления и разочарования.

— Давай спустимся вниз, — умоляла ее Дина. — Мне страшно.

— Ты трусиха, — презрительно бросила Мегги. — Чего ты боишься?

— Ты же знаешь, нам не разрешили трогать эти вещи.

— Потому что кому-то не хочется, чтобы мы нашли записку. Но теперь она все равно пропала. Я думаю…

— Что? — дрожащим голосом спросила Дина.

— Надо рассказать обо всем Эмме, когда она вернется, — решила Мегги.

— Обязательно, — с готовностью согласилась Дина. — Эмма знает, что делать в таких случаях.

За обедом, на котором Эмма отсутствовала, разговаривали мало. Беспокойство овладело всеми: дядей Дадли, дядей Рупертом и особенно папой.

— Я думаю, она занимается расследованием исчезновения Луизы, — нарушил молчание Дадли, и его рыхлое лицо сморщилось, словно он собрался заплакать.

— Ей не следовало приниматься за такое рискованное дело, никого не предупредив, — сказал папа. — Сегодня утром она получила телеграмму, которую, как утверждает миссис Фейтфул, сразу сожгла, так что никто не знает содержания депеши. Она вышла из дома через заднюю дверь и, скорее всего, направилась к автобусной остановке.

— Я ее не видел, — поторопился заметить дядя Дадли. — Я с утра помогал Вилли по хозяйству; мы возились с овцами.

— Ох уж эти женщины! — сокрушался дядя Руперт. — Зачем мы только связываемся с ними? Для чего соглашаемся вовлекать себя в бесполезные хлопоты и неприятности? — Он браво покрутил ус и самодовольно улыбнулся.

— Я позвонил в полицию, — сообщил папа. — Они будут здесь с минуты на минуту. Собираюсь рассказать им об исчезновении Луизы; если Эмма к тому времени не вернется, мы начнем ее разыскивать.

— При помощи полиции? — воскликнул дядя Дадли, заметно смущенный таким поворотом дела.

— Может быть, в этом и нет необходимости, — отозвался папа, — но я больше не хочу рисковать.

— Ну и дела, скажу я вам, — пробормотал политик Руперт.

Мегги вдруг закашлялась, и папа вспомнил о существовании девочек.

— А вы, дети, — обратился он к близнецам, — поиграли бы лучше сегодня на улице. Дождь прекратился. Но смотрите не попадите под машину, когда приедет полиция.

По его встревоженному и в то же время отсутствующему взгляду Мегги поняла, что он снова забыл об их с Диной существовании. Он думал о своей жене, которая все не возвращалась. Но Эммой все в порядке. Иначе и быть не может.

Когда Мегги вышла во двор, небо прояснилось и стало теплее — и тут в девочку словно бес вселился. Она как угорелая носилась вокруг деревьев, мчалась сквозь кусты, и холодные капли с веток затекали ей за воротник, сползали по спине… Потом Мегги неожиданно устремилась к старой конюшне. Дина, не поспевая за сестрой, кричала:

— Куда ты? Во что мы играем?

— Я лошадь, а ты должна меня поймать, — прокричала в ответ Мегги. — Ах, смотри, там стоят пугало. Наверное, Вилли сделал его для сада. Как глупо: он натянул на него пальто наизнанку. Давай-ка мы это исправим.

Пугало прислонили к стенке конюшни. На его уродливой соломенной голове красовался берет со свисающими краями, на жесткие деревянные руки было криво натянуто пальто.

— Бедное старое пугало, — запричитала Дина. — Мы оденем тебя как следует.

Они расстегнули пуговицы на пальто и быстро сняли его с пугала, которое тут же упало в грязь. Когда Дина, бормоча извинения, бросилась его поднимать, она услышала за собой голос Мегги: