Так что обращение именно к Сармату — единственная гарантия конфиденциальности расследования. Полная же конфиденциальность — единственная гарантия того, что расследование когда-нибудь будет завершено.

Человек был похож на немыслимый гибрид краба с осьминогом. Шарообразное туловище с несимметричными ножками ежеминутно пыталось скатиться со стула. Глаза, круглые, как бильярдные шары, были тусклыми и настолько бессмысленными, что невозможно было определить, куда направлен взгляд. Над столом, заставленным тарелками, извивались толстые щупальца-руки, то и дело отправлявшие в зияющую пропасть между усами и растрепанной бородой наиболее лакомые куски биомассы. Иногда правое щупальце хватало кружку с пивом и разом выливало ее содержимое за бороду. Левое в это время начинало шарить в пространстве в поисках официанта, уже несущего очередную кружку.

Четыре огромных розовых куска лососины, лежавшие на влажных листьях салата, радовали взгляд своим видом не более двух минут. Аппетит у «осьминога» был потрясающий, и весь его обед очень походил на сложный древний ритуал. Или — на рекламу алгарвийской кухни. Салфетками этот человек пользовался часто и бездумно, осыпая ими весь пол вокруг стола с быстро пустеющими тарелками. Вскоре тарелки опустели окончательно, и едок, бросив тоскливо-удивленный взгляд на этот набор керамики, заскучал. Левая клешня привычно взметнулась вверх.

— Ну, силен, — с восхищением прошептал Мигель, поглядывая на человекокраба. Желудок не позволял ему даже мечтать о гастрономических подвигах подобного рода, а служба в охране «Ситаса» жестко лимитировала потребление спиртного.

Мигель с тоской взглянул на жалкие остатки виски в своем стакане, потом — с интересом — на меня. Я понял, и официант принес еще.

«Дружим» мы с ним уже полгода. С присущей небогатым алгарвийцам непосредственностью он уже со второй «случайной» встречи начал называть меня «другом», а с третьей — забывать заплатить за выпитое. Я не возражал, поскольку сплетни, которыми он делился со мной за выпивкой, зачастую носили весьма прикладной характер. Например, Мигель очень не любил начальника своей смены, который во время скучных ночных дежурств обязывал их каждый час совершать обход здания, а каждые два часа — проверять работу сигнализации. Все остальное время начальник лично проводил в мониторной, не давая ни на минуту расслабляться. То ли дело — другая смена…

— Слышали новость, сэр? — Щеки Мигеля после второй порции виски заметно покраснели, и ему захотелось блеснуть своей осведомленностью. — У нас исчез один из менеджеров.

— Попросил политического убежища в Макао? — Я дал ему понять, что мне глубоко наплевать на все его новости.

— Не знаю, — пожал плечами Мигель. С чувством юмора у него все обстояло так же, как и у большинства его земляков. — Вел переговоры с обувщиками на севере, в Сао-Жоао-де Мадейра. В перерыве пошли обедать в ближайший ресторан, он вышел в туалет — и исчез.

— Встретил девушку своей мечты, — бросил я с усмешкой.

— В туалете? — Святая наивность. Все у него всерьез.

— Объявится скоро. Сам подумай, куда может пропасть человек в Сао-Жоао-де Мадейра?

— Так это произошло три дня назад, и до сих пор — ни звука! — Мигель явно набивался еще на одну порцию виски. Информация того не стоила, и я сделал вид, что не понял его красноречивых взглядов.

Но Мигель, кажется, уже забыл о пропаже менеджера. В его остановившихся глазах был животный страх. Я обернулся — и едва удержался от смеха. Человекоосьминог с жадностью пожирал очередную порцию жареной рыбы, а рядом с ним стояли пять пивных кружек: три пустых и две полных.

Я расплатился с официантом и, оставив Мигеля, направился к машине. Она стояла недалеко от «Ситаса», и магнитофон с бездушной тщательностью тупого механизма записывал все телефонные беседы господина Божко. Слушать их я буду уже дома.

Информация о пропавшем менеджере была очередной пустышкой, каких, впрочем, в моей работе — девяносто девять процентов. Пути-дороги Роберта пролегли далеко от севера Португалии, а обувной бизнес Божко меня интересовал не больше, чем прошлогодний снег в Красноярске. Своих забот столько, что не знаешь, с чего начать.

Вчера ночью я нанес очередной деловой визит в кабинет Кирилла Игоревича. В его, разумеется, отсутствие. Из бумаг меня более всего интересовали контракты, выполнение которых контролировал Роберт (и что меня к нему так тянет?). Их оказалось немного — по сравнению с общим бумажным потоком. И ничем эти контракты не отличались от других. Кроме «места действия». Турция, Пакистан, Афганистан, Вьетнам, Таиланд… Страны, народы которых говорят на совершенно разных языках, являются носителями разных культур и потомками разных древних цивилизаций. Объединяет их одно: во всех этих странах в промышленных масштабах производят наркотики.

Была, правда, еще одна особенность. Во всех контрактах, проходящих через Роберта, рядом с графой «банковские реквизиты» стояла пометка, похожая на греческую букву «омега» с чертой посередине. Или на латинскую «А», начертанную стильной вязью и опрокинутую с ног на голову. Что бы это значило? Код? Банковский знак? Здесь требовалась консультация специалиста по банковским операциям.

Я заехал на стоянку и включил магнитофон, поставив индикатор громкости на минимум.

— Нет, ты только послушай! — Божко покатывался со смеху. — Этого дурака продержали три дня в каком-то сарае на окраине города. Требовали долю — тридцать процентов от прибыли. Конечно! Наша доморощенная рэкетня! Лидер — какой-то русский парень лет тридцати с небольшим, с ним два олигофрена-португальца, которые, кажется, и не понимали, о чем шла речь! Потом дали ему позвонить, чтобы передал их условия.

— Надо их приструнить. Совсем распоясались, ублюдки!

— И самое смешное: этот русский оказался хохлом из Киева! Почти родной!

— Надо послать Василия, пусть проведет с ним воспитательную работу.

— Нет, Василий должен меня охранять. А здесь к вечеру будет Брык. Он сейчас в Испании.

— Побойся бога, Кирилл… Парень, может, первый раз в жизни оступился. Он же не мог знать, кто ты!

— Оступился — падай! — В голосе Божко появились жесткие нотки. — Не знаешь — не лезь! И вообще, я не советоваться тебе звоню. Как у нас с турками?

— Лучше, чем было. Но все равно трудно. Сложный человек Кайхан, сложный…

— Это — детали, — усмехнулся Божко. — Будут серьезные проблемы — звони немедленно.

— Кирилл, все-таки подумай о том парне. Может, сами разберемся?

— Нет, в Лиссабон поедет Брык. Он снимет этот вопрос. Все. Привет.

Опять Брык. Видно, не судьба нам с тобой разминуться.

Я отложил в сторону газету, заплатил за кофе и вышел на улицу. Полдень. Жара. Квартейра…

Всю ночь я систематизировал телефонные разговоры господина Божко, стараясь выделить те места, которые мне непонятны или просто не нравятся. Таких мест оказалось несколько. Во-первых, с периодичностью один-два раза в месяц Божко беседовал с каким-то человеком, чей голос на пленке ни разу не прозвучал. Очевидно, его телефон обладал системой защиты. Божко называл его «Гросс», и, хотя беседовал с ним на равных, в голосе нет-нет, да и проскальзывали нотки подчиненного.

В разговорах с неизвестными мне людьми тоже несколько раз звучали фразы типа: «Я посоветуюсь с Гроссмейстером, позвони позже». Или: «Надо узнать, как Гросс на это посмотрит; нет, Гроссмейстер это не пропустит, поменяй схему» — и так далее.