анемоны исчезают — гибнут — покидают — бросают нас — злючки. колдовать бессмысленно — надо целоваться. целовать кнопку лифта, рыхлый и темный снег, тяжелую дверь в главпочтамт. анемоны родятся — смотри на них — теперь не скоро исчезнут. анемоны не обмануть — ни губами ни голосом. чтобы украсить анемонами например утюг — нужно дважды до его размеров увеличившееся сердце. а лягушку можно не целовать — достаточно ее потрогать. возможно ли чтобы анемонами оказалась покрыта пепельница? — ну конечно же да. здесь совсем ничего не следует делать — просто закрыв за гостем дверь вернуться прибраться в кухне и обнаружить что пепельница вся охвачена анемонами. анемоны с предметов не исчезают подолгу — бывает что никогда. анемоны исчезают с человека очень и очень быстро — и с одежды его — вот беда. футляр из-под очков легко набить анемонами — сложнее натолкать их в карманы пальто.

слово да — салфетка плетенная из анемонов — красно-желтый узор. но их может быть много и в слове нет — анемоны здесь более дымчаты — бледно-синие, фиолетовые, темно-зеленые. а — это красный цвет выстилающий поверхность мира — позывной живых. а — любовь — анемоны свадеб и встреч, дома, своей постели. анемоны слова нет — воздушные, подземные — анемоны вокзальной ночи, гостиниц, кофе — анемоны прощания — анемоны небесной нежности когда не рассчитывают быть вместе.

мы не будем жить вместе — нет. это нет плещущее в глазах разрешает нам прорасти насквозь тысячами синих анемонов и любить друг друга. наши ласки возможны если они — в анемонах. анемоны слова нет — украшают небо. анемоны слова да — не покидают земли.

на анемоны — и вызывай такси. да ладно — стукнемся головами — и всё. подбрасывай анемоны до потолка — а уж я объясню таксисту почему мы так медленно едем — почему так трудно дышать — почему на его сиденьях шуршанье и нежный запах — почему колеса чуть отрываются от земли — охапки моих анемонов устремились к небу. нечего сказать — простились.

ехать не шевелясь, не раздеваясь, не вынимая коржиков. слушать как исчезают твои анемоны — но до конца дороги хватит. каждое легкое движение стряхивает их с тебя. не улыбаться чтобы анемоны не ронялись мускулами лица — ведь и так трясет и стучит. а сколько их оторвалось когда пришлось сходить взять постель. а если дорога особенно долгая — ближе к ее концу можно и выйти в тамбур. задрать голову — передать привет последним анемонам уходящим через крышу поезда.

анемоны — это стало ясно вполне. в сумке — шерстяные чулки разрисованные орнаментом — словно вазы для красных анемонов. с анемонами танцевать — не жалеть и умереть от жалости. существование анемонов — лучшее знание и опыт. лучшая спешка и неподвижность. но не предмет. все предметы можно держать в кулаке. анемоны не являются предметами — и в кулаке не держатся.

поэтому первым и лучшим предметом мы называем керосиновую лампу.

анемоны ткутся и ткутся — вне предметного мира — нами и ради нас — случайно или намеренно — пусть. удерживать и следить за ними никто не пытается — что вы? лучше поешь-ка суп и картошки с грибами и выпей. будем ходить в кафе и подмигивать друг другу. мы ведь предметы — и не имеем власти над непредметами. будем шутить и целоваться с летом в раскрытые ноги подруг. никого не станем искать и специально ездить на румынскую буковину. пусть радио нам споет. пусть появляются дети не знающие анемонов. жизнь без анемонов смешна и приятна.

притащимся в зоопарк и еще подумаем — стоит ли покрывать анемонами всех этих бородавочников и обезьян. если надо будет — покроем хоть змею — если сердце вдруг станет такое же длинное — если вдруг замолчим. но бегает жираф — а мы хохочем.

ну-ка что я такое принес? — жестяную коробку с бомбошками — выкрал из елочного подарка. есть их надо весь будущий год — доставая изредка — предчувствуя анемоны. утром встали — и по очереди пьем из чайника — ой ой ой — вот так повеселились — под столом семь пустых бутылок — и бомбошки все сожраны — в пустой зеленой коробке две последние и налит портвейн.

здравствуй милая — не думай об анемонах — такой грудью как у тебя анемоны только пугать — ну их к чертовой матери — поскорее ее достань — раз два три — прыгаем со стола в кровать. не уснули ни ночью ни утром — лежа курили — бегали на балкон. распрощались — смеялись у лифта. я на улице раскачиваюсь и машу — ты в окно в новый раз вываливаешь устрашение анемонов. не считая года — через четыре дня — звоню в твою дверь и целую дверную ручку — и косяк и глазок — открываешь — и вот они — вот они анемоны — ну не плачь — ну не шевелись!

замерли замерли — ну давай замерзнем — ну давай превратимся в сугроб — пусть нас спасают, везут в больницу — мы оживем — без ушей или пальцев ног — разве мы виноваты что холодно — разве мы вправе мешать рождению анемонов?

моя хорошая — стой на месте! — мы никуда не идем — мы не звоним — не приносим извинений. возможно мы когда-нибудь и разденемся — когда обрадованные усталые анемоны чуть раздвинутся и уступят место лету. тогда мы коснемся живота и губ — глазами грохнемся в середину тела — покажем лето и станем им в присутствии анемонов притихших на спинках кровати на стенах и потолке.

а пока лето ходит где-то под окнами и не смеет войти в квартиру. так будет долго — ровно столько сколько на наших одеждах пуговиц ниточек волосков — сколько вязаных петелек складок и разводов рисунка — на штанинах и свитерах.

я родился и вырос в нолинске. это вятский юг. там где птичья сплошь геральдика. над нолинском ‘не останавливаясь пролетает’ лебедь. над санчурском — конюк. над малмыжем — ястреб. две утки качаются рекой ярань мимо города яранска. на гербе уржума — серый гусь. внимательно смотрит — поводит головой и крыльями. я тоже повожу головой — и кистями рук. после школы я решительно поступил на геологический факультет — в казанский императорский. все удивились — потому что думали что я хочу быть филологом-фольклористом. именно им я и собирался стать. но готовя себя к судьбе гуманитарного ученого я тогда рассуждал что всякий серьезный человек — а особенно будущий фольклорист и этнограф — прежде обязан окончить геологию — потом биофак — а уже третьим высшим надстраивать свою специальность. великолепным своим планом я восторгаюсь до сих пор. хотя сам стал лишь дипломированным гидрогеологом. так странно. но я рад что был в те годы серьезен и красив. я пытался выучить множество языков — выучил только два — польский и коми. влюблялся в них с особой взаимностью в разные периоды жизни. приезжал в сыктывкар — покупать лучшие в мире коми книжки и лучшие в мире коми словари. приезжал в польшу — целовать ее зеленые дорожные указатели и болеть отчаянно. после учебы поселился в кирове — в своей столице. был государственным служащим в областном природонадзоре. долго работал на гтрк ‘вятка’ — редактором документального цикла о традиционной культуре народов волгиурала. формально я и сейчас там работаю — только не делаю ничего. больше всего мне подходит карьера начальника управления культуры какого-нибудь района. например нолинского. но эта работа — адова. при которой не посидишь сунув ноги в таз с шишками в синей ночнушке за ноутбуком у себя дома неделями напролет — не попишешь огромных книжищ. так что — увы. может быть стану попозже. начальники районных управлений культуры — небесные мои коллеги — как и речники. по-польски ноябрь — листопад. а по-коми вöльгым. мне очень трудно сделаться ученым — потому что я стал писателем. писателем из кировской области. мне скоро тридцать. и во мне поубавилось серьезности и красоты. у меня есть семья — жена и дочь — рита и инна. мои отношения с ритой позволяют нам длительно жить отдельно. они прекрасны как ноябрьская вода — прохладны как на ногах сине-зеленое стеганое одеяло. собственно — мы решили что в случае несчастья с одним — жизнь другого пусть будет сломана. и это всё что нас связывает пожалуй. у нас две пустые квартиры — в нолинске и в уржуме — остались от родни. последнее время я много писал для киностудий — которые хорошо платили. поэтому — вот: с середины августа сижу один то в лебедином городе то в гусином — и делаю эту книгу. жаль что в утином — в яранске — своего дома нет. возможно еще будет. раз в неделю наезжаю в киров. к своим девицам. или они ко мне. инна весь сентябрь чахла — я забирал ее сюда болеть. в декабре я хотел бы закончить ‘пеларгонию’ и уехать на новогодние праздники в белоруссию или в герцеговину — в мостар или в свирь.