Самым любопытным из всех посланных в Англию немецких шпионов был Альфред Гаген, молодой норвежец, арестованный 27 мая 1917 г. Мы были информированы о его приезде германским «радио» прежде, чем он успел высадиться на берег, и с этого момента фамилия его фигурирует в списке работавших для Германии агентов. Нам были известны также некоторые подробности его прошлого. Это был один из тех молодых людей, которые пишут романы, рисуют футуристические картины, сочиняют необыкновенные стихи и великолепные очерки в прозе для передовых журналов и которые все же ничего не достигают. В начале войны он отправился в Америку в надежде продать там свои картины и вернулся оттуда без гроша денег в 1916 г.

Осенью 1916 г. он прилагал огромные усилия, чтобы продать некоторые из своих картин в Норвегии, и встретился в это время с немецким художником Лавенделем и работником германской разведки Гартнером. Гаген сообщил новым друзьям о своих затруднениях, и они в шутку посоветовали ему заняться шпионажем в Англии, если он хочет зарабатывать деньги легким способом. В тот момент он отклонил это предложение, но впоследствии, когда Гартнер убедил его, что он ничем не рискует и не возбудит никакого подозрения, если поедет в Англию в качестве корреспондента норвежской газеты, он согласился. Гаген обратился к издателю одной ежедневной норвежской газеты, предложив ему услуги в качестве специального корреспондента в Англии и назначил такое скромное вознаграждение, что издатель согласился на его условия. Он высадился в Англии 10 октября 1916 г. и пробыл там несколько недель, не возбуждая подозрений. Написав несколько статей для норвежской газеты, Гаген вернулся в Норвегию. Там немецкий агент вступил с ним в переговоры. Гаген опять был без денег и потому не мог отказаться совершить еще одно путешествие, но на этот раз уже в качестве активного шпиона. Я был занят расшифровкой радиотелеграммы в комнате «40 О.Б», когда ко мне обратился начальник морской разведки с просьбой арестовать Гагена, как только он высадится на берег, чтобы помешать ему приступить к своей работе, но я ответил, что если документы его будут в порядке, то придется либо отказать ему в разрешении высадиться, либо допустить его свободно на берег, чтобы можно было выследить его. Из этих двух мер я предпочитал последнюю.

Документы Гагена были в полном порядке, и в его багаже не обнаружили ничего подозрительного. Один из моих сотрудников незаметно следовал за ним до самого Лондона и установил, что он остановился в семейном пансионе на Тависток-сквере. Это было 13 апреля 1917 г. Гаген написал две или три статьи для своей газеты, но редко выходил из дома. Вскоре он возбудил к себе подозрение других жильцов. Один итальянский профессор, пытавшийся завязать с ним разговор, нашел его настолько мрачным и замкнутым, что уверился: у этого человека что-то на совести, и тут же заподозрил в нем немецкого шпиона. Однажды утром Гаген получил повестку, объявлявшую о зачислении его в английскую армию (сообщение, которое непременно порадовало бы активного шпиона, так как это давало ему возможность собирать весьма полезные для неприятеля сведения). Повестка эта, разумеется, была адресована ему по ошибке, но она ввергла Гагена в страшную тревогу, не ускользнувшую от наблюдательных глаз итальянского профессора. Гаген отправился в ближайший участок по рекрутскому набору, и там исправили эту ошибку. После этого инцидента он стал еще мрачнее и нервнее, и итальянец, уверенный, что худшие его подозрения подтвердились, донес о нем как о немецком шпионе.

Такие доносы поступали к нам каждую неделю сотнями, и мы их направляли через отдел контршпионажа в военное министерство. Документы Гагена были подвергнуты тщательному осмотру, и так как в них не было обнаружено ничего подозрительного, был произведен обыск в его комнате в его отсутствии, причем были приняты все меры, чтобы обыск этот не оставил после себя никаких следов. На его туалетном столе нашли пузырек, на ярлычке которого было написано «полоскание». Отлили небольшое количество этой жидкости и, подвергнув ее анализу, установили, что это были чернила, которые могли служить для тайнописи. В кармане одного из его костюмов нашли также вату, которая нужна была при употреблении этих чернил.

24 мая Гаген был арестован, и его привели ко мне на допрос. Это был небольшого роста молодой блондин, ничем не примечательной наружности, со сдержанными манерами и очень замедленной речью. Прежде всего я спросил его об его прошлом; его бесцветные глаза наполнились слезами, когда он стал рассказывать мне о своих несчастьях. Затем я спросил его, сколько он заработал на своих статьях. Он уверял, что получил всего шесть фунтов со времени своего приезда, месяц назад, и что этого не хватало даже для уплаты за комнату. Я стал тогда убеждать его открыть мне источник его дохода, он растерялся и сознался во всем. Ему было поручено узнать все подробности относительно нелегального пользования наших кораблей-госпиталей для перевозки войск, как это уверяли немцы. Но так как он почти не выходил из дома, то не мог ничего сообщить об этом. Он подтвердил, что испрашивал разрешения отправиться на западный фронт в качестве представителя газеты нейтральной страны. По окончании его исповеди мы получили полное подтверждение того, что наши усилия прекратить деятельность шпионов не были тщетными, раз немцы не могли найти себе других, более искусных и опытных сотрудников.

Гагена судили 27 августа 1917 г. и приговорили к повешению, но высшая мера наказания была ему заменена пожизненной каторгой.

В первые месяцы 1917 г. в области шпионажа наступило некоторое затишье, хотя большое количество подозрительных лиц было арестовано и выслано. Настоящий шпионаж проник в Англию только в сентябре того же года. В данном случае интерес представляет признание самого шпиона. Бразильский метис П. приехал в один прекрасный день в Гревсэнд из Флиссингена. Когда особые чиновники подвергли его допросу, он настолько растерялся, что немедленно во всем сознался.

По его словам, он находился в Париже с 1913 г. в качестве корреспондента какой-то газеты, когда ему предложили место атташе при бразильском консульстве. Однако в 1916 г. его должность была упразднена, и он вместе с женой очутились в Амстердаме без гроша. Как-то раз, сидя в кафе, он вступил в разговор с незнакомцем, которому рассказал о своих денежных затруднениях. На другое утро незнакомец этот, назвавшийся Лебедем, который, как мы узнали впоследствии, был вербовщиком шпионов, сильно заинтересовался предстоящим отъездом П. в Бразилию. Он спросил его, каким образом он собирается туда попасть, так как в этот момент ни один голландский пароход не отходил в Южную Америку Когда П. сказал ему, что он проедет через Соединенные Штаты, Лебель стал его отговаривать, утверждая, что он мог бы заработать гораздо больше денег, оставаясь в Европе. Пусть он зайдет на следующий день в то же кафе, — Лебель укажет ему путь, как разбогатеть.

На следующий день они снова встретились. Лебель познакомил П. с каким-то худым человеком, со слащавыми манерами, носившим лорнетку и постоянно потиравшим руки. Он назвал себя Леви и сказал, что он также бразилец. П. заговорил с ним по-португальски и тотчас же убедился, что имеет дело не с соотечественником. Однако Леви стал его уверять, что он родился в Рио-Гранде Досуль, но, сообразив, что его португальское произношение выдаст его, сказал, не смущаясь, что перешел в бразильское подданство. П. засыпал его разными вопросами и дал ему понять, что не верит, чтобы Леви когда-либо был в Бразилии. Но господин Леви нисколько не смутился и ответил, смеясь:

— Вы очень умны. Вы как раз такой человек, которого я ищу.

Тут же он заявил, что он швейцарец и что ему необходимо добыть бразильский паспорт, чтобы поехать в Англию, и что он дорого заплатит тому, кто ему достанет такой паспорт. При этом Леви добавил:

— Я могу вам указать способ заработать тысячу фунтов. Хотите заняться моими делами в Англии и во Франции?