Водя корабли, управляя ракетами,

Создав радара бессонный глаз,

Мы, как ни смешно, не расстались с приметами.

Они едва ль не в крови у нас!

Господа Бога давно отставили.

Ясно ведь сказано: нет его!

А вот приметы пока оставили.

Ведь не религия. Ничего.

И ведь смеемся же: «Предрассудки!

Глупистика, мелочи, ерунда!..»

А сами нередко, шутки-то шутки,

Без этой «глупистики» – никуда!

В школьные годы известно точно:

Не знаешь урока – держись за каблук.

Тогда не спросят. Примета прочная!

Не выпусти только каблук из рук!

Тогда ни морали, ни двойки, ни гнева.

Но только не путайся никогда:

Держись не за правый каблук, а за левый.

Возьмешься за правый – тогда беда!

А на контрольной, коль нет подковки,

Судьбу не терзай: – Пощади! Помоги! –

Есть средство: сними (наплевать, что неловко)

Башмак или туфлю с левой ноги.

Зато уж студент – в пониманье высоком,

Великий мастер насчет примет:

Он в дверь не войдет на экзамен боком

И точно отыщет «счастливый билет».

Любая примета ему, как мошка!

Он знает их лучше, чем снег в декабре.

Не говоря уж о черных кошках,

Тринадцатых числах и прочей муре.

Да что там студент! Академик, доктор,

Придя на важный доклад с утра,

Услышав: – Ни пуха и ни пера! –

Сказал аспирантке: – Идите к черту!

Артистка, народная, в сорок лет,

Текст роли выронив неосмотрительно,

Уселась в ужасе на паркет,

Роль под себя подложив предварительно.

Такая примета: наплюй на чин,

На возраст и званье! Коль роль упала –

Сядь и припомни трех лысых мужчин,

Не то обязательно жди провала.

Приметы повсюду. Просто беда.

– Куда ты идешь? – я спросил у знакомой.

– Тьфу! Ну зачем ты спросил «куда»?

Знала бы, лучше б осталась дома!

Однажды за час до выхода в море

На крейсер к старпому пришла жена

И тем всю команду повергла в горе:

На судне – женщина! Все. Хана!

И после, едва не порвав тельняшки,

Хлопцы отчаянно и упрямо

Драили палубу, дверь, медяшку –

Все, к чему прикасалась дама.

И скажем, отнюдь не открыв секрета,

Что множество самых серьезных людей

На счастье хранят амулеты-приметы:

Пуговку, слоника или монету –

Тысячи всяческих мелочей.

Зачем мы храним их? Никто не знает.

А может, и вправду тут есть секрет?

Уверенность, что ли, они вселяют

Иль в чем-то ответственность с нас снимают,

Вот эти десятки смешных примет?

Пришла, к примеру, «счастливая» дата

И мимо не кинулся черный кот,

Ты как-то спокойней идешь куда-то

И вроде веришь, что повезет…

Похвалишь что-нибудь горячо

И слышишь: – Смотри, не вышло бы сглазу!

Плюнь трижды скорее через плечо! –

И ты плюешь, как верблюд, три раза.

Что ж, пусть в чем-то наши надежды множат

Приметы – загадочная игра.

И хоть мы не очень в них верим, а все же,

Чтоб каждый ваш день был счастливо прожит,

Ни пуха вам, люди, и ни пера!

Ночь нарядно звездами расцвечена,

Ровно дышит спящий Ереван…

Возле глаз, собрав морщинки-трещины,

Смотрит в синий мрак седая женщина –

Шаганэ Нерсесовна Тальян.

Где-то в небе мечутся зарницы,

Словно золотые петухи.

В лунном свете тополь серебрится,

Шаганэ Нерсесовне не спится,

В памяти рождаются стихи:

«В Хороссане есть такие двери,

Где обсыпан розами порог.

Там живет задумчивая пери.

В Хороссане есть такие двери,

Но открыть те двери я не мог».

Что же это: правда или небыль?

Где-то в давних, призрачных годах

Пальмы, рыба, сулугуни с хлебом,

Грохот волн в упругий бубен неба

И Батуми в солнечных лучах…

И вот здесь-то в утренней тиши

Встретились Армения с Россией –

Черные глаза и голубые,

Две весенне-трепетных души.

Черные, как ласточки, смущенно

Спрятались за крыльями ресниц.

Голубые, вспыхнув восхищенно,

Загипнотизировали птиц.

Закружили жарко и влюбленно,

Оторвав от будничных оков,

И смотрела ты завороженно

В «голубой пожар» его стихов.

И не для тумана иль обмана

В той восточной лирике своей

Он Батуми сделал Хороссаном –

Так красивей было и звучней.

И беда ли, что тебя, армянку,

Школьную учительницу, вдруг

Он, одев в наряды персиянки,

Перенес на хороссанский юг!

Ты на все фантазии смеялась,

Взмыв на поэтической волне,

Как на звездно-сказочном коне,

Все равно! Ведь имя же осталось:

– Шаганэ!

«В Хороссане есть такие двери,

Где обсыпан розами порог.

Там живет задумчивая пери.

В Хороссане есть такие двери,

Но открыть те двери я не мог».

Что ж, они и вправду не открылись.

Ну а распахнись они тогда,

То, как знать, быть может, никогда

Строки те на свет бы не явились.

Да, он встретил песню на пути.

Тут вскипеть бы яростно и лихо!

Только был он необычно тихим,

Светлым и торжественным почти…

Шаганэ… «Задумчивая пери»…

Ну, а что бы, если в поздний час

Ты взяла б и распахнула двери

Перед синью восхищенных глаз?!

Можно все домысливать, конечно,

Только вдруг с той полночи хмельной

Все пошло б иначе? И навечно

Две дороги стали бы одной?!

Ведь имей он в свой нелегкий час

И любовь, и дружбу полной мерой,

То, как знать, быть может, «Англетера»…

Эх, да что там умничать сейчас!

Ночь нарядно звездами расцвечена,

Ровно дышит спящий Ереван…

Возле глаз собрав морщинки-трещины,

Смотрит в синий мрак седая женщина –

Шаганэ Нерсесовна Тальян.

И, быть может, полночью бессонной

Мнится ей, что расстояний нет,

Что упали стены и законы

И шагнул светло и восхищенно

К красоте прославленный поэт!

И, хмелея, кружит над землею

Тайна жгучих, смолянистых кос

Вперемежку с песенной волною

Золотых есенинских волос!..