"Дети — главный капитал".

"Это верно, — подумалось Владу и в прямом и в переносном смысле".

Бездетные мужчины и женщины, имевшие полное гражданство и среднестатистический заработок, начиная с двадцати пяти лет, платили пятидесятипроцентный налог с доходов вместо положенных десяти. Черноземову недавно исполнился тридцать один год. Это означало, что если бы он был обычным смертным с ежемесячным окладом в тысячу рублей, то уже целый год отдавал бы в пользу государства и ВАСП три сотни. Чтобы снова снизить налог, нужен был второй ребенок. Зато за третьего малыша семья гарантированно получала бесплатное жилье в общую собственность. Однако стражей Шестого отдела демографическая политика Советской Конфедерации не касалась, у них имелись другие заботы.

— У меня сын в спецшколе, — как бы между прочим сказала Лидия, — ему восемь лет. А я иногда мечтаю о дочке.

— У меня все то же самое, почти… — Влад немного помедлил, а потом произнес, — Лидия, а ты не могла бы… в общем, попроси Приморского, если вдруг не мне не судьба вернуться, чтобы моего сына определили в интернат… в счет выигранного желания…

— Проблемы с женой? — спросила ледяная богиня, глядя куда‑то вдаль. — Не хочет расставаться с ребенком?

— Да, — кивнул Влад.

— Я ее понимаю, — в голосе женщины, кажется, появилась теплота, — она права… но если что, я выполню твою просьбу…

Около минуты они молча стояли, глядя на стенд, а потом Лидия предложила:

— На стоянке моя машина, давай я отвезу тебя в аэропорт.

Лекции Петра Ионова

20 августа 2091 года

Лекция подходила к концу. Неторопливо прокашлявшись, Петр Георгиевич осмотрел гигантский амфитеатр, в сравнении с которым Колизей мог показаться песочницей для детей. Сотни и сотни рядов, до отказа заполненные полупрозрачными людьми, уходили в бесконечную высь. Вот оно чудо! Сейчас ему внимали разновозрастные граждане обоего пола из более чем тридцати государств. Юбилейные Кашинские чтения, посвященные столетию Августовской трагедии, собрали рекордное число слушателей.

На самом деле никакого амфитеатра в реальности, конечно же, не существовало. Петр Георгиевич со всех сторон был окружен специальным сплошным экраном в виде полусферы, создававшим объемные картины, которые человеческий глаз принимал за явь, а несколько сотен тысяч зрителей взирали на высокого седовласого мужчину с залысиной, будто бы прохаживающегося по песочной арене, сидя в это время в голокреслах у себя дома или в клубах, и внимательно, Ионов, по крайней мере, на это надеялся, слушали лекцию.

— Итак, — сказал Петр Георгиевич, — сегодня мы рассмотрели последние шесть лет существования Советского Союза, один из самых трагичных периодов в истории России и всего мира. Трагичным этот период был не потому, что кровь лилась потоками, были времена и пострашнее, и даже не потому, что распалась Великая держава, а компрадорская номенклатура обрекла собственное население на атомизацию, междоусобицу и почти полвека деградации. Дело здесь в другом. С развалом социалистической системы транснациональной олигархии открылся прямой путь к узурпации власти во всем мире, ибо у нее не осталось достойных конкурентов.

Петр Георгиевич откашлялся, осмотрел виртуальный амфитеатр усталым взглядом и, улыбнувшись, произнес:

— Однако, время нашей лекции, к сожалению, закончилось. Завтра на этом же месте в это же время, мы преступим непосредственно к изучению эпохи Реставрации, а точнее: мы рассмотрим первый десятилетний период, ознаменованный неприкрытым либеральным террором в отношении подавляющего большинства населения России и граничащих с ней государств. Спасибо за внимание.

Раздались оглушительные аплодисменты. Ионов, поклонившись, поднял руки, будто приветствуя зрителей, а затем щелкнул пальцами. Амфитеатр на глазах начал терять объем, подернулся сиреневой дымкой, скукожился и исчез.

Петр Георгиевич очутился внутри полусферы, покрытой матовым напылением, в которой он увидел собственное тусклое искаженное отражение. Иллюзорум — так называлась эта комната. В Советской Конфедерации их имелось всего лишь четыре, а в мире — не более двадцати. Впрочем, иногда Ионову казалось, что в подобных чудесах техники не было необходимости. Сама планета в целом и каждый живущий на ней в частности был накрыт собственным индивидуальным куполом, который транслировал прямиком в мозг своих хозяев красочные картинки. А чуть поскреби их — увидишь лишь себя в блеклом и неприглядном виде.

Петр Георгиевич встал в центре иллюзорума и снова щелкнул пальцами. Пол под ним бесшумно поехал вниз. Через двадцать секунд Ионов оказался в просторной комнате под комнатой — полусферой. Здесь находилась разнообразная аппаратура, киберэкраны, компьютеры, датчики и серверы с петабайтами информации. Все это добро обслуживалось только двумя людьми: престарелой датчанкой Алисой Берген и ее учеником, двадцатипятилетним аспирантом Семеном.

— Вы выступили чудесно, — с почти неуловимым акцентом сказала женщина, тщательно подбирая слова, — два часа на ногах для вашего возраста — это настоящий подвиг.

Глядя на прямодушную датчанку, Петр Георгиевич подумал, что нехорошо радоваться несчастью соседей своих, но, тем не менее, если бы не великая смута в Европе с бешеной экспансией исламистов и угрозой глобального похолодания из‑за полной остановки Гольфстрима, не было бы у него такой великолепной помощницы как Алиса Берген, которая покинула родной Копенгаген двадцать с лишним лет назад. Да и вообще наука Советской Конфедерации без тысяч и тысяч специалистов — иммигрантов имела бы сейчас совсем другой вид. Но, разумеется, Ионов не стал облачать мысли в слова, которые могли задеть за живое женщину, а почти с нежностью произнес:

— Мне только шестьдесят два, милая Алиса, не так уж я и стар. Лучше скажите, как там поживают ваши внуки?

— О, — сказала она, расплывшись в улыбке, — спасибо, что заботитесь, Петр. Я, к сожалению, могу их видеть редко. Они живут в Омске сейчас. Я это рассказывала вам уже. Рудольф маленький еще, а Марго зачислили в Первый Западносибирский интернат особого назначения.

— Да!? — Ионов обхватил за плечи Алису, — вашей внучке повезло, ее может ожидать блестящее будущее.

— Спасибо, Петр, — сказала датчанка, — вы очень любезны.

Зазвенел мобильник.

— Извините, это дочь, шесть непринятых, — произнес Ионов, взяв со стола телефон, который он здесь оставил перед лекцией.

— Папа, ну ты где?

— Я еще в МГУ-2, я же тебе говорил, Аиша, у меня лекция.

— Да, я помню, — в голосе дочери проступала плохо скрываемая обида, — но мне хотелось бы лично показать тебе Музей. Вчера ты был занят и на открытие не пришел. А завтра с утра у меня рейс в Новосибирск. Я почти все лето в Москве провела, а виделись мы с тобой сколько раз? И Наташу с Леней ты сколько раз видел? Тоже мне дедушка нашелся?

— Работа у меня такая, — сказал помрачневший Петр Георгиевич, — вчера я был занят, а сегодня начались Кашинские чтения.

— Да, — согласилась Аиша, — уж слишком много у тебя дел для обыкновенного университетского профессора. Так ты приедешь?

— Приеду, — сказал Ионов, подойдя к окну и глядя на Бирюлевский лесопарк с высоты двенадцатого этажа, — обязательно приеду. Сейчас сдам дела и сразу же в твой Музей.

Сорокаэтажное здание МГУ-2, построенное в 2053 году, своим видом напоминало старый корпус на Воробьевых горах, с тои лишь разницей, что по бокам были добавлены точные копии центрального сектора. И вместо одного здесь возвышались три шпиля, устремляющиеся ввысь, будто желающие проткнуть небо. Они отливали пурпуром и были увенчаны черной, желтой и белой звездами.

В те времена, когда возводилось МГУ-2, шла Вторая Великая Кавказская война. Кроме того, советские подразделения совместно с другими государствами участвовали в боях в Северном и Восточном Китае. Сама Конфедерация представляла собой весьма рыхлое политическое образование, а сеть ВАСП, созданная не столько для защиты прав угнетенных классов, сколько для постепенного стягивания невидимыми нитями расползающихся регионов, не имела того могущества, которое приобрела годы спустя. Одним словом, период смуты не предполагал осуществления монументальных проектов. Однако советское правительство с Кириллом Кашиным во главе решило, что новая эпоха должна иметь свои собственные символы, одним из которых и стало здание МГУ-2.