Ионов взглянул на собственные руки. Их сотрясала мелкая дрожь. Куратор вдруг осознал, насколько нелепо и жалко сейчас выглядит, и отчаяние мгновенно превратилось в злобу на самого себя: "Проклятая достоевщина! Что‑то я совсем расклеился. Стал слишком сентиментальным. Нет, пора, давно пора на пенсию…"

Тяжело вздохнув, Петр Георгиевич взял телефон для спецсвязи, набрал номер Гордеева.

— Здравствуй, Роберт, — тихо произнес он, когда услышал знакомый голос, — мне нужно тебя увидеть. Срочно. Сегодня. Сейчас.

Самоидентификация Джохара Махмудова

20–21 августа 2091 года

Солнце клонилось к закату. Строй изнуряемых жарой камуфлированных безоружных людей, стоящих на плацу по стойке "смирно", не произвел на Джохара никакого впечатления. Разномастный сброд, навербованный чуть ли не со всего мира, дрессировал верзила — метис. С незыблемым чувством собственного абсолютного превосходства он неторопливо прохаживался вдоль ряда недавно прибывших салаг. Белые, смугло — желтые и совсем уж черные лица, казалось, были преисполнены недоумения и почтительного ужаса. Впрочем, с расстояния более чем в сто метров разглядеть какие‑либо эмоции в глазах новобранцев было трудно. Зато зычный голос замкомвзвода приводил в невольное восхищение даже Махмудова.

— Кто ваш папа?! — ревел верзила.

— Легион!!! — мгновенно реагировал строй.

— Я не слышу?! Вы кто, амстердамские педики или будущий меч Советской Конфедерации?! Спрашиваю еще раз, кто ваш папа?!

— Легион!!!

— Кто ваша мама?!

— Россия!!! — отозвался строй каким‑то странным многоголосием.

— Долбаные чурки! Из какого только говнища вас повытаскивали?! — рокотал верзила. — Я не слышу, кто ваша мама?!

— Россия!!!

Полковник Сергей Соколов, однокашник Джохара по спецшколе, поправив солнцезащитные очки, заулыбался сквозь рыжеватые усы.

— Старший сержант Рауль Санчес, — сказал он, — никарагуанец. Одиннадцать лет в легионе. Говорят, в молодости был бойцом "Фиерас", но потом что‑то не поделил с наркобоссами и сделал к нам ноги. Слыхал, как по — русски шпарит? И не отличишь. Два года назад‑таки сдал экзамен и получил полное гражданство.

Махмудов неопределенно кивнул. Между тем латиноамериканец подошел к чернокожему парню, стоящему в середине строя и так сильно задравшему подбородок, что, чудилось, еще чуть — чуть и его шея переломится.

— Куда пялишься, мучачо? — спросил Санчес.

— На… на… неб…ббо… смотру, товари́ш старши́ сержа́.

Очевидно, у африканца, делающего ударение на последний слог в словах, имелись явные трудности с русским языком.

— Херов ниггер, ты уже как два месяца не на пальме, а по — белому до сих пор говорить не научился? — нарочито спокойно произнес старший сержант, затем, сделав паузу, перешел на крик. — Ты свою башку запрокидывать так будешь на коленях, когда тебя в глотку драть будут! Ты где находишься, солдат, в легионе или в наркоманском борделе?!

— Лежьон! — прокричал африканец.

— Вообще, если честно, в этом году набор слабее обычного, — признался полковник Соколов, наблюдая за экзекуцией, — новобранцы, которых ты сейчас видишь перед собой, оружия в руках никогда не держали. Впервые такое. Вербовочные пункты работают на полную. Пришел приказ вместо обычных двух с половиной тысяч набрать за год почти десять. Вот и отбираем менее строго.

— А почему так? — спросил Махмудов.

— Ходят слухи, будто мы у шиитов полосу то ли в десять, то ли в пятнадцать километров вдоль границы с Черными Территориями забираем в обмен на сдачу Израиля. С одной стороны это как бы и плюс, ибо азеры аборигенам нехилую матпомощь обеспечивают, а мы каналы прервем. Но и минусов тоже прилично. Считай, охранять новую границу пошлют легионеров и добровольцев из братств. Вот и приходится допнабор делать. По правилам, сам знаешь, местных, то бишь кавказцев, вербовать можно на Аляску и в Маньчжурию, но только не сюда, китайцев тоже нельзя, чтобы своим поселенцам не помогали, из мусульман не более пятисот и только союзных киргизов, а то мало ли братьев по вере жалко станет. Вот и остаются латины, необрезанные негры, да сикхи Халистана. Много среди них толковых сорвиголов, особенно среди сикхов, но есть и полные бездари. Правда, в Африке сорок белых набрать удалось. Представляешь, буров, из Освободительной Армии Трансвааля. Десяток — другой ирландцев, поляки еще имеются, сербы с греками, само собой…

Махмудов кивнул. В данный момент вопросы геополитики его не особо занимали. Он приехал сюда совсем за другим. Пускай спонтанно, пускай до конца не зная зачем, но все же не ради лицезрения дрессировки будущих бойцов Советского иностранного легиона.

Между тем старший сержант продолжал третировать чернокожего бедолагу.

— Любишь святую Русь — маму?! — громко спрашивал он.

— Тхак тошно́! — еще громче отвечал несчастный солдат, тупо уставившись в неопределенную даль.

— Это мне тошно, когда я тебя слышу, обезьяна! Наряд вне очереди тебе, будешь сортиры драить пока говорить не научишься!

— Ес нара́д не ошереди́!

— Ладно, пойдем, я тебе Центр покажу, — сказал Соколов, протирая лоб платком, — что‑то жарковато здесь. А наши яйцеголовые еще про глобальное похолодание говорят.

Пять минут спустя полковник и страж оказались напротив двухэтажного здания с виду напоминающего самую обыкновенную казарму: шаблонная прямоугольная коробка, убого серые стены, возле входа небольшая гранитная стела с надписью: "Бессмертен подвиг тех, кто боролся и победил этнофашизм". Однако имелись и особенности: решетки на окнах, тонированные стекла, бронированная дверь, возле которой стояли, позевывая два вооруженных автоматами солдата. Увидев полковника, они вытянулись, впрочем, особого усердия в их движениях не наблюдалось. На левой груди обоих караульных синела нашивка: серебристый конь с девизом Казахской бригады: "Жизнь — только сон, смерть — лишь мгновенье". Удивило Джохара то, что караульные не имели монголоидных черт. Своими наблюдениями Махмудов поделился с Соколовым, когда они вошли в здание.

— Джо, ты как вчера родился, — усмехнулся полковник, остановившись возле лифта, — в Казахской бригаде только сорок процентов казахов, а в Татарской когорте татары вообще четверть составляют, если не меньше. Во все четыре братства знаешь, какая очередь стоит. Весь молодняк, который по военке идет, мечтает в Ордена попасть. Это же какой престиж! И если появляется свободное местечко, то занимают его тут же без оглядки на название.

— Ну да, — согласился Махмудов.

Процедура вступления в военное братство была довольно‑таки сложна. Туда могли попасть полноправные граждане, отслужившие не менее трех лет в армии, прошедшие шесть месяцев спецподготовки, а затем еще проведшие минимум два года на границе с Черными Территориями. От члена Ордена требовались особые качества, в том числе и способность пожертвовать собственной жизнью. Именно поэтому здесь важна была не только военная, не только физическая, но также и психологическая подготовка.

Страж и полковник вошли в просторный лифт.

— Минус третий, — скомандовал Соколов, выразительно посмотрел на Махмудова из‑под очков и пояснил, — в здании два надземных и двенадцать подземных этажей. Нижние шесть еще позавчера расконсервировали из‑за угрозы ядерного конфликта с вэками.

— И ты всем этим теперь командуешь? — спросил Джохар.

— Я за всем этим слежу, — ответил полковник.

Они вышли из лифта, возле которого дежурил солдат с нашивкой на левой груди в виде золотого дракона и надписью "Встречаем смерть с улыбкой" — Татарская когорта. Как и предполагал Махмудов, на объект подобной важности допускались члены братств, но не парни из иностранного легиона. Пройдя около тридцати метров по коридору, мужчины остановились напротив бронированной двери.

— Начальник Службы общего контроля полковник Соколов, — медленно и внятно произнес человек, сняв темные очки и встав напротив матового экранчика, который вдруг озарился бледно — зеленым сиянием.