Если бы не перерыв у архивариуса, он еще посидел бы. Да, дело интересное, есть над чем поломать голову. Десять лет прошло, а от Бекджана ни слуху ни духу... Довлетгельды верно заметил: не иголка же этот Бекджан.

Пока можно ухватиться только за Довханова. Факты против него, против него одного. Якобы был в кино — на самом же деле не был; говорит, что после кино отправился домой, а приехал глубокой ночью... Кроме Довлетгельды, никто не имел счетов с Бекджаном — об этом свидетельствуют все показания... Да, а как же он оправдался? Ведь иначе дело было бы закончено... Надо прочесть, что там дальше. Подходило время обеда. Делопроизводительница выжидающе поглядывала на Хаиткулы... «Она ведь не девчонка, нет чтобы здесь пообедать. Приносила бы с собой...» Хаиткулы поднялся из-за стола и пошел к выходу.

На улице накрапывал дождь, было холодно. Хаиткулы потоптался перед министерством, соображая, чем занять себя на этот час. Взгляд его упал на ближайшее кафе, и капитан подумал, что неплохо будет подкрепиться сосисками и парой чашек кофе.

За обедом он набросал в своем блокноте несколько первоочередных вопросов: «1. Назаров. Кто такой Назаров? (сейчас). 2. Бекджан Веллеков, Марал Веллекова?! (вечером). 3. Результат?»

Весь сегодняшний, а может быть, и завтрашний день уйдет на выяснение всех обстоятельств, связанных с этим делом. Сперва, когда он взял в руки незаконченное дело, Хаиткулы интересовали методы следствия, чему посвящена была его диссертация, но теперь перед капитаном возникла совсем иная цель. Все теперь зависело от решения вопросов, намеченных в блокноте, особенно от решения третьего.

Но волею Анны Александровны, хранительницы министерства архива, планы Хаиткулы несколько переменились. Когда он вернулся с обеда, двери архива были по-прежнему закрыты, и один из вахтенных милиционеров сказал, что делопроизводительница сообщила по телефону, что прийти сегодня не сможет.

Ответ на первый из вопросов откладывался. Для выяснения второго надо ехать в мединститут. Хаиткулы решительно направился к выходу.

На улице он увидел Аннамаммеда, садившегося в машину. Тот тоже заметил Хаиткулы и приветственно помахал ему.

— Далеко собрался?

— В Красный Крест.

— Красный Крест так Красный Крест. Садись. — Аннамаммед открыл заднюю дверцу «газика» и пропустил Хаиткулы в глубину кабины. Сослуживцы подали друг другу руки и по всегдашнему обыкновению обменялись шутками и колкостями. Хотя их беседы и переходили иной раз в ожесточенные споры, это не мешало дружбе. Хаиткулы и Аннамаммед занимали одинаковые должности, работали рядом, и когда один уезжал в командировку, другой скучал без него.

Аннамаммед был невысокий крепыш с полным, румяным лицом. Если надеть на него вместо формы капитана милиции полосатый халат и дать в руки лопату, всякий признал бы в нем крестьянина, поливальщика на хлопковом поле. Он жил с семьей в домике с садом, постоянным предметом забот и разговоров Аннамаммеда — крепка была в нем крестьянская жилка.

Хаиткулы был много моложе — ему только что минуло 29 лет. Рослый, стройный, с худощавым волевым лицом и внимательными глазами, он казался солиднее и старше многих своих сверстников.

Аннамаммед работал в милиции уже десять лет, но высшего образования у него не было — он только что перешел на третий курс заочного юридического института. Хаиткулы же пришел в милицию после окончания университета. Неудивительно поэтому, что между друзьями часто разгорались горячие споры о соотношении теории и практики. Аннамаммед, конечно, защищал превосходство практики, а Хаиткулы, посмеиваясь, замечал: «У кого что болит...»

Последнее время Хаиткулы собирал материалы для диссертации, а у Аннамаммеда было по горло дел в связи с завершением крупной операции по раскрытию шайки, орудовавшей на складе стройматериалов. Виделись они не часто, и теперь, устроившись на сиденье «газика», выкладывали друг другу накопившиеся новости. За разговором не заметили, как машина остановилась возле городка Красного Креста.

Хаиткулы обошел все корпуса и, не найдя нигде Марал, поехал автобусом в мединститут. Здесь ее тоже не оказалось. Сокурсницы Марал только запутали капитана: кто говорил, что Марал где-то в институте, кто уверял, что она ушла. Не надеясь застать ее, он все же решил сходить в общежитие. Мысли Хаиткулы переключились на занимавшее его дело, и только голос вахтера вывел его из задумчивости. Хаиткулы ответил на приветствие, подошел к зеркалу в вестибюле общежития, поправил галстук, причесался и взбежал на второй этаж. В комнату Марал он всегда входил с чувством, подобным тому, с которым он переступал порог генеральского кабинета. Так и теперь Хаиткулы помедлил перед дверью, прежде чем постучать. Он попытался придать лицу деловое выражение — ведь он действительно пришел по делу, но, когда Марал крикнула: «Войдите!», Хаиткулы осторожно нажал на ручку двери и, шагнув в комнату, робко сказал:

— Салам.

Марал и две ее сокурсницы сидели за длинным столом, заваленным по краям книгами, и пили кок-чай. Девушки поздоровались и, улыбнувшись, переглянулись. Он, поборов смущение, подошел к столу и шутливо нахмурился:

— Я брожу по всему городу, как дервиш, и нигде не могу тебя найти, а ты, оказывается, чаи гоняешь.

Марал налила чаю в свободную пиалу и поставила рядом со своей:

— Садитесь, товарищ капитан. Наверное, во рту пересохло после долгого путешествия?

Хаиткулы присел на краешек стула и взял пиалу. У него не хватало духу взглянуть в бархатно-черные глаза Марал, затененные длинными ресницами, и он принялся неестественно заинтересованно перелистывать раскрытый учебник. Марал и ее подруги, все так же улыбаясь, смотрели на капитана. Хаиткулы совсем смутился и залпом опорожнил пиалу. Марал тотчас же налила ему еще чаю. Хаиткулы сделал большой глоток, но поперхнулся и закашлялся. Краска залила его щеки. Одна из девушек, Абадан, участливо спросила:

— Что, Хаиткулы-ага, много селедки ели? Чай, как вода в песок, уходит.

Марал и вторая девушка прыснули. Капитан поставил пиалу и, справившись с душившим его кашлем, сказал:

— Ну и язычок у тебя, Абадан, — как бритва. Кого хочешь в краску вгонишь.

— Язык и ногти — наше оружие, потому они и остры, — притворно потупясь, ответила Абадан.

— Ой, меня ведь ждут, — после некоторого молчания спохватилась она и выбежала из комнаты.

А вторая девушка вдруг вспомнила, что ей надо сходить в магазин, и тоже ушла.

— Понимаешь, Марал, я к тебе по делу... — начал Хаиткулы.

Она улыбнулась:

— Опять по делу? Все ваши медэксперты заболели гриппом? А может, дядя просил узнать, чем лечить радикулит?

— Да нет, тут, видишь ли, дело щекотливое...

— Я же тебе сказала, что можешь приходить просто так. Не ломай себе голову, придумывая повод.

— Я серьезно... Это касается тебя... вернее, вашего села.

— Ну? — Марал подняла брови. — Рассказывай, а я пока уберу со стола.

— Сегодня, Марал, я наткнулся на одно дело... Десять лет назад, 3 марта пятьдесят восьмого года, из вашего села пропал молодой человек Бекджан Веллеков...

Хаиткулы взглянул на Марал. Ее лицо словно окаменело, глаза лихорадочно заблестели.

— Начатые на второй день розыск и следствие результатов не дали, — капитан вздохнул. — Есть основание предполагать убийство... А значит, убийца по сей день гуляет на свободе... И я клянусь, что найду убийцу твоего брата...

Хаиткулы остановился: Марал, всхлипнув, отвернулась.

Опять у него в руках это дело. Теперь нужно было выяснить две вещи: каким образом Довлетгельды снял с себя страшное подозрение и что это за Назаров, который вел следствие.

Хаиткулы стал перечитывать документы, но поначалу никак не мог сосредоточиться — заплаканное лицо Марал стояло перед глазами.