Оставаясь у окна, он понемногу пришел в себя после привидевшегося кошмара, потом пошел к выключателю, повернул его, но люстра не загорелась. В лунном свече он теперь разглядел, что ведь на диване, в самом деле, лежит что-то громоздкое, с материей, свисающей под тень стола и с торчащим обрубком шеи. И вновь горячая волна тревоги пробежала по нему:

— Проклятье! Не мог же я здесь убить кого-нибудь, я же был в квартире один-одинешенек, а квартира заперта!..

Безотчетно он произнес это вслух и, услыхав, прислушался: вдруг кто-то отзовется, — после всей сегодняшней чертовщины он готов был ожидать чего угодно. Тут он сообразил, что видит плохо потому, что на нем нет очков, нужно было взять запасные.

Олег Петрович прошел в спальню, безрезультатно пощелкал выключателем и, нашарив под кроватью хранящийся там аккумуляторный фонарь, зажег его и нашел на столе очки.

Преодолев свой страх, он все же вернулся в столовую и осветил диван. Да, на нем, закрытый материей, лежал какой-то предмет, и из складок материи высовывалось нечто, отдаленно напоминающее шею без головы, но это была явно не шея, а какое-то изделие, заканчивающееся гладкой, слегка выпуклой поверхностью. Черт знает, что это могло быть. Олег Петрович не удивился бы и тому, что на диване лежала машина времени или какая-то еще более невероятная штуковина. Трогать ее Олег Петрович все же поостерегся: узенький снопик фонарного света был ненадежен, надо было сперва обеспечить более подходящую обстановку. Пройдя в прихожую к щитку, он сразу обнаружил сгоревшую пробку, сменил ее, в квартире вместо призрачного света луны возник уверенный трезвый электросвет, и на душе стало спокойнее.

И сразу все стало понятным. На тумбочке не было телевизора, это он лежал на диване, выставив охранный кожух горловины кинескопа, закутанный тяжелой плюшевой скатертью со стола, которую жена не взяла из-за пятен и потертостей. Вот кого, оказывается, обхватил напоследок Ленечка там, в парке!

Штырек антенны при этом выдернулся из гнезда телевизора, а вилка питания осталась в розетке, потому что шнур зацепился за кронштейн тумбочки и оборвался, создав вспышку короткого замыкания. Оплетка шнура, пропитанная зловонным составом, еще продолжала тлеть, и Олег Петрович поспешил скорее потушить ее пальцами, как недокуренную сигаретку, открыл форточку и с наслаждением, глубоко вдохнул глоток еще холодного весеннего воздуха.

Потом он выбросил в мусорник сбитые в отчаянии очки, на которые успел наступить, осколки стакана и тарелки, упавшие со скатерти, поставил на ноги перевернутое кресло и застелил стол скатертью, сдернутой во время привидевшейся схватки.

Телевизор, как ни странно, остался неповрежденным, в чем Олег Петрович убедился, водрузив его на место и воткнув зачищенные кончики шнура в розетку. Экран засветился, и когда Олег Петрович переключил канал, он застал еще окончание передачи последних новостей. «С таким телевизором можно на медведя ходить», — хмыкнул он удовлетворенно, закурил беломорину и сел в кресло, чтобы окончательно успокоиться и привести мысли в порядок.

Нельзя сказать, что он был сейчас напуган и расстроен происшедшим, скорее наоборот: его тело еще хранило в себе бурление на миг возвращенной молодости, прилив сил, азарт схватки и юношескую остроту чувств. Это было превосходно!

Ушибы где-то на ноге и в боку казались пустяковой платой за пребывание в шкуре беззаботного товарища, и вообще, жизнь наполнилась новым содержанием и приобрела жгучий и загадочный интерес.

Но во всем в этом проглядывала и опасность, отнюдь не призрачная. «Эдак, черт возьми, недолго и погром в квартире устроить, — подумал Олег Петрович. — Ладно еще я схватил телевизор, а не холодильник, с ним не мудрено бы и надорваться. Да и вообще, сколько бы я всего накуролесил, не оборвись шнур питания; чего доброго, из окна мог вывалиться или переполошить соседей, — тогда уж прямой путь был бы в сумасшедший дом.

Ну ладно, зато теперь и периодичность подтвердилась, и можно считать установленным, во-первых, причастность телевизора, а во-вторых, прекращение явлений при его выключении, — это делает явления управляемыми. Значит, что? Для предохранения себя от своих же опрометчивых действий достаточно сделать так, чтобы телевизор отключался, когда мне вздумается подняться с кресла в таком состоянии, как сегодня. А так как сегодня я пришел в себя несомненно от удара током, то надо устроить так, чтобы и впредь при попытке покинуть кресло меня щекотало бы током, безопасным, разумеется».

Жизнь, принявшая в последнее время менее однообразный характер, не смогла полностью отвлечь Олега Петровича от событий другого рода, которые он назвал просто «чертовщиной», проявлявшейся то в сновидениях, то наяву. Верный своей привычке решать задачи до конца, он терпеливо высиживал перед телевизором каждый вечер до полуночи.

«Мал, обидно мал КПД человека», — морщился он, вспоминая время, проведенное в очередях, ожидания в приемных разного начальства, томительные часы, затраченные на собраниях, советах, комиссиях, где без Олега Петровича вполне можно бы обойтись и куда он и ему подобные Призывались только для соблюдения кворума. Вот и теперь не бесполезно ли утекает время.

Но врожденная настойчивость заставляла продолжать опыт, и он дождался. В один из вечеров, когда Олег Петрович начал слегка задремывать, он услышал:

— Ждешь кого?

Олег Петрович вскочил с кресла и включил верхний спет, но никого не увидел. «Показалось», — подумал он и только хотел снова сесть, как голос повторил:

— Я спрашиваю, кого ты ждешь?

— Да откуда мне знать, кто может пожаловать! — ответил он несколько раздраженно. Входи же, где ты? Или тебя, как Мефистофеля, надо приглашать трижды? Входи, буду тебе рад.

И тут он увидел сидящего на диване человека.

— Зор! — взволнованно воскликнул он.

— Да, я Зор, — бесцветным голосом ответил гость.

— Ты Зор… А я уж думал Дух Земли. — Олег Петрович сел по другую сторону стола и смотрел на пришельца, не зная, как продолжать разговор. Зор сделал это сам:

— Ты звал какого-то духа. Зачем?

— Это была блажь не совсем нормального человека.

— Теперь это стало реальностью, потому что для тебя я то же, что и Дух. Чего ты хотел от Духа?

— Так прямо и сказать! Да, я знаю, что ты могущественнее любого из нас, догадываюсь об этом. У нас есть предание, что Дух Земли всемогущ и мог бы выполнить любое желание человека.

— Понятно. Вот ты и скажи мне, чего ты хочешь?

— Знаний! Таких, как у тебя!

Зор улыбнулся и медленно покачал головой:

— Нет, ты не сможешь их вместить — жизни не хватит.

— Так продли ее! Лет на семьсот.

— Это я могу, но все равно не поможет: устройство твоего мозга не позволит.

— А улучшить его нельзя?

— Мозг должен формироваться постепенно на протяжении многих поколений. Да и зачем тебе так много знаний одному? Тебя ведь не поняли бы окружающие.

— А счастливым ты меня не можешь сделать?

— Вот это проще всего. Достаточно лишить тебя способности желать, искать, соревноваться и совершенствоваться, словом, лишить тебя того, что вы зовете интеллектом. Ты будешь всем доволен, тебе нечего будет желать.

— Нет, мудрый Зор, такого счастья мне не надо.

— Есть другой способ: я могу внушить тебе, что ты счастлив, и ты будешь блаженствовать, независимо ни от чего.

Олег Петрович на миг задумался.

— Нет, нет, Зор, не надо.

— Ты меня радуешь. Настоящее счастье человек-может создать себе только сам.

— Чем же ты могущественнее нас, Зор?

— Количеством и глубиной усвоенных знаний. А ты все ждешь чуда. Кстати, о чуде. Ты знаешь закон зависимости тока от напряжения и сопротивления материи? Нравится он тебе?

— Да, — ответил Олег Петрович. — Закон тока, который ты имеешь в виду, называется у нас законом Ома, но он, как и всякий другой, по-моему, не может нравиться или не нравиться. Тут можно говорить лишь о более или менее удачной формулировке закона, а сам по себе он никаких эмоций не вызывает; его надо просто знать и с ним считаться.