Unbegaun B. O. Soziale Schichtungen in russischen Familiennamen. — Disputationes ad montium vocabula aliorumque nominum significationes pertinentes (10. Internationaler Kongreß für Namenforschung), II, Vienna, 1969, pp. 365—370. Unbegaun B. O. Structure des noms de famille russes. — Troisième Congrès international de toponymie et d’anthroponymie, II: Actes et Mémoires, Louvain, 1951, pp. 433—436. Unbegaun B. O. Ukrainian and Russian Surnames in ‑yšyn, ‑ixin, and ‑išin. — Symbolae in honorem Georgi Y. Shevelov, Munich, 1971, pp. 445—447. Vasmer M. Der Name Čaadajev. — Zeitschrift für slavische Philologie, XVII, 1941, pp. 340—341. Vasmer M. Studien über ostslavische Personennamen. I. Ableitungen von Frauennamen. — Zeitschrift für slavische Philologie, XXVIII, 1960, pp. 342—347. В работе рассматриваются русские метронимические фамилии. Vasmer M. Wikingerspuren in Rußland. — Sitzungsberichte der Preußischen Akademie der Wissenschaften, Phil.-hist. Klasse, 1931, pp. 649—674. Исследование в основном посвящено географическим названиям, образованным от скандинавских личных имен. Полезное дополнение к работе В. Томсена (см. выше). Woltner M. Zur Frage der Behandlung westeuropäischer Personennamen in Rußland. — Festschrift für Max Vasmer zum 70. Geburtstag. Wiesbaden, 1956, pp. 570—576. Приложение Социальная жизнь русских фамилий (вместо послесловия) Публикуемая книга представляет собой систематическое рассмотрение русских фамилий. Под «русскими» имеются в виду фамилии, бытующие в России; естественно при этом, что в центре внимания автора находятся фамилии собственно русского происхождения, а также иноязычные фамилии, в той или иной мере подвергшиеся русификации. Это первый и единственный опыт такого рода; книга Б. Унбегауна не претендует на исчерпывающее рассмотрение материала, и, тем не менее, он представлен здесь достаточно полно. За неимением специального этимологического словаря русских фамилий эту книгу можно рассматривать как наиболее авторитетный справочник в данной области. В основу классификации положен принцип образования фамилий, иначе говоря, их морфологическая структура; вместе с тем, наряду с морфологией автору постоянно приходится касаться этимологии и семантики. Словообразование русских фамилий представляет непосредственный интерес для лингвистов, однако значение этой темы выходит далеко за рамки лингвистики — в целом ряде случаев форма фамилии красноречиво говорит о происхождении ее носителя. Вполне естественно поэтому, что морфологическая классификация фамилий сопровождается в книге историко-культурным комментарием (хотя этот комментарий зачастую и ограничен). Стремление связать язык и культуру, увидеть за формальными языковыми явлениями более общие культурно-исторические процессы исключительно характерно вообще для автора данной книги — одного из выдающихся филологов-русистов нашего времени; подобный подход так или иначе отличает все его работы. Ономастика (наука об именах) и антропонимика (наука о человеческих именах) дают особенно благодарный материал в этом отношении. Мы живем в мире имен. Имя выступает как основная характеристика человека, как его идентифицирующий признак. В каких-то случаях имя способно даже заменить человека: это проявляется в таких противоположных сферах — они находятся на разных уровнях цивилизации и, казалось бы, не могут иметь друг с другом решительно ничего общего, — как магия и бюрократия. Магическое действие, направленное на человека, оперирует с его именем (в колдовстве, в гадании и т. п.)[24]; равным образом и бюрократическая документация имеет дело не с людьми, а с именами, и судьба человека может непосредственно зависеть от бюрократической процедуры[25]; все это способствует мистическому отношению к имени, которое ощущается и в наши дни[26]. Будучи лишены самостоятельного значения, имена — призванные, вообще говоря, называть, но не значить, — могут быть, тем не менее, чрезвычайно значимы. Для окружающих они оказываются значимыми постольку, поскольку отражают определенную традицию наименования, принятую в той или иной социальной среде. Соответственно, имя может выступать как социальный знак, как социальная характеристика человека — это относится как к личному, так и к фамильному имени. Пушкин писал в примечании к «Евгению Онегину»: «Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч. употребляются у нас только между простолюдинами»[27]; Тургенев в рассказе «Уездный лекарь» выводит лекаря Трифона, отвергнутого дворянкой из-за его плебейского имени; лекарь женится на купеческой дочери — «зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать»[28]. Свидетельствам такого рода вполне можно верить: они подтверждаются документальными источниками. Достаточно показателен хотя бы следующий эпизод, относящийся к 20‑м гг. XIX в. (т. е. именно к той эпохе, которую имеет в виду Пушкин). Флигель-адъютант В. Д. Новосильцев ухаживал за дочерью генерала-майора П. К. Чернова и сделал ей предложение. Новосильцев принадлежал к высшей аристократии, невеста была незнатного происхождения (Черновы происходили из провинциальных дворян). По дневниковой записи А. Сулакадзева, мать Новосильцева (дочь графа В. Г. Орлова) «смеясь, говорила: „Вспомни, что ты, а жена твоя будет Пахомовна“. Ибо отец ее был в СПб. полицмейстером Пахом Кондратьевич Чернов. Ветреник одумался…»[29]. Свадьба расстроилась, и дело кончилось дуэлью жениха с братом отвергнутой невесты (К. П. Черновым), окончившейся трагически для обоих участников[30]. По другому источнику (письмо В. Савинова от 1 октября 1825 г.) «Новосильцев… просил мать позволить ему жениться, но она слышать не хотела об этом, потому что имя невесты Пелагея Федотовна!!!»[31]. Автор цитируемого письма неточно называет имя невесты, однако сама ошибка весьма характерна: имена Пахом и Федот естественно ассоциируются друг с другом в силу их социальной равноценности. Наконец, еще один современник, А. А. Жандр, вспоминая о дуэли Чернова и Новосильцева, писал, что мать Новосильцева «не позволила сыну жениться, потому что у Черновой имя было нехорошо — Нимфодора, Акулина или что-то в роде этого»[32]. Все эти свидетельства расходятся друг с другом, но неизменно сохраняют инвариантный тип простонародности имени[33]. Мы видим, что имена могут объединяться по своим социолингвистическим характеристикам. Или другой пример — на этот раз не из дворянского, а из купеческого быта. Бабка писателя Н. С. Лескова по материнской линии родилась в 1790 г. в Москве в зажиточной купеческой семье Колобовых. Родители хотели назвать ее Александрой, но священник окрестил младенца Акилиной (по святцам, поскольку день рождения девочки приходился на день св. Акилины). Отец, «слышать не мог неблагозвучного имени новорожденной, видя в нем поругание своей купеческой именитости и избыточности. Бросился к архиерею — тщетно! Тогда он строго-настрого приказал всем в доме облагороженно называть девочку Александрой… Тайна эта соблюдалась всеми…». Подлинное ее имя открылось лишь на панихиде[34]. Имя Акилина (Акулина) явно воспринималось как простонародное. Примеры такого рода нетрудно было бы умножить. вернуться Этим объясняется устойчивое бытование в древней Роси наряду с крестильным именем (т. е. именем, полученным при крещении) так называемого мирского имени: крестильное имя во избежание порчи могло скрываться. См.: Е. [= Евгений Болховитинов]. О личных собственных именах у славянороссов. — Вестник Европы, ч. LXX, 1813, №13, с. 25—26; Костомаров Н. Исторические монографии и исследования, т. XIX. СПб., 1881, с. 225; Голицын Н. Н. Род князей Голицыных, т. I. СПб., 1892, с. 351; Успенский Б. А. Из истории русских канонических имен. М., 1969, с. 201—202; Он же. Мена имен в России в исторической и семиотической перспективе. — В сб: Труды по знаковым системам, V. Тарту, 1971 (= Ученые записки Тартуского университета, вып. 284), с. 488—492. вернуться Эпизод, описанный Ю. Н. Тыняновым в его известной новелле «Подпоручик Киже» (когда в результате бюрократической ошибки возникает новое лицо, не существующее в реальности, но обладающее всеми семиотическими правами человеческой личности), в каком-то смысле напоминает магическое сотворение гомункулуса. Новелла Тынянова представляет собой литературную обработку исторического анекдота павловского времени, в котором отразилось, по-видимому, вполне реальное происшествие (см.: Даль В. И. Рассказы о временах Павла Ι. — Русская старина, 1870, сентябрь, с. 295—296; Павел I. Собрание анекдотов, отзывов, характеристик, указов, и пр. Составили А. Гено и Томич. СПб., 1901, с. 174—175). Случаи такого рода имели место и позднее: один из них описан В. Т. Шаламовым в документальном рассказе «Берды Онже» (см.: Шаламов В. Колымские рассказы. Paris, 1982, с. 511—515). вернуться Ср. письмо П. А. Вяземского к В. А. Жуковскому от 13 декабря 1832 г.: «Вот сюжет для русской фантастической повести dans les mœurs administratives: чиновник, который сходит сума при имени своем, которого имя преследует, рябит в глазах, звучит в ушах, кипит в слюне; он отплевывается от имени своего, принимает тайно и молча другое имя, например, начальника своего, подписывает под этим чужим именем какую-нибудь важную бумагу, которая идет в ход и производит значительные последствия; он за эту неумышленную фальшь подвергается суду, и так далее. Вот тебе сюжет на досуге. А я по суеверию не примусь за него, опасаясь, чтобы не сбылось со мной» (Русский архив, 1900, кн. 1, с. 367). вернуться Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. VI. Изд-во АН СССР, 1937, с. 192. Ср.: Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980, с. 196—198. вернуться Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28‑ми тт. Соч., т. IV. М.—Л., 1963, с. 51—52. вернуться См.: Лотман Ю. Кто был автором стихотворения «На смерть К. П. Чернова». — Русская литература, 1961, №3, с. 154. Аналогичные сведения находим в воспоминаниях Е. П. Яньковой: «Стал он [Новосильцев] просить благословения у матери, та и слышать не хочет: „могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да еще в добавок на Пахомовне: никогда этому не бывать“. Как сын не упрашивал мать — та стояла на своем: „Не хочу иметь невесткой Чернову Пахомовну, — экой срам!“. Видно, Орловская спесь брала верх над материнскою любовью» (см.: Благово Д. Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком. СПб., 1885, с. 390). вернуться Этому событию посвящены стихи «На смерть К. П. Чернова», приписываемые иногда К. Ф. Рылееву (см.: Лотман Ю. Указ. соч., с. 153—159). Рылеев, который приходился К. П. Чернову двоюродным братом, был его секундантом на дуэли. Уместно отметить, что имя Рылеева (Кондратий) принадлежало к тому же социальному пласту, что и Пахом — общность происхождения нашла отражение в их именах. Отголосок этой нашумевшей истории может быть усмотрен в стихотворной повести Н. П. Огарева «Господин», где барышня узнает о смерти любимого: И думала: «Так умер друг!..» Но как-то вспомнилось ей вдруг, Мечтая над покойным другом, Что был Потап его отец; Могло б случиться наконец — Потапыч стал бы ей супругом!.. И тут она, полушутя, Расхохоталась, как дитя… (Огарев Н. П. Избр. произв. в 2‑х тт., т. II. М., 1956, с. 139). вернуться Щукинский сборник, вып. VII. М., 1907, с. 350—351; В. Савинов описывает события со слов секунданта Новосильцева. Ср.: Лотман Ю. Указ. соч., с. 154—155, примеч. 7. вернуться См.: Смирнов Д. Рассказы о Грибоедове. — В кн.: А. С. Грибоедов. Его жизнь и гибель в мемуарах современников. Под ред. З. Давыдова. Л., 1929, с. 289. вернуться Совершенно так же в анонимной комедии «Народное игрище» (1774 г.) дворянин хочет жениться на крепостной девушке, которая во 2‑м явлении именуется дочерью Федула, а в 12‑м явлении — «Власовой дочерью» (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова. Под ред. П. Н. Беркова. М.—Л., 1951, с. 497, 503, ср. комментарий на с. 590). Это случайная ошибка автора, но она очень характерна: имена Федул и Влас выступают в одном ассоциативном ряду. вернуться См.: Лесков А. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям, т. 1. М., 1984, с. 80—81. Н. С. Лесков вывел свою бабушку в повести «Несмертельный Голован», где рассказал об этой истории, не изменяя ни имен, ни фамилии (Лесков Н. С. Собр. соч. в 11‑ти тт., т. VI. М., 1957, с. 393). |
