Всё то, что живо мне и свято Всё то, что живо мне и свято, Для всех – мертво и тяжело. Такая за любовь расплата — Украденное ремесло. Конечно, не для передачи Даётся тайны чистый звук — Причудами слепой удачи — Квадратом выплавленный круг. И лишь тебе, за узкой дверцей Невнятицы строки моей, Быть может, перехватит сердце Тоской неясной соловей. В душе забьётся малой птицей, Забрезжит в синеве звезда, И ты, склонившись над страницей, Мой мир почувствуешь тогда. И свежесть утреннего вздоха, И облака прощальный взмах, Печальных перемен эпоху — Вкус земляники на губах. Читатель Читатель, где ты, мой читатель? Ау… ау! Ты где, мой друг? Тут каждый – недоброжелатель, Одни писатели вокруг! Вот напряжённо и ревниво Они за строчками следят: Одним скучны мои порывы, Другие – откровенно спят. Конечно, бедолаги ночью Творили, не смыкая глаз. От этого устали очень… А ты не посещаешь нас — Вернись, вернись, вернись, читатель — Спаси у бездны на краю! Я покормлю тебя и, кстати, Ещё и рюмочку налью. Моноспектакль Среди разноцветных и ярких картин, Клубка из удач и печали, Жизнь – моноспектакль, и зритель один На сцене огромной и в зале. Опять он выходит один против всех, Сам собственный враг и союзник, И сам у себя вызывает он смех — Своей бесконечности узник. Бывает любим и бывает влюблён, И смотрит глазами ребёнка, Назначенной ролью от всех отделён, Как будто невидимой плёнкой. Не слышно пространству, о чём он кричит — Ведь звук отключили нарочно. А воздух отечества сладко горчит, Да так, что становится тошно. Песня Такой отвратительно мерзкий улов Из рыб, что драконам под стать. И если никто не читает стихов, Зачем же тогда и писать? Теперь красота – барахло от Кутюр, Мерзавцам за подлость в награду. Плетёный узор шелестящих купюр Похитил сияние радуг. Защитник свободы – милиционер — Стоит на посту возле храма, В умах торжествует Святой Люцифер, А в душах – реклама. Шуршат, как пожухлые листья, слова, Что раньше набатом звучали, И песня стихает, начавшись едва, Себя немотой измочалив. Мучительно сжаты немые уста, Но звуком наполнен я весь — Вот-вот она грянет, сильна и чиста, А всё потому, что ты есть! Вертинский Обидчивый паяц, банальный белый клоун, Как многих пережил твой одинокий цирк! Ты снова в тишине выходишь на поклоны, Проклятый эмигрант или любимец ВЦИК. Что чёрный диск шипит на старом патефоне, Заботливо храним в формате эмпэтри? И голод, и война, и ты на этом фоне, Эффектный бонвиван, немыслимый esprit. Всё то, что сожжено, осмеяно, разбито, Застенчиво звучит в заброшенном раю Загаженной души… Среди тупого бита Картавый твой куплет я сам себе пою. Есть люди Есть люди – они не читают стихов, И прозы они не читают. Их мир для меня бесконечно суров: Пустыня от края до края. Напрасно их мысленный образ леплю, Насупленным филином сидя: Им мило всё то, что я так не люблю — За это на них я в обиде. Кому достучаться до них по плечу? К заложникам телеэкрана, Я делать для них ничего не хочу, Души не отдам им ни грана! Но, Господи, как же прекрасен твой сад, Когда, посмотрев исподлобья, Вдруг встретишь в толпе человеческий взгляд, И видишь в нём богоподобье! Бусинки слов Неужели, собирая бусинки слов В ожерелье из запутанных строк, В жизни что-то изменить я готов, Возвратить то, чего не дал Бог. Нет и нет. Я только беглец От скандалов, от рекламы продаж, Своей крохотной вселенной творец, И полушки за неё ты не дашь. Хоть она невелика, но моя, Потому, что никому не нужна. Я дракон – и вот моя чешуя, Моя родина – волшебная страна. Ну, а завтра – замки и песни волхвов, Тёплый воздух, что на крыльях несёт, — Это будут только строчки стихов, Только буквы на бумаге – и всё. Деревянный меч На стёкла Вечности уже легло Моё дыхание, моё тепло О. Э. Мандельштам |
