Шорох нити Шорох нити в руках. Пред воздушным змеем В бриллиантовых каплях дороги мрака Голова болит, и сознанье тлеет И скулит, как раненая собака. Так давно срастаешься с этой болью — Только руки дрожат, когда держишь Космос. Как росток, покидаю теперь юдоль я, Раздвигая собою пространства косность. Тяжело внутри, но ведь нету веса У души, и она наверху трепещет — Натянула нить, бьёт органной мессой, Прямо в небо бьёт, в дома и вещи. И с тобой сегодня мы будем рядом — Нас связала вместе мостом железным Не любовь, не секс – просто встреча взглядов, Встреча взглядов над голой бездной. Бадминтон Волан летит, летит волан, Звенит в руке ракетка, Ты девочка, я – мальчуган. Волан застрял на ветке. Сбивая яблоневый цвет, Он падает к нам в рук. А сада нет, и мира нет — Вокруг умолкли звуки. Волан летит, и ветра смех Его не догоняет. Ты прыгаешь – и юбка вверх. А я волан роняю. О любви Предчувствие, предвосхищенье: Пчела в цветке. Легко мелькающую тень я Дарю руке. Так остро, живо, интересно Возвращено, И лесть влюблённых слышать лестно, Как пить вино. Река, доверенная зренью, Вся – нагота. Вотще дрожащее терпенье, Цветок – мечта. Ловлю, хватаю тонкой сетью — Нет, не поймать. И сонные тысячелетья Ползут опять. Мороженое. Аниме На снежинку внезапно брошенный, Обнажённый, горячий взгляд: Ангел лакомится мороженым, И от счастья крылья дрожат. Вот колени, голени голые, Сладок чувственных губ изгиб, Чуть трепещут веки тяжёлые — Не смотри, а не то погиб! Улыбнётся – и разум побоку, В голове золотая пыль. Ангел линией, лодкой, облаком Растворится среди толпы. Час колбас Час колбас и ананасов, Стёкол лёд и струйных вин, В блюде плачущее мясо, Серп сыров и осетрин. Опрокинутая люстра — Как латунная латынь, Сладким чавком, хрюслым хрустом Хрусталей и сочных дынь. В голове голодной грёзой — Ослепляющая муть, Бликов призрачные звёзды Норовят в живот пырнуть. Йодомарин Надевает старый Пан очки, Бродит медленно по клетке, Где кусочек моря в баночке, В белой маленькой таблетке. Шевелятся крабы, блики и рачки, В изумруде моря очумело. Щурит Пан глаза – слепые дырочки, Видит море он в кусочке мела. Так сидим вдвоём – прогресс и я, Друг за другом наблюдая. Что ж! Осенняя депрессия Нас обоих донимает. Надо бы на небо формуляр внести — Отпусти, мол, Боже, с тесной кухни. Впрочем, завтра мы достигнем сингулярности, И тогда само всё это рухнет. Анна Анна – красное на белом. Голос ангела извне. Боль-блудница смуглым телом На белой лежит простыне. Остро-дрожащие розы, Охваченные зимой — На белизне пастозной Растрёпанный ангел мой. Выплеснув алым звуком Белый гимн тишине, На горечь, на злость, на муку Даровано счастье мне. У огромного Бога Наших маленьких жизней – нас у огромного Бога так много в ладонях… и, по правилам грубой игры, как бы он ни старался… драчливых, убогих не удержит никак: кого-нибудь – раз — и уронит. А на вымершем Марсе и вовсе гуляет сквозняк. Влез лис Влез лис на леса, снял соль с колеса. Лес – лаз в небеса, соль – слёз голоса. Лес – сад ласковых лоз. Рос свет — кладезь полос — плёл плоть и угасал. Лес лис светом лизал. Хрущёвки Ничего не замечая, Сокрушительный и ловкий, Сильной лапой кран ломает Рёбра тонкие «хрущёвки», В груде балок плесневелых Под рукою беспощадной Обнажая кафель белый, Неожиданно нарядный. Кафель белый – жизнь чужая, Чьи-то грёзы и надежды. Кто теперь по ним скучает? И кому грустить о прежнем? Опускается рука ведь, Только сыплются дощечки, Рушит стены, рушит память Внутри крана – человечек. Смотрят праздные зеваки, Не уходят, созерцая: Их соседние бараки Разрушенья поджидают. Поджидают в тёмных окнах, В серых домиках из вафель, Где пелёнки в кухнях сохнут, Где поглаживают кафель. |
