Он — позор для своей формы, ослабленный иллюзиями любви, самопожертвования и, несомненно, другими бесчисленными заблуждениями. Никто не ограничивается одной-единственной иллюзией. Для поддержания исходной лжи всегда требуется еще больше лжи.

Пустые глаза провожают меня, когда я прохожу мимо — шокированные, смутно любопытствующие, жаждущие, слишком обкуренные, чтобы приблизиться. Последователи Мэллиса медленно умирают в доме, худые и бледные как наркоманы, лежа на тюфяках в темных углах или сплетаясь узлами обнаженных конечностей на бархатных диванах с низкими спинками — сжигают благовония, играют музыку, вводят наркотики, фыркают, блекнут.

Обкуренные пассивные жертвы.

У моих детей будет пища по прибытию.

Жаль, мне не хватит энергии, чтобы принять участие.

Я устремляюсь в подвал. К тому моменту, когда я добираюсь до подземных покоев, в комнатах которых обитал Дж. Дж. Младший — человек на удивление незамутненного рассудка — я уже ползу.

Я тащусь на животе вниз по тускло освещенному коридору целую небольшую вечность, пока не добираюсь до огромной черной квадратной двери со стальным обрамлением. Я ложусь на спину и распахиваю ее ударом обеих ног.

Некоторое время спустя я заползаю внутрь.

Спустя еще одну небольшую вечность я разворачиваю свое тело и закрываю дверь ногами.

Спустя еще немного времени я приподнимаюсь на руках и коленях, чтобы закрыть дверной засов, затем жестко падаю на пол.

Я лежу возле двери, свернувшись клубочком.

Что-то не так, совсем не так.

Я призываю одну из своих кровавых рун, чтобы запечатать двери.

Ни одной руны не появляется.

Дрожа, я пытаюсь снова и снова, но всякий раз, когда я стараюсь пропеть руну и воплотить ее в реальность, я получаю лишь пустые ослабшие пальцы, сжимающие ничто.

Моя магия исходит от моей воли, не от моего тела. Постоянно нарастающая слабость моей формы не должна повлиять на мои силы.

Я прекращаю попытки, обращаюсь внутрь, оценивая свое состояние.

Без тела мой разум оставался постоянно осведомленным. Ни одно мгновение моего существования не прошло незамеченным. Я всегда бдительна, всегда настороже, всегда планирую и замышляю. Во все времена, начиная с момента моего рождения, я была совершенным, неустанным, ненасытным, мыслящим существом.

Теперь кажется, как будто нарушилась сама целостность моего существа. Мои представления о себе делаются… смутными, сложно видеть ясно и фокусироваться. А сосредоточенность есть сила.

Неужели настырная маленькая сучка нашла способ как-то атаковать меня изнутри?

Я ныряю внутрь и изучаю коробку, в которую ее упаковала. Она цельная, сделанная без единого шва — гладкая, черная, холодная.

Я пожелала ее существования и поверила в него — и вот результат.

Моя вера основывается на интеллекте. Ее — на эмоциях. Я верю исключительно в себя. Она верит в кого угодно, кроме себя самой, и это делает ее восприимчивой к любому, чья воля сильнее ее собственной.

Я утверждаю и настаиваю. Она боится и сомневается.

Я ПОБЕЖДАЮ.

Она находится в коробке, которой не существует, и верит, что оттуда не сбежать.

Вера есть реальность.

Вера так очаровательно податлива.

Я хихикаю, но не раздается ни звука.

Я думаю: ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ! ЧТО ЭТО?

Мои веки тяжелеют и остаются закрытыми, хотя я предпочла бы открыть глаза.

Я думаю: Я НЕ ПОТЕРЯЮ КОНТРОЛЬ НАД ЭТИМ СОСУДОМ ВНОВЬ!

Мои конечности дрожат, безвольно падают на пол и замирают.

Я лежу неподвижно. Что со мной случилось? Кто вмешивается в мои планы? Была ли я… ранена каким-то образом… чего я не… осознавала?

Это

Смерть?

Я что-то

Сделала не так

Со своим

Телом?

Кто-то

Отравил…

Джада

Спустившись в дисгармонирующее музыкальное поле битвы между многочисленными подклубами Честера, Джада вовсе не удивилась тому, что ночной клуб был переполнен. Чем более ужасные вещи происходили на улицах Дублина, тем круче вечеринки, сотрясавшие гладкие стены из хрома и стекла на 939, Ревемаль стрит, где за деньги можно воплотить в жизнь самые темные фантазии.

Проталкиваясь сквозь битком набитые танцполы, она осознала, что несмотря на привычный ход дел, в сегодняшней клиентуре наблюдалось настораживающее отличие. Во многих клубах были только люди и Видимые. Она не заметила ни одного Невидимого, хотя проделала уже половину пути до охраняемых лестниц, которые обеспечивали доступ на приватные верхние уровни.

Прищурившись, она осмотрелась кругом. Невидимые были ненасытными постоянными клиентами Честера, но сейчас здесь не было ни единого Носорога, ни одной из тех причудливых единичных особей, ни даже одного из воинственных слуг Гроссмейстера. Даже Папа Таракан с его коротконогим тельцем, собранным из пластичных блестящих панцирей не шлялся здесь, предлагая свои жиропоглощающие тараканьи товары, а ведь она начинала подозревать, что это отвратительное существо жило где-то в роскошных владениях Риодана.

Синсар Дабх вернулась, а в Честере не осталось Невидимых — весьма тревожное сочетание фактов.

Холодно кивнув Фэйду и жутковатому беловолосому члену Девятки с темными горящими глазами, чье имя она еще не выяснила, она поднялась по лестнице, двигаясь как Джо, глядя вниз, на танцполы, поглощая каждую деталь. Хоть в режиме стоп-кадра было немало преимуществ, но двигаясь быстрее реальности, она оставалась слепа к окружению, и не могла оценивать и констатировать текущие события, если не тратила время на то, чтобы их увидеть.

Когда она добралась до офиса Риодана, темное стекло было настроено на уединение, а значит, находящиеся в нем могли видеть все вокруг, но никто не мог видеть то, что внутри. Она приложила ладонь к панели. Дверь отъехала в сторону, и она заглянула в тускло освещенную комнату.

Бэрронс с хмурым видом стоял в одном углу. Круус, клокотавший негодованием, возвышался в другом углу, верхней частью туловища не прислоняясь к стене и выдавая то, насколько его беспокоила искалеченная спина. Кристиан прислонился к стене в третьем углу, скрестив руки на груди, подняв величественные крылья и обхватив ими свое тело. Все они неподвижно уставились в никуда, держась друг от друга настолько далеко, насколько позволяло ограниченное пространство. В воздухе кабинета повисла враждебность, и она гадала, сколько же времени они провели в столь тесном помещении, дожидаясь, пока она к ним присоединится.

Бэрронс бросил на нее нетерпеливый взгляд.

— Охренеть как ты вовремя явилась.

Джада шагнула внутрь, и дверь за ней закрылась. Она подошла к единственному свободному углу, оценивая остальных. Какая неожиданная и могущественная команда — при условии, что они не поубивают друг друга до достижения целей. Смерть, Война, Бэрронс, кем бы он ни был, и она сама, супергерой.

— Где ты нашел Кристиана? — спросила она у Бэрронса.

Горец бросил на нее взгляд, полный отвращения.

— Чертова Мак замотала меня нахрен в чертов кокон и оставила за грудой чертовых камней, вот где.

— У тебя хотя бы остались твои крылья, — ощетинился Круус.

Кристиан его проигнорировал.

— А потом эти слюнявые звери Бэрронса зализали меня нахрен до смерти. Сначала Ведьма, потом это. Иисусе, куда подевалось поступление в колледж и свидания с хорошенькими девушками?

Круус сверкнул жестокой улыбкой.

— Те дни давно прошли, братишка.

— Я тебе не братишка, черт подери. Я, мать твою, тебе никто.

— Звери Бэрронса? — спросила Джада. Почему Кристиан думает, что звери его? И насколько сильно повредило ему пребывание в коконе? Он казался бледным, переносил свой вес с ноги на ногу, точно пытаясь найти удобную позу.