Однако глядя в ее глаза, он понял, что это гордость заставляет ее сражаться с ним на каждом шагу. Бабушка Наташа права: любовь куда более сложна, чем он представлял. И впервые с той минуты, как он встретил Лили, Вольф осознал поразительный, пугающий факт: существует определенная возможность того, что, невзирая на любые его слова и поступки, она может не принять его.

При этой мысли ледяной озноб сковал его сердце. Он, наконец, нашел женщину, о которой мечтал, женщину, ему предназначенную, а она не позволяет ему даже говорить о чувствах. Ад и проклятье, что ему делать?!

Вольф нахмурился. Возможно, она уже дала ему ответ, предложив помочь его провести через бушующие волны странных правил света. По крайней мере, она продолжала разговаривать с ним и это уже что-то… не так ли?

Лили вздохнула и отвела выбившийся из прически локон.

— Простите, если моя откровенность вас шокировала, но лучше обо всем договориться прямо сейчас. Вы, явившись на праздник герцогини, отвлекаете меня от моей цели. А я не могу вам этого позволить.

Он уловил нотки сожаления в ее голосе, и его раздражение тут же развеялось.

— Это мне следует извиниться. Вы и я — люди страстные, и вполне естественно, что у нас разные цели. Я не хочу, чтобы вы прекратили разговаривать со мной. Это неприемлемо. Я сделаю все возможное, чтобы воспрепятствовать этому.

Выражение ее лица смягчилось. Она застенчиво улыбнулась, отчего его сердце заколотилось в груди.

— Мне бы тоже этого не хотелось.

— Наконец-то мы хоть в чем-то согласны.

— И для этого не потребовалось много времени, верно? — хихикнула она.

— Верно. Но сначала я должен попросить вас об одном. — Он сжал ее руку и поцеловал пальцы. — Я должен просить у вас быть со мной терпеливой. Я не из тех людей, которые привыкли сдерживать чувства. Но я попытаюсь.

— Спасибо.

Они не отрывали глаз друг от друга, и Вольф внезапно ощутил, как нежна ее рука. Он снова поднес ее к губам, только на этот раз перевернул и поцеловал ладонь.

Глаза Лили тут же затуманились, а губы раскрылись. Но через мгновение ее щеки снова запылали, и она в смущении отодвинулась. Он тут же сообразил, что Лили не потребовала ограничений в его поступках. Только в словах. Вольф едва не расплылся в улыбке, но мудро сдержал свое торжество.

«Ах, Мойя, я нашел трещину в стенах, которые ты выстроила. Если запрещаешь мне говорить, я обольщу тебя чем-то другим. Не словами».

Не подозревая, что ее уже переиграли, Лили спрятала руки за спину и попятилась.

— Теперь, когда все улажено, я могу дальше заниматься тем, зачем приехала сюда. Искать мужа.

— Кого-то вроде лорда Хантли?

Она никак не могла заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Возможно.

— Не отрицайте! Вы нацелились именно на него. Он ваша мишень.

— Мишень? Я не стреляю в него.

— Именно стреляете. Крохотными стрелами купидона в виде скромных улыбок и застенчивых взглядов, в надежде, что одна поразит его сердце, и он захочет жениться на вас и спасти вашу семью.

— Вы говорите ужасные вещи.

— Вздор. Я высоко ценю вашу преданность семье. Да и как могу не ценить? Но та любовь, о которой вы толкуете, любовь, рожденная необходимостью, не сможет вас удовлетворить.

Их взгляды снова скрестились. Его голос стал еще ниже.

— Вы заслуживаете истинной страсти, Мойя. Мужских прикосновений, заставляющих вас трепетать.

— Если я выйду за человека, которого смогу уважать и почитать, остальное придет.

— Возможно. А может быть, нет. И если этого не случится, вы даже не узнаете, чего лишены. — Он шагнул к ней, готовый доказать свою правоту.

Лили уловила выражение его глаз, и ее пульс мгновенно участился. Прежде чем он оказался перед ней, она резко отвернулась к окну.

— На улице совсем светло. Надеюсь, хорошая погода задержится, тем более что герцогиня говорила о посещении павильона, выстроенного на островке посреди озера.

Вольф стоял так близко, что она чувствовала, как его теплое дыхание шевелит ей волосы.

— День такой солнечный. Вряд ли пойдет дождь.

— Вот и хорошо. Жаль, если мы не увидим павильон. Я слышала, он прекрасен, — болтала Лили, сама себя не слыша. Неужели Вольф прав? Возможно ли, что если она выйдет замуж за благородного, порядочного человека, которого уважает и ценит, страсть между ними может никогда не разгореться.

Внезапно она почувствовала себя невероятно одинокой. «Никогда» — это очень долго. Она не желала страсти в семейной жизни, но как можно увериться, что ей не суждено ее испытать?

Лили не знала. Просто в делах страсти она была чересчур неопытна. Не разбиралась в ее признаках.

— Но как я узнаю, что страсть возможна? — внезапно спросила она, повернувшись к Вольфу.

Его губы изогнулись в улыбке, глаза потеплели.

— В этом все дело. Одни люди так и не узнают, что такое страсть, а другие быстро загораются.

— Но это не объяснение. Есть ли возможность проверить? Какое-то испытание?

— Испытание? — удивился он, но тут же хмыкнул: — Я не думал об этом, как об испытании, но, полагаю, это можно использовать в таком качестве. Например, кое-что попробовать.

Он провел кончиками пальцев по ее голым предплечьям, медленно, словно наслаждаясь прикосновениями и желая продлить удовольствие.

Кожа Лили мгновенно покрылась мурашками. Ее охватило восхитительное нетерпение.

Его длинные пальцы сомкнулись на ее запястьях. Вольф потянул Лили к себе, и ее грудь коснулась его груди.

— Вы чувствуете это? Дрожь страсти между нами?

Она сумела лишь молча взглянуть на него и кивнуть. Сердце изнывало в агонии предвкушения.

— Это, Мойя, и есть страсть. Редкий, очень редкий дар.

Каждое его слово возбуждало Лили все сильнее. Ее наполняло бесстыдное желание.

— Э… это очень эффективное испытание. Я должна его запомнить.

Она попыталась отодвинуться, но Вольф крепко ее держал.

— Есть и другие. Поцелуй, Мойя. Если он заставит ваше сердце биться, как пойманная птичка, значит, вы испытываете страсть. А если нет… — Он медленно покачал головой.

— Это… — Ее голос был таким хриплым, что ей пришлось откашляться. — Это тоже хорошие испытания.

— Только необходимо правильно их проводить, если хотите точно все узнать. — Он снова провел пальцами по ее рукам до самых плеч. — Нам нужно поцеловаться.

«Поцеловаться?»

Лили тихо ахнула.

— Вольф, это не…

— Вы должны знать. Вы молоды и трепетны. Брак без страсти будет для вас хуже смерти. Подумайте об этом.

Он нагнулся так, что его губы почти коснулись ее уха. Щеку овеяло теплое дыхание.

— Годы и годы, холодные и одинокие, никаких прикосновений или, еще хуже, тоскливое ожидание этих прикосновений.

Разрываясь между дрожью настойчивого желания и осознанием унылой картины, нарисованной Вольфом, Лили нервно облизнула губы.

Но если она хочет, можно попробовать прямо сейчас, в эту минуту.

Лили закрыла глаза, приподнялась на носочки и прижалась губами к его губам. Он сжал ее в объятиях, продолжая целовать, дразня и искушая, приоткрывая ее губы так, что оба, наконец, слились в единое целое.

А когда их языки сплелись, ее охватила вспышка жара, восхитительная смесь шока и желания. Она не могла насытиться им, его прикосновениями, пьянящим ощущением твердых мышц, рук, прижимавших ее к мужской груди.

Его ладони скользнули от ее талии до бедер. Сжали ягодицы. Когда он поднял Лили и стал тереться о ее тело своим, она застонала. Их языки продолжали сплетаться в интимном танце.

Ее обуревали неведомые ранее чувства, угрожавшие затопить, затянуть на глубину и там оставить. И она наслаждалась происходящим, чувствуя себя такой живой, такой…

И тут какой-то слуга где-то совсем рядом обратился к Макдугалу. Звук обрушился на Лили, как ведро ледяной воды. Задыхаясь, она повернула голову и тревожно взглянула на дверь.

Вольф проследил за ее взглядом и тоже отступил.

В коридоре раздался голос дворецкого: