Она наконец открыла глаза и нахмурилась.

— Я не хочу возвращаться.

— Я тоже не хочу, чтобы ты возвращалась, любимая.

Вольф нежно отвел волосы с ее щеки. Лицо его было серьезным.

— Я знал, что ты придешь ко мне.

— А я нет, — честно ответила она.

— Просто ты принадлежишь мне. — Он провел пальцем по ее щеке. — Вставай. Мы поедем к герцогине и скажем, что поженимся. Она объявит о нашей помолвке на балу и…

— Вольф, нет… — Лили села, прижимая к груди простыню. — Я не потому сюда приехала.

— Почему же тогда? — спросил он, перестав улыбаться.

— Я приехала попрощаться.

— Попрощаться?

Глаза принца потемнели.

— Пожалуйста, не усложняй ситуацию еще больше. Она и без того достаточно сложна. Я не могу выйти за тебя. Ты это знаешь.

— Значит, ты по-прежнему желаешь продать себя за деньги, — жестко произнес он.

Она резко выпрямилась, и он виновато потупился.

— Мойя, прости. Я не хотел.

Она повернулась и подвинулась к краю кровати.

— Мойя, пожалуйста, не… — Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — Я рассердился. Я люблю тебя, Мойя, и хочу провести с тобой всю жизнь. Для меня пытка слышать, как ты говоришь, что выйдешь за другого. Я… я этого не вынесу.

В его голосе было столько боли, что раненое сердце Лили ответило на нее.

— Вольф, у меня нет выхода.

— Выход есть всегда. И ты будешь не одна. Я буду с тобой, и мы все вынесем вместе.

— Не могу. Сегодня вечером Хантли сделает мне предложение. И я отвечу… я отвечу…

Слово застряло в ее горле.

Он сел.

— Но как насчет тебя, Мойя? Чего хочешь ты?

— Все не так просто. Ты знаешь это.

— Тогда ты скажешь Хантли «да».

Слова давались ему невероятно тяжело, его язык едва ворочался.

— У меня нет выхода…

— Есть, черт возьми! — Он отбросил одеяла и рванул Лили на себя. — Ты не можешь жертвовать своим счастьем ради родных! Разве они жертвуют своим ради тебя?

— Моя сестра пытается сделать именно это. Отец написал и предупредил меня.

Он застонал, усадил ее себе на колени и обнял.

— Мойя, а как же мы? Что будет с нами?

Что будет с ними?

Ее взгляд ласкал каждый великолепный дюйм его тела. Но как ни трудно ей это было, она выдавила:

— Между нами ничего не может быть. Ночью я пришла в последний раз — попрощаться с тобой и со своей свободой.

— Но Хантли ожидает, что ты ляжешь с ним, — процедил Вольф.

— Да, и я исполню свой долг.

— Нет! — прорычал Вольф. — Я этого не допущу. Не могу…

Его голос прервался.

Сердце Лили было разбито. В глазах стояли слезы.

— Я так люблю тебя, — прошептала она, обнимая его, — но ничего не могу поделать.

Прежде чем повернуть ее лицом к себе, он долго молчал.

— Ты сделаешь то, что должна сделать, но будешь думать обо мне.

Он прав. Она будет думать о нем. Оба это знали. И она не могла представить себя с другим мужчиной. Не могла представить Хантли, пытающегося ее поцеловать. Не могла представить, как он тянется к ней…

При этой мысли тело ее восстало. Она хотела Вольфа, тепла его кожи под ее пальцами. Восхитительного ощущения тяжести его бедра, ног, переплетенных с ее ногами, стука сильного сердца, бьющегося у ее уха. Она хотела отчаянно, безумно, каждой частью своей души. Она была порабощена, связана с ним страстью.

Лили обняла Вольфа, прижала к себе, обнаженную кожу к обнаженной коже. Гладила его волосы, бормотала слова любви, умоляя забыть происходящее, забыть муки, которые несет новый день. Эти несколько последних минут — все, что у них есть.

Он повернулся к ней и потянул на кровать, подмял под себя, и они снова любили друг друга. Каждое прикосновение, каждая ласка воспламенялись отчаянием. Это не было нежным соитием. Скорее потоком раскаленной страсти, оставившим Лили задыхавшейся и рыдающей.

Вольф притянул ее к себе, бормоча на ухо ласковые слова на своем языке. Она понимала только одно «мойя» — «моя», повторяемое снова и снова. Лили прижалась щекой к его плечу.

Вскоре Вольф наконец заснул. Лили лежала с открытыми глазами до тех пор, пока первые лучи рассветного солнца не подсказали, что ее время заканчивается. Тогда, не вытирая мокрого от слез лица, она выскользнула из постели и собрала одежду.

Вольф просыпался медленно, с улыбкой на губах: «Мойя».

Он потянулся к ней, но рука нащупала лишь холодные простыни.

«Она ушла!»

Он порывисто сел.

Ее одежда, раньше разбросанная по полу, исчезла, его — была аккуратно сложена в изножье кровати.

И это все. Между ними больше ничего не будет.

Его обуревало столько эмоций, что он не мог дышать.

Она пришла к нему, как он и мечтал, и отдала драгоценный дар своей девственности. Даже призналась, что любит его.

— Но любит недостаточно, — с горечью вздохнул он.

Встав с кровати, он пошел к камину. Его уютный коттедж был тоскливо пуст. Огонь горел, но не давал тепла, ковер под ногами казался грубым и холодным, свечи почти не давали света.

Ему хотелось что-нибудь разбить, швырнуть в стену, пинком перевернуть мебель и вопить во весь голос.

Пока он стоял, размышляя, с чего начать разрушение коттеджа, его взгляд упал на письменный стол. Там стояла кружка с чаем, под которую была подложена записка.

«Проклятие! Чертовы шотландцы и их чай!»

Он небрежно отодвинул кружку и потянулся к записке.

«Выпей чай».

Он перевернул записку. Больше ничего. Ни объяснений в любви, ни раскаяния, ничего кроме этих двух слов.

Вольф с ревом швырнул кружку в стену. Жидкость потекла на пол.

Через несколько часов Вольфа разбудил скрип колес едущего по ведущей в коттедж дорожке экипажа и звук голосов о чем-то спорящих Арсова и бабушки. Господи, только не она! Последнее, чего он сейчас хочет, — говорить с ней.

Но голоса становились все громче… что тут поделать?

Вольф со вздохом поднялся, поморщившись от резкой боли в висках. Пошатываясь, он побрел к тазику с водой. По дороге отбросил пустую бутылку и, наконец, погрузил голову в прохладную воду.

Вольф как раз застегивал брюки, когда в дверь настойчиво постучали. Он выхватил из гардероба чистую рубашку и поспешно ее натянул.

— Иду! — откликнулся принц, когда стук раздался снова.

— В таком случае иди быстрее, — сварливо ответила бабка. — Я старая женщина и не могу вечно торчать у дверей.

Вольф покачал головой и открыл дверь. Бабушка переступила порог и обшарила взглядом комнату.

— Что ты здесь делал? Почему так долго не открывал дверь?

— Спал.

— В это время дня?

— Мне больше нечем заняться.

Он опустился на скамью перед очагом и налитыми кровью глазами попытался увидеть, куда девались чулки и сапоги.

— Пффф! Тебе нужно готовиться. Мы должны посетить бал этой фурии. Ты сказал, что будешь меня сопровождать.

— Я не еду.

— Едешь. Герцогиня прислала за нами свой экипаж.

— У нас есть экипаж.

— Ее лучше. — Бабка проницательным взглядом оглядела комнату. — Что это? — Нагнувшись, она подняла что-то с ковра. — Это шпилька!

Она уставилась на смятую постель и резко повернулась к внуку.

— Значит, она была здесь! Поэтому ты выглядишь так, словно тебя переехала карета.

Вольф насупился.

— Ну? Отвечай мне!

— Ни черта я тебе не скажу. — Он вырвал у бабки из рук шпильку и положил на каминную доску. — Зачем ты здесь?

— А почему кружка валяется на полу?

— Я ее уронил. Бабушка, ты явилась заглядывать во все углы?

— Да, и передать тебе это. Письмо от твоего отца. — Она протянула ему конверт.

— Спасибо.