А бал продолжался. Сменяли друг друга вальсы и мазурки, кружились пары, дамы обмахивались веерами, кавалеры норовили многозначительно пожать ручку понравившейся девице, пожилые джентльмены коротали время за картами, а леди – за разговорами.

Джулия станцевала еще несколько танцев и тихо отошла за колонну, намереваясь немного перевести дух. Она задумчиво смотрела в окно, когда ее отвлекли раздавшиеся неподалеку голоса.

– Ну что, проверил? – негромко спросил мужчина, в котором Джул без труда узнала графа.

– Да, дядя, – тихо ответил лорд Конли.

– И что? Как она себя вела? Сумел вызвать интерес?

– Боюсь, что нет. Леди не пожелала продолжить общение. Мне показалось, она с радостью оставила меня, едва закончился танец.

– Что ж, хорошо. Как думаешь, подойдет?

– Не знаю. Но характер виден, как бы она ни пыталась его скрыть.

– А кто-то еще ею заинтересовался?

– Кажется, она не слишком жалует местное общество. Явных привязанностей я не заметил.

Собеседники отошли в сторону, и Джулия не смогла узнать продолжение заинтересовавшего ее разговора, но и услышанного вполне хватало для размышлений. Похоже, лорд Норрей решил проверить какую-то леди, подослав к ней своего красавчика-племянника. Если поверить слухам и допустить, что граф собирается жениться на Лиззи, то… Боже, какая чушь! Ну с чего престарелому лорду жениться на юной девочке? Нет, у нее точно размягчились мозги, совсем как у местных кумушек, если она всерьез допускает подобное!

После ужина, во время которого Джулии выпала честь сидеть рядом с лордом Конли, сэр Джордж принялся торопить дочерей.

– Лиззи, Джулия, пора прощаться с хозяином, – нетерпеливо произнес он. – Агата, дорогая, не задерживайтесь. Не забывайте, путь домой неблизкий.

– Папенька, но ведь вечер еще не закончился, – обиженно уставилась на него Элизабет. – И никто даже не собирается разъезжаться.

– Не спорь, душа моя, – вмешалась леди Агата. Она прекрасно знала, когда не стоит перечить супругу.

Сэр Джордж был страстным домоседом и едва терпел многочисленные сборища. Сегодняшний бал и так явился для него тяжелым испытанием, а потому леди Фицуильям предпочитала не злить мужа и согласиться с его решением.

– Маменька, ну почему мы все время уезжаем раньше всех? Джул, хоть ты скажи! – обратилась Элизабет за поддержкой к сестре, зная, что отец всегда прислушивается к своей старшей дочери.

– Увы, Лиззи, тут я ни чем не могу тебе помочь. Папенька и так пропустил вечерний бридж с викарием, боюсь, еще одной задержки он просто не вынесет, – пытаясь удержать на лице серьезное выражение, ответила Джул…

Воспоминания вызвали у Джулии грустную усмешку. Что толку думать о том, что было? Все равно ничего не исправить.

Джул свернула к лестнице, и ее взгляд случайно задержался на одной из картин. Светлые волосы, темно-синий камзол, пышное жабо, пенящиеся кружева манжет – изображенный на портрете молодой мужчина пристально смотрел на нее льдисто-голубыми глазами, и Джул готова была поклясться, что в них читался неподдельный интерес. Неизвестный лорд выглядел удивительно живым. Казалось, еще немного, и он выйдет из позолоченной рамы и склонит голову в старомодном поклоне.

Она нерешительно остановилась, разглядывая странный портрет. Ей даже захотелось дотронуться до него, чтобы убедиться, что под ее ладонью – всего лишь холст. Она уже протянула руку, и в этот момент в окно заглянул заблудившийся солнечный лучик. Он пробежал по стене, коснулся картины, подчеркнул тонкую сеточку кракелюров, пересекающих искусно выписанное лицо, высветил легкие мазки кисти, подчеркнул яркий цвет радужки. Джулия усмехнулась. Как глупо! Все-таки этот старый замок странно на нее влияет. Вечно ей что-то мерещится!

Она покачала головой и решительно взбежала по ступенькам. До обеда оставалось не так уж много времени, и ей следовало поторопиться – Уильям терпеть не мог, когда она опаздывала.

– Клара, подготовь синее платье, – входя в свои покои, распорядилась Джулия.

– Слушаюсь, миледи.

Проворная горничная тут же исчезла в гардеробной, а Джул подошла к зеркалу и принялась вынимать из волос шпильки. Длинные густые пряди, цвета верескового меда, рассыпались по ее плечам.

– Ваше сиятельство, не торопитесь. Я сейчас помогу.

Клара, повесив платье на спинку кровати, кинулась к хозяйке и забрала из ее рук щетку.

– Ох, миледи, какая все-таки красота! – не удержалась от восторженного восклицания горничная. – Послал же Господь такое богатство! Не волосы, а огонь, так и горят ярким пламенем, чисто золото.

Джулия улыбнулась. Ее тронуло искреннее восхищение Клары. В браке с лордом Норреем Джул почти забыла о том, что она молодая, красивая женщина, и сейчас похвала служанки показалась особенно приятной. С самых первых дней замужества Джулии поняла, что ей не стоит принимать чьи-либо комплименты или уделять внимание посторонним мужчинам. Закрытые наряды, минимум общения с противоположным полом, немногословные беседы с престарелыми родственницами мужа, редкие визиты к родителям – вот и все, что было доступно молодой графине Уэнсфилд.

Лорд Уильям Дэвид Норрей, девятнадцатый граф Уэнсфилд, просвещенный аристократ и либерал, оказался дьявольски ревнив, и его супруге пришлось смириться не только с собственническими замашками графа, но и с многочисленными ограничениями, появившимися в ее жизни сразу после замужества.

– Ну вот, миледи, готово, – довольно улыбнулась горничная, закрепляя последнюю шпильку. – Вы у нас настоящая красавица!

Джул внимательно посмотрела в глаза своему отражению. Красавица… Так-то оно так, да только кому ее красота нужна? Усмехнувшись, она дождалась, пока Клара поможет ей с платьем, и, не оглядываясь, покинула свои покои.

– Вы опоздали, – строго заметил лорд Норрей, недовольно пожевав губами.

Стоящий у буфета дворецкий вытянулся ровнее и уставился поверх головы графа, стараясь не смотреть на Джулию.

– Простите, милорд, – примирительно улыбнулась Джул, подходя к своему стулу и дожидаясь, пока Боссом его отодвинет. – Как вы себя чувствуете? Суставы больше не беспокоят?

Она села и расправила на коленях салфетку. В столовой было привычно тихо. Эту тишину разбавлял только треск дров в камине. Огромный, выложенный темным камнем очаг остался еще со времен первого владельца замка и с тех пор ни разу не перестраивался. Когда-то в нем зажаривали туши диких животных, убитых на охоте, а сейчас он казался пустым и голодным. Разве могли обычные дрова насытить привыкшую к кровавым жертвам утробу?

«Утробу… Ну и воображение у тебя, Джул! – хмыкнула Джулия. – Обычный камин, пусть и не очень красивый».

Она окинула взглядом стол. Кто бы сомневался! Седло барашка. Ничего другого она и не ждала.

– Так как ваше самочувствие, дорогой? – обратилась она к мужу.

Граф не торопился отвечать. Он снова пожевал губами, отпил немного вина, посмотрел сквозь бокал на свет и лишь после этого заговорил.

– Благодарю, дорогая, сегодня мне гораздо лучше, – сказал Уильям, и в голосе его прозвучало едва заметное недовольство. – Вчера я отправил своего поверенного к сэру Джорджу, он просмотрит кредитные бумаги и сообщит мне о выплаченных процентах. Ваш отец сумел разумно распорядиться ссудой. Меня это радует, – медленно произнес граф, наблюдая, как Боссом разделывает барашка.

Джул вежливо кивнула. О, за последние годы она вполне научилась не выказывать своих эмоций. Хотя новость была чудесной. Папенька выплатил все долги и больше не будет зависеть от графа, а значит, ее жертва не была напрасной! Прежняя Джул уже радостно хлопала бы в ладоши, нынешняя же леди Джулия лишь склонила голову и улыбнулась.

– Достаточно, Боссом, – лорд Норрей жестом остановил слугу, выкладывающего на его тарелку кусочки баранины и гарнир.

Граф Уэнсфилд пригубил вино и принялся за ужин, а Джул едва заметно поморщилась. К сожалению, ей приходилось разделять многовековую любовь Норреев к седлу барашка, приготовленному по особому семейному рецепту. И это невзирая на то, что она терпеть не могла баранину, и муж это прекрасно знал. К слову, граф знал о ней все – что она любит и что ненавидит, он был осведомлен обо всех ее передвижениях и тратах, а также о содержании писем и разговоров. И с особым удовольствием играл на ее слабостях. А вычислить их для него оказалось нетрудно. Лорд Норрей, несмотря на возраст, обладал гибким умом и твердой памятью. Джул часто поражалась точности его суждений о людях или о происходящих в стране событиях.