Во-первых, вы производите напитки, в основе которых вода, следовательно, сайт должен быть легким, как бы прозрачным. Это мы обыграли на фоне.

Во-вторых, потребителями ваших напитков являются как пожилые люди, которые покупают квас, ситро и лимонад, так и дети, любящие ваши фруктовые соки, плюс молодежь, потребляющая слабоалкоголку. Исходя их этого, мы использовали мягкий синий и его оттенки — для людей постарше — и дерзкий оранжевый — для молодежи и детей.

В-третьих, мы разместили цветовые блоки таким образом, чтобы они гармонично сочетались друг с другом.

— Мне вот этот нравится, — прервал мой треп Багатский и указал ручкой на первый эскиз, который делал Мишкин. — А вам?

— Ой, а я тоже к этому присматривался, Вениамин Сергеевич, — сказал Грач.

— Мне все нравятся, — выпалила Лена.

— А мне ничего, — сказал Бузин и вызывающе посмотрел на меня.

— Три голоса против одного. Принято, дорабатывайте этот, — сказал Багатский и поставил на нем свою размашистую подпись. — У секретаря заверьте печатью. Все свободны.

— До свидания, — сказала я и пожала ему руку.

Из кабинета биг-босса я вышла, сияя, как купола храма Христа Спасителя. И если бы сейчас рядом со мной находилась Мимозина, то она наверняка увидела бы такую ауру, которая светилась и простиралась над всем заводом, да что там, над всем Киевом, а может, даже и всей Украиной. Грач и Лена пожали мне руку и поздравили с победой. Бузин позеленел и сказал, что наглее человека, чем я, он не встречал в своей жизни.

— Я больше не скажу ни слова, я самоустраняюсь, но вы меня еще вспомните, — прошипел он и удалился.

Грач тоже куда-то ускакал, и я осталась наедине с Леной.

— Ну ты и пургу несла, — улыбнулась она. — Я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— В смысле?

— Ну про цвета. Нет, во многом я с тобой согласна, конечно, но не во всем. Просто я изучала цвета как маркетолог. Нам это отдельным предметом в институте преподавали.

— Ну, ошиблась маленько, — сказала я.

— Бывает, — ответила Лена, и мы попрощались.

Пошла на проходную, там на меня обрушилась неправдоподобно широкоплечая тетка. Она отказывалась пропускать меня и требовала пройти в кабинку для осмотра. Сказала ей, что я приехала в командировку и нигде не была, кроме как в отделе маркетинга и рекламы и кабинета биг-босса.

— Во-о-о, знаем мы командировочных. Давай в кабинку, а иначе не выпущу.

Я позвонила Грачу по внутреннему телефону. Тот прискакал и приказал выпустить меня под его ответственность. Вахтерша поворчала и заставила его расписаться в книге, указать мою фамилию, цель приезда, время, проведенное на заводе, и адрес, куда я отбываю и где меня искать на случай, если сегодня пропадет еще одна пробирка с каким-нибудь напитком. Грач все написал, проводил меня за ворота, вытащил из кармана бутылку слабоалкоголки и улыбнулся:

— Держи, украл из лаборатории, специально для тебя. Ее еще в продаже нет. Ты молодец.

— Спасибо, — ответила я.

Пошла к метро, села на лавочку, откупорила бутылку, сделала пару глотков и позвонила Мишкину с мобильного телефона, который мне выдали накануне в студии.

— Ну что? Когда им деньги возвращать? Срочно? А то у нас сейчас на счету ничего нет, — спросил Мишкин.

— Мишкин, я эскизы подписала и заверила печатью, работаем дальше, — ответила я.

— Шутишь? Да?

— И не думаю, завтра расскажу. Привет там всем.

Закурила сигарету. Жизнь все-таки прекрасна. Сегодня я доказала всему миру, а в первую очередь себе, что я не дурочка с переулочка, а менеджер с большой буквы. Приеду в Харьков и буду требовать повышения зарплаты.

Позвонила Мимозина:

— Милка, ты что, пьяная?

— Нет еще, но скоро буду, — ответила я.

— Ты не расстраивайся, фиг с ними, не напивайся, мы тебя все очень просим. Я тебя знаю, ты сейчас с горя назюзюкаешься. И Швидко тебя просит. Мы тебя любим все. Зря я тебя одну пустила, не рассчитала.

— Ты чего, Мимозина? Я эскизы подписала, радуйся! — удивилась я.

— Ты это серьезно? В самом деле подписала? Не шутишь? — спросила Мимозина.

— Не веришь, звони на завод, — ответила я.

— Хорошо, — сказала Мимозина.

Перезвонила через пять минут:

— Милка, мы тебя поздравляем. Мы сейчас за твое здоровье выпьем, даже Урсула выпьет, она уже в студии, ты молодец. Ждем. Приезжай.

— О’кей, — ответила я.

Горжусь собой. Э-э-эх, а мимо проходят люди, смотрят на невзрачную девушку в джинсах, которая сидит на лавочке, курит и пьет слабоалкоголку, и никто из них даже не догадывается, что сидит перед ними самый великий менеджер всех времен и народов, самый тактичный дипломат. Ну, разве что Мимозина круче и Уинстон Черчилль.

С утра дома паника: завтра братца забирают в армию. Мама никак не может придумать, куда спрятать деньги, которые она решила дать ему на первое время. Братец сообщил, что на призывном пункте всех обыскивают, но не очень внимательно, а по прибытии на место назначения обыскивают еще раз, и очень тщательно, отбирают все, даже трусы и носки, и выдают казенное.

— Мне парни на пункте сказали, что есть три выхода: свернуть деньги трубочкой, запаковать в целлофан и привязать ниточкой к зубу, а потом, уже на месте, тихонько достать и зашить в армейские штаны. Второй вариант: запаковать в целлофан и проглотить и не ходить в туалет, пока не приедешь в часть. А третий — в том же целлофане засунуть в одно место.

— Прямо как наркодилер поедешь, — ухмыльнулась я.

— Господи, какие ужасы, что же делать! — чуть не заплакала мама и побежала к отцу, чтобы тот придумал более щадящий способ спрятать деньги.

Отец сидит, склонившись над столом, и что-то чертит, он все еще зол на братца за то, что тот его подвел на призывном пункте.

— Пускай сует куда хочет. Не мешайте мне, я чертежи делаю?

— Какие чертежи? — удивилась мама.

— Обыкновенные, спроектирую летающую тарелку и продам чертеж американцам. Заберут они меня к себе, будете сидеть куковать, — уверенным тоном сказал папа.

Мама плюнула в сердцах и заявила, что большего эгоиста и негодяя она в своей жизни не видела и что лучше бы хозяйка Лесси забрала его на фиг.

— А-а-а, идите вы все, достали меня, — ответил папа и пошел чертить в туалет.

Я выпила кофе, взяла подписанные эскизы и поехала на работу. Недалеко от офиса, возле телефона-автомата милиционер скручивает руки молодой девушке. Девушка активно сопротивляется и что-то кричит по-английски. Подошла поближе и поинтересовалась, в чем дело.

— Да вот, поймал с поличным. Телефон-автомат портила, террористка чертова. Кусочек фольги засовывала в щель для карточек. А теперь отказывается в отделение идти, еще и лопочет не по-нашему. Вы, девушка, случайно, не знаете, что она говорит? — спросил милиционер.

— Знаю, — ответила я.

Девушка в это время продолжала извиваться и кричать, что мы живем в «факинг кантри», что милиционер «факинг коп» и она требует своего адвоката или представителя британского посольства.

— И что же? — поинтересовался милиционер.

— Она говорит, что не хотела портить автомат, просто она иностранка и не знает, где карточки продаются. Вот и решила вместо карточки воспользоваться фольгой. Она от группы своей отстала и хочет позвонить гиду, — выпалила я, решив, что девушку надо спасать.

— Врет она, — вздохнул милиционер.

— Как вас зовут и зачем вы засовывали фольгу в автомат? — спросила я у иностранки на ломаном английском.

— Зачем я это делала, вам знать необязательно, а зовут меня Урсула, — завизжала та и попыталась вырваться из лап милиционера.

— Урсула? Ты Урсула, которая приехала к Мишкину?

— Да, — ответила она.

— У тебя деньги есть?

— Есть, сто долларов в кармане и ваши чертовы гривны.

— Давай десять гривен, — сказала я.

Урсула стала рыться свободной рукой в кармане, достала кошелек и протянула мне. Я извлекла десять гривен, незаметно сунула милиционеру в карман и улыбнулась: