— Ну, ну, говори.
— Мы же не только пробудили ее, не только повысили посредством облучения ее яйценоскость. Мы активизировали весь ее организм. Следовательно, она будет кушать больше, пить больше. Затраты силы она компенсирует очень быстро — только давайте ей пищу. Понимаете, Даниил Яковлевич, курица начала быстрее работать, ну, как машина.
— Ну, вот я и говорю…
— Да нет, от этого ей хуже не будет. А хозяйству полезнее. Даже, если мы предположим, что эта курица будет жить не так долго, как обычная, необлученная, — и это не важно. Она за свой короткий век даст вам больше пользы. Однако, все это мы еще проверим — ведь она еще не собирается умирать.
Даниил Яковлевич не спорил. Он видел, что на его глазах происходят странные изменения в природе. Это было нечто принципиально иное, нечто такое, что отличалось кардинально от всех предыдущих средств повышения интенсивности хозяйства. Он решил понаблюдать: во всяком случае, начало обещало интересное продолжение.
А Мистер Питерс, дав некоторые распоряжения Анне, отправился в свою комнату. Вот уже третий день он выходил из нее только для того, чтобы немного пройтись и размять затекшие ноги. На все вопросы он отвечал коротко:
— Не могу ничего сказать. Ждите, увидите сами.
И лишь однажды вечером, когда все практиканты собрались в красном уголке слушать по радио концерт из Москвы, зайдя к ним, как говорится, на огонек, Мистер Питерс прислушался к голосу певицы и сказал мечтательно:
— Это все еще не то…
— А что? — спросил Олесь.
— Все это можно сделать лучше. Вот, я думаю…
И он умолк. Олесь взглянул на него:
— И над чем ты работаешь, скажи, пожалуйста? Хочешь, чтобы куры еще быстрее неслись?.. Так Анна и этим довольна.
— Неостроумно, — рассердился Мистер Питерс. — Что у вас у всех за манера — обязательно подмешивать всякие глупости к серьезным делам? Тю!.. Ю-ар-э-хут, вот как.
— Что?
— Вы — шляпа, сказал я. Ты — шляпа.
А так как Олесь рассердился — ведь к их разговору прислушивались и девушки, — то Мистер Питерс добавил:
— Конечно, на английском языке это совсем не оскорбление. Это даже больше смахивает на комплимент.
И шепотом добавил еще:
— Ты, Олесь, забыл, что я все-таки — электротехник, связист. Все эти опыты в совхозе, конечно, очень интересная история. Но…
— Что но?
Однако Мистер Питерс больше ничего не хотел сказать, кроме уже знакомого:
— Подожди — увидишь.
Самым счастливым человеком из всех был, безусловно, старый Андрей Антонович. Его счастью ничто не мешало. Прежде всего, он снял раз и навсегда свою знаменитую шапку. Теперь он ходил всюду с непокрытой головой. Он гордо нес ее, словно все время ощущая свою чудесную новую шевелюру. И действительно, ему было чем похвастаться.
Лысины как не бывало. Даже седые старые волосы, словно стесняясь новых соседей, и сами покоричневели. Густая новая растительность покрыла всю голову. Уже теперь можно было сделать пробор на том месте, которое еще несколько дней назад блестел под светом, как зеркало. Но Андрей Антонович был против пробора, хоть Рая и предлагала ему свои услуги в роли опытного парикмахера. Она весело говорила:
— Только пробора не хватает, Андрей Антонович. Давайте, я вам сделаю. Ей-право, каждая девушка тогда влюбится.
Андрей Антонович неумолимо отклонял эти лестные предложения, и только улыбался в ответ. Однако, у него появились новые знакомые и приятели. Два старых сторожа совхоза, один кладовщик и еще какой-то старый рабочий частенько встречались с Андреем Антоновичем, и о чем-то совещались с ним. Эти разговоры длились долго, Андрей Антонович что-то подробно рассказывал приятелям, они с уважением смотрели на его новые густые волосы. А старик хвалил на все лады удивительное событие, следствием которого была роскошная шевелюра. Один только вопрос не удалось разрешить Андрею Антоновичу, откуда взялись новые волосы.
— Ну, вот, значит, вылезли. Старые, значит. А там, в коже, значит, остались такие дырочки. Из-под волос. Только они маленькие такие, что волосам там никак не пролезть. Они бы с охотой, а хода им нет…
Приятели внимательно слушали, покачивая лысыми головами.
— Ну, а эти лучи, — продолжал Андрей Антонович, — эти лучи раскрыли те дырочки. И чего ты уставился? Не понимаешь? Ну, вот как в бане. Там пар раскрывает тебе все, размягчает кожу — и весь пот выходит. Так и лучи, как пар. Только вместо пота — волос вылезает. Он же там был, только ходу ему не… сквозь дырочки не было…
Но именно этого никак и не понимали недалекие собеседники. Они с завистью посматривали на голову Андрея Антоновича, качали своими старыми головами, — но не понимали. Откровенно говоря, не совсем понимал все это и сам Андрей Антонович. Но — разве мог он сказать это приятелям, он, полноправный представитель науки в этой аудитории?.. Конечно, не мог.
Мы можем утешиться только тем, что странное явление вызвало определенные сомнения даже у самых молодых работников науки. Олесь спорил с Ромой, не прекращая своих гимнастических упражнений. Он делал стойку и, вытягивая ноги вверх стрелкой, доказывал Роме:
— Конечно, чудесного здесь ничего нет. Однако… однако…
— Да встань ты как человек, — горячился Рома, — не могу я спокойно разговаривать, когда твой голос раздается откуда-то с пола, а вместо лица перед глазами ноги болтаются…
— Наоборот, этим я доказываю тебе правильность моих мыслей, — откликнулся Олесь, делая два шага на руках.
— То есть?
— Очень просто. Вот, тебе кажется странным, что на бесплодной пустыне, на лысине выросли волосы. Мол, там все уже волосяные луковички умерли: и корни исчезли…
— А разве не так?
— Конечно, да, иначе бы не было лысины. Но…
— Становись на ноги, я тебе говорю! У тебя, чертяка, все лицо покраснело как свекла. Вся кровь в голову ударила.
— Это и есть мое доказательство. Слушай, Рома. Наше лучи так интенсифицировали кожу на голове Андрея Антоновича, что заставили снова начать работать те волосяные луковички. Вот, как к моей голове сейчас прилила кровь, так и лучи, активизируя кожу и луковички, притянули к ним свежие соки. Ну, и начался бурный рост волос. Гоп!..
Он ловко перевернулся, стал на ноги и, делая завершающие гимнастические упражнения, закончил:
— Вот, я гоню кровь с головы обратно. Еще минута — и все будет хорошо, все станет на свои места. А вот там, на голове Андрея Антоновича, — там мы не знаем, как оно пойдет дальше. Или долговечная будет его новая шевелюра, или нет?.. Понял, наконец, мою теорию?.. Разве не хорошие идеи я подал тебе?
— Идеи, конечно, неплохие, красочные… но не полностью научные. Активизация, интенсификация, новые свежие соки… Некий витализм… Нет, Олесь, гимнастику ты делаешь лучше, чем подаешь идеи.
— А если тебе мои идеи не нравятся, — иди в коровник. Там тебя наверняка свежая сметана ждет.
— И совсем не остроумно…
— Скажи остроумнее.
— Да ну тебя совсем!
И Рома вышел из комнаты, оставив Олеся заканчивать гимнастические упражнения в одиночестве.
Следовательно, если даже научные работники не могли найти объяснений, которые бы удовлетворили всех и подвели бы настоящую научную почву под странное событие с лысиной Андрея Антоновича, то разве мы имеем право смеяться над объяснениями самого владельца новой шевелюры? Конечно, нет. Тем более, что теория Олеся с его активизациями, интенсификациями и тому подобным, и вправду мало чем отличалась от рабочей гипотезы Андрея Антоновича о дырочках; а пример с кровью, которая прилила к голове, был очень подобен примеру Андрея Антоновича, в котором фигурировала баня с горячим паром.
Чтобы закончить все разговоры о бытовом, так сказать прикладном применении ультракоротких волн в совхозе «Победа», вспомним еще про один странный случай с нашей очаровательной знакомой, Раей. О, безусловно, здесь совсем было не причем внезапное увлечение вероломного Мистера Питерса черноокой красавицей Анной с ее черными кудрявыми волосами и нежной загорелой кожей, которую покрывал едва заметный нежный пушок, совсем такой, какой бывает на оранжевых персиках. Вовсе нет: это нам даже и не могло прийти в голову. Просто, Рая почему-то очень увлеклась мыслью о том, что загар ей очень пойдет.
