И именно теперь он почувствовал, как устал. Шутка ли — простоять за конструированием аппарата почти сутки, не сходя с места, и выполняя одновременно функции — и изобретателя, и конструктора, и монтажника, и слесаря, и приемной комиссии, и экспериментатора. Мистер Питерс взглянул ставшими вдруг тяжелыми глазами на генератор. Все шло, как следует. Оставалось еще примерно две-три минуты для проверки. Мистер Питерс почувствовал, как его голова клонится вниз, как медленно вращаются все вещи, вся лаборатория вокруг его усталого мозга. Он сомкнул на минуту, только на одну маленькую минуту глаза. Ведь можно и так посидеть еще две-три минуты. Так даже удобнее глазам, они отдыхают…

Однако, Мистеру Питерсу не повезло спокойно просидеть это время. Тревожное шипение вместе с треском заставило его нервно открыть глаза и взглянуть на генератор. Все было, как следует, если не считать… если не считать этого светового пятна на столе возле лампы, и странной окраски самой длинной и большой генераторной лампы. Вместо того, чтобы оставаться голубоватой, она нестерпимо сияла теперь ослепительным фиолетовым сиянием. И из толстой медной дуги контура над ней срывались одна за другой длинные фиолетовые искры. Они срывались с полудуги, медленно плыли в воздухе, и так же медленно растворялись в воздухе не далее, чем через метр от медной дуги.

Мистер Питерс вскочил на ноги. Усталости как не бывало. Он растерянно смотрел на это странное зрелище, не зная, как его объяснить. А искры, все так же, отрывались от медной дуги, плыли в воздухе и таяли. Ничто не менялось, очевидно — генератор стабилизировался.

— Но — что это такое? Что за искры? Ват-из-зис? — прошептал Мистер Питерс.

Ответом ему было шипение генератора и легкое потрескивание фиолетовых искр. Словно что-то вспомнив, Мистер Питерс опрометью бросился к измерительным приборам. Дрожащими руками он записал показатели, сделал подсчеты — и побледнел: получалось что-то невероятно успешное. Получалось, что… нет, надо еще раз проверить!..

Но и дальнейшая проверка привела к тем же последствиям. Генератор устойчиво работал на ультракороткой волне — но какой именно?.. Такой волне, которую никому еще не удалось освоить. Мистер Питерс не верил своим глазам, но — измерительные приборы твердо говорили: генератор излучал волны длиной около трех сантиметров.

Три сантиметра!..

Неуверенным движением Мистер Питерс повернул ручку конденсатора. И сразу изменился тон шипения и треска. Он стал ниже, Мистер Питерс вновь подсчитал показатели приборов. Теперь генератор излучал волны длиной пять сантиметров.

— Невероятно, — шептали губы Мистера Питерса, — чтобы генератор с такой легкостью менял частоту на таких неслыханно коротких волнах…

Он повернул ручку конденсатора в другую сторону. Шипение и потрескивание вновь изменило тон, теперь он стал выше. Приборы отметили изменение длины волны до пяти… трех… одного миллиметров.

«Но, при такой огромной частоте, волны должны отражаться целиком от моего металлического рефлектора-анода», — подумал Мистер Питерс. Так, приборы показали отсутствие волн с рефлектора и, наоборот, волны концентрировались там, куда они отражались от рефлектора.

Мистеру Питерсу хотелось танцевать, петь: победа. Победа — да еще какая. Неслыханная победа!.. Где же Рома? Где Олесь? Где, в конце концов, Рая? Почему нет никого здесь и сейчас, в минуты его праздника?..

Издалека с улицы послышался шум автомобиля. Видимо, ехал какой-то ночной тяжеловоз — неспешно, медленно, чихая и кашляя старым мотором. Мистер Питерс встрепенулся: безумная мысль возникла у него. Он быстро подвинул стол поближе к окну, подошел сзади к генератору и попытался точно рассчитать, на какое место попадут отзеркаленные от рефлектора колебания. Получалось, что как раз на середину улицы. Мистер Питерс осторожно взялся за ручки устройства, на котором стояла лампа, медленно повернул ее так, что анод был теперь направлен через окно прямо на улицу — и стал ждать.

Тем временем, шум автомобиля приблизился. Пользуясь тем, что в лаборатории был полумрак, Мистер Питерс высунулся из окна и посмотрел налево, туда, откуда приближался автомобиль. Да, это была старая машина, видимо — с магнето. Мистер Питерс откинулся назад в комнату, улыбнулся и потер руки. Он немного волновался.

Автомобиль приближался. Это был тяжеловоз, нагруженный какими-то ящиками; рядом с шофером сидел и дремал рабочий. Автомобиль двигался медленно, как раз посередине улицы.

Секунды тянулись для Мистера Питерса, как минуты. Но вот, автомобиль так же неспешно доехал до того места, где, по подсчетам Мистера Питерса, концентрировались лучи. И в ту же секунду смолкло его чихание. Мотор остановился. С похолодевшим сердцем Мистер Питерс слышал, как выругался шофер, сказав что-то про какой-то бензин, как шофер полез под капот, как он что-то приказывал рабочему… Автомобиль стоял, шофер не мог завести мотор…

^{Автомобиль стоял, шофер не мог завести мотор…}

И, так же не мог он догадаться, что истинная причина его остановки находится за окнами второго этажа этого сонного дома, откуда (только если очень прислушиваться, то можно было услышать) доносилось тихое шипение…

В конце концов, через несколько минут Мистеру Питерсу стало стыдно: люди работают, где-то ждут этот груз, шоферу, видимо, надо выполнить свою норму перевозок… а он тут балуется, как мальчишка, задерживает машину. Нет, этого делать нельзя.

Мистер Питерс еще раз высунулся из окна. Он крикнул:

— Эй, товарищ!

Шофер поднял голову:

— Что такое?

— Вам не помешало бы прочистить свечу первого цилиндра. Тогда и поедете. Правда, правда, у меня самого такое на фронте случалось. Эта, знаете, чертова свеча всегда так…

Шофер недоверчиво полез снова под капот, нашел свечи. Тем временем, Мистер Питерс за одно мгновение отодвинул в сторону экран. Шофер почистил свечу, на которой, естественно, независимо от всего прочего накопилось достаточно грязи. Затем он поставил ее на место, запустил мотор, тот заработал, как и всегда — и поехал, удивленно поглядывая на окно лаборатории: странный, мол, человек, что сверху видит, почему остановился мотор!..

А Мистер Питерс искренне смеялся. Он хохотал на все голоса — и тонко, и толсто, и заливисто, и прерывисто. Он смеялся и пританцовывал, изображая какой-то странный танец. Он пританцовывал и смотрел счастливыми глазами на генератор, на фиалковое сияние его ламп, на сине-зеленый свет газотронов, на фиолетовые огненные искры, которые срывались с медной дуги и таяли в воздухе. Но самые счастливые взгляды Мистер Питерс бросал на бумагу на столе, на бумагу, где были записаны первые его расчеты частоты: — от одного миллиметра — до десяти сантиметров.

Так, новый генератор давал такие чрезвычайно короткие волны, что для них наука еще не имела названия. Это было нечто более загадочное, чем обычные ультракороткие волны. Потому что это были уже миллиметровые волны с неслыханной частотой колебаний.

Как зачарованный, смотрел Мистер Питерс на эти записи: волны от одного миллиметра до десяти сантиметров по желанию экспериментатора… Где и когда такое случалось? Волна в один миллиметр — это значит триста миллиардов колебаний в секунду. Цифрами это будет — 300 000 000 000.

Волна в десять сантиметров — значит три миллиарда колебаний в секунду, цифрами — 3 000 000 000.

Этот генератор давал колебания в пределах трехсот трех миллиардов периодов в секунду!

Никогда и никто даже и не мечтал о возможности сконструировать такой сказочный, такой невероятный, чудесный генератор, который, свободно и безотказно, подчиняясь поворотам ручки, которая меняла напряжение, — давал колебания с разницей в двести девяносто семь миллиардов периодов в секунду.

И, наверное, даже синеглазая Рая со всеми ее несравнимыми прелестями, никогда не видела таких влюбленных взглядов, которые бросал на свой генератор этим ранним утром счастливый Мистер Питерс.