– Мне кажется, ты слегка преувеличиваешь роль целесообразности. – Рамиро не хотелось ее обижать, но мысль о том, что чувство собственной значимости каждого человека низводилось до простой роли очевидца, наблюдающего за свершением Великого Проекта, лишь навевала на него тоску. – Я надеюсь, что наши потомки смогут помочь прародителям. Но почему смысл всего, что мы делаем, должен обязательно выводиться из этого посыла?

Тарквиния недоверчиво прожужжала.

– То есть причины нашего разворота тебя не заботят?

– Этого я не говорил, – возразил Рамиро. – Я считаю, что разворот станет всеобщим благом. В противном случае я бы встал на сторону миграционистов. Но в повседневной жизни? Я просто люблю решать задачи и хорошо делать свою работу. Этого достаточно. Во всем этом грандиозном фразерстве нет никакой необходимости.

Тарквиния замолчала. Рамиро стало совестно – фразой «грандиозное фразерство» он, пожалуй, немного перегнул палку.

– А вообще, не бери в голову, – сказал он. – Мы же не налажаем, так что любые последствия могут быть только гипотетическими.

– Некоторые – да, – допустила Тарквиния. – Но не забывай и об остальных.

– Об остальных?

– Большинство путешественников будут рады, если мы добьемся успеха, – сказала она, – и я надеюсь, что они простят миграционистов просто из чувства облегчения, что те потерпели неудачу.

– Но? – Рамиро беспокойно шевельнулся в своем охладительном мешке, надеясь, что еда не станет проситься наружу.

– Те, кто за стоит за саботажем, от своего не отступятся, – сказала Тарквиния. – Если они уверены, что впереди Бесподобную ждет лишь забвение, то что еще им остается, кроме как снова и снова пытаться нас спасти?

За полкуранта до ожидаемого сближения Рамиро надел ультрафиолетовые очки. Астрономы Бесподобной не могли определить местоположение мятежного корабля с точностью до последней проминки, поэтому Тарквиния решила, что единственным надежным способом синхронизации следующего этапа миссии было дать москиту их перегнать. Очки не лишали Рамиро возможности видеть – образы УФ-вспышек, попадавших в поле зрения, фотоника пыталась наложить на изображение, видимое в оптическом диапазоне – однако получавшаяся картинка была результатом несовершенного компромисса, и Рамиро понимал, отчего Тарквинии не хотелось даже пытаться считывать данные с навигационной консоли, пока на ней были надеты такие же очки.

– После этого случая во все москиты будут встраивать ультрафиолетовые камеры, – предсказал он.

– Значит, нам повезло, что раньше их не считали необходимыми. – Тарквиния отрывисто пророкотала, выражая досаду. – А дальше что? Встроенное вооружение? Теперь все наши творения будут создаваться с расчетом на худшее?

Рамиро поправил ремешки своих очков. Он не собирался беспокоиться о гипотетической эскалации конфликта. Прямо сейчас перед ними стояла проблема, требующая решения; именно на ней им и нужно было сосредоточить свои усилия.

– Осталось три маха, – сообщила Тарквиния.

Рамиро напрягся, стараясь сохранить бдительность усилием воли. Он слегка повернулся влево. Если бы корабль мятежников появился позже, чем они рассчитывали, то действуя в строгом соответствии с планом полета, они бы никогда не дали ему вырваться вперед. Только полностью заглушив двигатели, они могли гарантировать, что москит пролетит мимо них, выдав свое местоположение свечением реактивной струи.

– Два маха.

Рамиро запечатлел в своей памяти расположение звезд, обращая внимание на неестественные белые продолжения звездных шлейфов, следовавшие за привычным фиолетовым цветом. Москит мог пролететь мимо их корабля на некотором расстоянии, и Рамиро не хотел допустить ошибку, увидев в небе тусклую белую полосу.

– Один мах. – Немного подождав, Тарквиния стала отсчитывать последние паузы. – Пять. Четыре. Три. Два. Один.

– Пусто, – сказал Рамиро. – Теперь он находился в невесомости; двигатели отключились автоматически. Он напряг зрение, задумавшись, не могли ли траектории москитов разойтись настолько, что корабль мятежников уже пролетел мимо, так и не попавшись им на глаза.

Что-то метнулось на границе его зрения; прежде, чем он успел повернуться в нужную сторону, перед ним вспыхнул свет, который затем исчез где-то вдалеке.

– Давай! – прокричал он. Тарквиния перезапустила двигатели на малой тяге, которая предназначалась для того, чтобы сравняться с ускорением их цели.

Белая точка, как по волшебству, остановилась и больше не меркла.

– Не движется, – удивленно произнес Рамиро. Среди всех этих кубических пропастей пустоты – и еще трех дополнительных измерений скорости, в которых можно было бы заблудиться – они и правда сумели не только найти своего противника, но и угнаться за ним, не отставая ни на шаг.

Тарквиния немного увеличила ускорение; точка стала ярче и сместилась в сторону.

– Он уходит влево, – предупредил ее Рамиро. Тарквиния убавила тягу, на несколько пауз едва заметно изменила направление москита, после чего повернула корабль обратно. Теперь, насколько мог судить Рамиро, корабль находился строго впереди них.

Действуя методом проб и ошибок, они постепенно приближался к кораблю мятежников. Сокращая дистанцию, Тарквиния проявляла осторожность; если бы они обогнали своего противника, его двигатели стали бы невидимыми. Но яркость выхлопа, к счастью, росла – в какой-то момент Рамиро даже пришлось понизить коэффициент усиления очков.

– Я уже вижу его корпус, – сказала Тарквиния.

Рамиро снял очки и дождался, пока его глаза не адаптируются к свету. Впереди и чуть левее них в свете звезд сверкал купол второго москита, возвышавшийся над его серым твердолитовым корпусом. В видимом свете ослепительно яркий маяк, за которым следил Рамиро, превратился в черное пятно на задней части корпуса.

Тарквиния подлетела ближе.

– Сейчас я сброшу давление, – сказала она. Когда воздух начал с шипением выходить из кабины, Рамиро открыл клапан на баллоне, соединенном с его охладительным мешком. Тарквиния надела шлем, но Рамиро решил с этим повременить; целиться когерером с закрытым лицом было бы неудобно, а поскольку охладительный мешок и так справлялся с отведение тепла от большей части его тела, какое-то время он сможет прекрасно обойтись без шлема.

Когда корабль мятежников неподвижно завис на расстоянии пары проминок, Рамиро отстегнул страховочную привязь, нашел слева от себя под куполом отжимную рукоятку и потянул на себя дверцу люка. Он стал ползти по кушетке, пока его лицо не оказалось напротив выхода. Тарквиния передала ему когерер. Рамиро поднес прицел к своему глазу; сейчас между ним и кораблем мятежников не было ничего, кроме пустоты. Он стал осматривать корпус москита, пытаясь отыскать два темных кружка бесконтактных датчиков; их примерное местоположение Рамиро знал, но ему все равно потребовалось трижды пробежаться взглядом, прежде чем их найти.

Рамиро поднял руку и, переключив когерер в голубой режим, – достаточно далеко от инфракрасной части спектра, чтобы его свет не вызвал срабатывание датчика – убедился в том, что светящееся пятно попадает на его первую мишень. Затем он передвинул регулятор дальше, до уровня, который заблаговременно пометил кусочком клейкой смолы; ультрафиолетовый свет, излучаемый когерером на этой частоте, должен был вызвать необратимые повреждения в решетчатой структуре фотодетектора.

На вид темный кружок никак не изменился, но Рамиро ничего подобного и не ожидал. Ему оставалось лишь довериться физике. Он переключил внимание на второй датчик.

Покончив с ним, Рамиро выпрямился, не вставая с кушетки. Согласно прогнозу навигационной консоли, до столкновения со Станцией оставалось меньше четырех курантов.

Он надел шлем.

– Использовать взрывчатку уже поздно, да?

Из переговорного устройства раздался голос Тарквинии, хотя в приглушенном виде ее слова доносились до него через саму кушетку.

– Извини, – сказала она. – Чтобы его догнать, мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывала.