Она рассмеялась. Роль Пеликена в замке чем-то напоминала роль шута. Любимец Халена, избалованный капризный шалопай, он всегда был готов и на шутку, и на подлость. Его мало любили другие гвардейцы: родом из обедневшей семьи, однажды он слишком стремительно выскочил на глаза царю, напомнив тому об общих школьных годах, прочно занял место под солнцем и не намерен был никому его уступать. Он был умен и знал в замке и в Киаре все подводные течения. Его слова всегда были остры, этого языка опасались даже государственные мужи. Царь любил его как младшего брата и все прощал. Большего ловеласа в Киаре нет: Пеликен не пропускал ни одной юбки и не знал, когда нужно остановиться. Даже глубокая влюбленность в царицу не мешала ему, как и прежде, в каждую свободную минуту искать развлечений. Евгения вполне могла себе представить, что ее верный телохранитель не спит ночами, обольщая вышивальщиц, или жен сановников, или каких-нибудь красивых горожанок. А утром, свежий и бодрый, он встречал ее в Большом зале и не отходил весь день.

Вот как вышло, что она продолжала упражняться с оружием даже тогда, когда интерес к этому у нее почти угас. Будучи офицером царской гвардии, Пеликен обязан был, как и все, каждый год сдавать экзамены на соответствие должности, а также принимать участие в смотрах и состязаниях. Не имея возможности покинуть царицу, он настоял на том, чтобы она занималась вместе с ним. «Иначе мое место быстренько займет какой-нибудь молокосос, и придется мне ухаживать за рыбачками, ведь жалованья-то не будет!» — говорил Пеликен. Но гораздо больше офицерского жалованья (весьма немалого!) для него значил почет, достающийся на долю царских телохранителей. Все иантийцы, от мальчишек, упражняющихся в школе на деревянных мечах, до сыновей богатейших рассов, мечтали попасть в гвардию Халена. Однако дело это было почти нереальное: каждого из тридцати пяти гвардейцев царь отбирал и назначал сам.

Хален мог бы рассказать жене, что в настоящем бою от Пеликена и раньше было немного толку. Он бросался в бой сломя голову лишь для того, чтобы доказать самому себе свою храбрость, и товарищам нередко приходилось потом его выручать. При всей своей физической силе и боевых навыках Пеликен все же был придворным, а не воином: знал толк в интригах и хитроумных речах, умел читать между строк, улавливая самые слабые изменения в атмосфере замка. Именно поэтому Хален и назначил его телохранителем Евгении. Сам он не мог проводить с женой много времени, а Пеликен всегда готов дать нужный совет, объяснить то, чего она еще не понимала.

«Мужские» привычки молодой царицы больше не приводили в ужас придворных дам, но по-прежнему восхищали офицеров. Все они готовы были подбирать за ней дротики и точить ее меч. Она даже добилась неплохих успехов в некоторых военных дисциплинах. Конечно, Евгении и в голову не приходило, что полученные навыки когда-нибудь ей пригодятся. Это был просто способ держать тело в тонусе, к чему она привыкла с малолетства. Мать не могла себе представить, чтобы Женя болталась по дому без дела, и все время после уроков та проводила то на катке, то в бассейне, то на танцполе. Теперь, глядя на размеренную жизнь богатых иантиек, Евгения не испытывала ничего кроме жалости к ним. Единственным, что помогало им растрясти жир, были танцы. Да и то, как водится, веселые пляски в богатых домах были под запретом, и дамы выписывали изысканные фигуры под медленные «приличные» мелодии.

Хален не только не мешал жене держать в руках оружие, но и сам многому ее научил. По его заказу замковые оружейники сделали ей прекрасный меч, щит и несколько арбалетов. Солдаты Киарского гарнизона уже привыкли видеть на смотрах царицу рядом с главнокомандующим и приветствовали ее отдельным кличем. Ей это льстило, хотя она никогда не пыталась вмешиваться в мужские дела.

Вернувшись во двор, Евгения застала там спешивавшихся офицеров из свиты Халена. Самого его не было видно.

— Он поехал в школу, — сказал, подходя к царице, Венгесе. — Крусский корабль зашел в порт, он везет на Острова дерево — мебель, посуду, игрушки. Хален купил у них для Нисия деревянный кораблик на день рождения. Кстати, о кораблях. Завтра обещают облака. Мы думаем уговорить Халена выйти в море. В городе уже дышать нечем. Поедешь с нами, госпожа?

— Конечно, поеду! Даже если облака не придут, я уговорю Халена съездить хотя бы в лес, подышать свежим воздухом.

Вечерело. Евгения отправилась к себе помыться и перекусить. Ашутия застегнула полсотни крохотных пуговок на ее платье и проворно переплетала косу.

Теперь у царицы было трое подруг. Первой и старшей стала двадцатилетняя Эвра, «одолженная» Сериадой, дочь одного из чиновников Дома провинций. Это была спокойная, всегда невозмутимая девушка с простыми и ясными чертами смуглого лица. Полной противоположностью ей оказалась Лива. Маленькая, загорелая до черноты, с сотней тонких длинных черных косичек, Лива была — живой огонь. Она просто-напросто заставила свою старую знакомую Эвру привести ее к царице. Она любила лошадей и охоту больше, чем многие мужчины, и быстро стала в замке первой заводилой. Ашутия была третьей и самой младшей, одного возраста с Евгенией. Ее дед и бабка перебрались когда-то на север из далекой Галафрии, и в этой высокой девушке заметно проявилась кровь иного народа. Она была светлокожая, сероглазая, с пепельно-русыми волосами, гордо и молчаливо преданная Евгении, в которой души не чаяла, как и остальные.

— Что ты подаришь Нисию? — спросила она.

— Надо будет подумать. И предположить не могу, что женщина может подарить двенадцатилетнему мальчику!

Нисием звали сына Халена. Его мать была замужем за старейшиной киарских торговцев. Обычная ситуация для царского дома, где юному принцу все дозволяется, а родители потом вынуждены подыскивать мужей его любовницам и заботиться о бастардах. Мальчика воспитывали так, как это принято было в кругу его отчима, однако царь нередко навещал его, делал подарки и следил за школьными успехами. У Халена была и шестилетняя дочь от одной из наложниц. Она жила в замке вместе с матерью, и Евгения успела привязаться к девочке.

Ничего необычного во всем этом не было. И отец, и дед Халена имели детей на стороне, но наследником все же считался сын царицы. Евгения читала книги Ханияра и знала, что из всех олуди на земле Ианты только одна стала матерью. Да и случилось это так давно, что этой истории вряд ли стоило доверять. И у нее, скорее всего, детей не будет. Еще год назад, до ее прихода, у Нисия было немного шансов на славное будущее, ведь, если бы олуди не появилась у Вечного камня, царь женился бы на обычной женщине, которая родила бы ему законных детей. Но олуди пришла, а значит, если только не случится чудо, лет через восемь-десять Хален объявит Нисия своим наследником.

Умом Евгения все понимала, но смириться было сложно. Ее волновало не столько присутствие рядом наложниц, с которыми ее муж имел полное право проводить время (она и в прошлой жизни не очень-то верила в моногамию, что уж говорить об этом мире, где по числу и красоте женщин дома определяют статус его хозяина!), сколько все усиливающееся желание родить Халену сына. В этом желании было пока мало материнского инстинкта, зато много честолюбия, много наивной веры в свою исключительность, в доброжелательность своей судьбы. Ей хотелось быть настоящей женой и настоящей царицей, однако неспособность иметь детей становилась, как ей казалось, преградой на этом пути. Именно поэтому она так серьезно относилась к другим своим обязанностям. Даже если она все-таки не даст царству наследника, она обязательно станет хозяйкой замка, настоящей госпожой дома, без которой не решаются никакие дела. Она всегда будет дарить Халену свою любовь. Если есть у нее дар исцеления, как это показалось сегодня Пеликену, и он послужит на благо ее новой родины. Она станет настоящей олуди!

Ужин перенесли на более позднее время из-за гостей, приехавших с опозданием. Это были очередные матакрусские родичи Халена — семья троюродного племянника царя Джаваля. Камаким Мериан занимал при дворе Хиссанов должность заместителя министра финансов. Он нередко бывал в Киаре, где, как он говорил, можно отдохнуть лучше, чем на озерах Алемара — самой красивой провинции Матакруса.