– Пока не знаю, но…

В тишине спящего дома раздался громовой бой московских курантов! Они били неестественно часто, но от этого не менее торжественно, чем в новогоднюю ночь. Карп Палыч подпрыгнул на стуле. Марья проснулась и удивленно захлопала ресницами. Толик вскочил на ноги с закрытыми глазами, одной рукой задвинул фуражку на затылок, второй достал из кармана брюк массивный мобильный телефон.

– Участковый!

Бой курантов оборвался, вместо него в трубке громко забулькал торопливый мужской голос. Толик открыл глаза:

– И что? Когда? Пусть пишет заявление на ущерб…! Написал?!! Сколько-сколько!!? Он что, пропавшим коровам золотые пломбы во все зубы вставил? Пусть сидит в участке, сейчас буду!

– Случилось что? – спросил Гирс.

– Ерунда! Разберемся! – Толик торопливо застегивал верхнюю пуговицу рубашки и поправлял галстук. – У мужика из двадцатого дома перед грозой две коровы пропали. Так он сейчас в заявлении такой ущерб себе указал, будто у них под хвостами плазменные телевизоры вставлены…

– Жалко коров.

– Да что им будет, нехристям?! Спят себе где-нибудь под кустами, утром домой придут, начнут орать дурниной под воротами. – участковый уполномоченный, подпрыгивая, ногой искал под диваном второй ботинок. Нашел. – Ты вот что, Даня! Если тебе занадобится еще раз опечатанную комнату оглядеть – открывай, не стесняйся. Потом сам опечатай – языком полижи желтое пятно на бумажке с другой стороны, и на место прилепи. Я тебе доверяю!

– Угу. Спасибо…

Толик попал, наконец, рукой во второй рукав кителя и побежал к двери. Все двинулись за ним. На веранде у самых ступеней он обернулся и спросил у Даниила:

– Нашел что?

– Нашел! – хмуро откликнулся тот. – Потом расскажу.

– Ладно! Ах ты, мать честная, капает еще! – страдальчески воскликнул участковый, глядя на черное небо. Поднял воротник и, перепрыгивая через лужи, поскакал к каретному сараю.

Через пару минут полицейская машина, распугивая ночные тени синими мятущимися бликами и переваливаясь, бесшумно проехала мимо крыльца и исчезла за углом.

– Даже чаю на дорожку не выпил… – вздохнула Маша и коротко зевнула.

– Молодой человек! – робко тронул Даниила за плечо отец Косьма. – Что вы там говорили про калитку на кладбище?

– У меня есть свидетельские показания, что утром, когда было обнаружено тело, калитка не была заперта, как положено.

– Пренеприятно… – пробормотал поп. – Впрочем, в этом можно убедиться. Я сейчас же схожу туда.

– Сделаем по-другому. – твердо перебил его Гирс. – Вы не будете вмешиваться в ход следствия, а просто ответите на вопрос: кто мог воспользоваться вашими ключами?

– Никто. Они всегда при мне… – священник неуверенно пожал плечами. – Правда, весной произошел странный случай – моя связка исчезла на полдня. Искали всем миром. А нашлась она неожиданно и в неожиданном же месте. Ключи торчали в замочной скважине двери храма. Она была настежь открыта, и я все это время ходил мимо пропажи, не догадываясь заглянуть между оборотной стороной двери и стеной. Скорее всего, я сам и оставил их там, старый пень. Но это был единственный случай, когда я выпустил их из рук.

– Спасибо, батюшка. Возвращайтесь в дом, на улице сыро. – Даниил отыскал взглядом Глашу, с верхней ступени любующуюся на ночной город, и подошел к ней. – Пожалуйста, объясни мне, как пройти к калитке…

Глафира будто бы не услышала его, спокойно продолжая рассматривать дальние огни города, только тонкая бровь ее взмыла вверх.

– Ну, хорошо! Проводи меня до этого места и возвращайся обратно.

Никакой реакции.

По крыше дома еще изредка постукивали запоздалые капли. На улице было свежо и сыро. Ночной июль благоухал напитанным летней грозой и цветочно–пряным букетом!

– Мраморная дева! – чуть слышно пробормотал Даниил. Он отвернулся и раздраженно замолк. Потом не выдержал:

– Ладно, убедила. Пошли на кладбище вместе. Но учти! Я очень недоволен, потому что…

Но Глафира уже приподняла подол длинного платья над мокрой землей и спустилась со ступеней веранды:

– Не отставай, командор!

– …Не доволен, потому что я привык, чтобы…

Её прямая спина мелькнула в узких полосках света, отбрасываемых окнами на первом этаже.

– …Я привык, чтобы… Ёлки-палки! Не беги так быстро, тут скользко!!!

Глафира послушно остановилась и дождалась, пока разгневанный «командор» приблизится к ней. Потом она взяла его за руку, так же как в подземелье, и аккуратно потянула за собой.

– Иди рядом! Это тебе не Арбат!!

Они обогнули правое крыло дома и оказались у двух колонн, когда-то державших на себе ворота старой постройки. Глаша, мягко, как кошка, ступая по мокрой траве, пересекла двор и завернула за угол небольшой серой постройки неизвестного назначения. С этого места открывался вид на Тополиную аллею и забор кладбища. Они подошли к калитке.

Глаша потянула на себя мокрый холодный замок. Он был надежно заперт на выгнутой завитушке ограды.

– Вот. Полюбуйся.

Даниил открыл калитку. Она послушно поддалась, цепляясь низом за траву и сбивая с нее крупные капли воды.

Петли противно заскрипели. Глаша поморщилась:

– Чужие здесь не ходят – все давно привыкли, что она заперта. Никому бы и в голову не пришло проверить…

Даниил не ответил. Он смотрел вперед, туда, где в тени мокрой зелени кустов и густых ив, молчало старое кладбище. В ожидании гостей замерли старые кресты. Казалось, ветер и тот притих…

– Может быть, вернемся в дом? – спросила Глаша, уловив во взгляде своего спутника сомнение. – А утром прогуляемся между могил.

– Я за тебя переживаю – ноги промочишь! – сурово нахмурился инспектор и первым шагнул под сень кладбищенской ауры.

– Здесь есть тропинка. – Глаша мягко отстранила его и проскользнула на дорожку. – Иди за мной.

Они медленно продвигались вдоль кружевных оградок, стараясь не наступать в мокрую траву и лужи в углублениях гравия.

Молчание старого кладбища – странное молчание!

Оно непременно наполнено вздохами, шелестом листвы, перекличкой сонных птах и неслышными грустными голосами. В большом отдалении друг от друга стояли старые скосившиеся набок деревянные столбы времен Царя Гороха. На их невысоких верхушках тускло горели фонари, бросая на землю оранжевый свет. В этом свете тени качающихся деревьев казались мятущимися языками черно-серого пламени, стелющегося по траве.

Тропинка вышла к широкой дорожке, выложенной треснувшими плитами. Здесь тропинки разбегались в разные стороны под множеством немыслимых углов.

– Куда дальше?

– Нужно подумать… – Даниил встал на возвышение рядом со старой скрюченной ивой и медленно обвел глазами местность. Дорога из плит вела из темноты, в которой угадывались силуэты небольших ларьков и лавочек.

– Там главный вход?

– Да.

– Если пройти по плитам дальше – что там будет?

– Часовня.

– А за ней?

– Ряды могил.

По дороге пробежал мокрый ветер, стряхнул со старой ивы россыпь брызг. Прямо над самой головой недовольно ухнула невидимая птица.

По низкому небу стремительно бежали облака, просвечивая через полную Луну причудливыми рваными краями… Даниилу на мгновение показалось, что он летит неведомо куда, стоя на деревянном возвышении, как капитан «Летучего Корабля». Было тихо, торжественно и необычайно красиво. И еще – очень спокойно… И не хотелось уже никуда идти с этого места…

И в эту минуту справа, совсем недалеко, резко рявкнул гудком невидимый поезд и тут же застучал колесами где-то в темноте, между веток ив, за рядами могил.

– Бы-бы-бы бу-бу… с третей платформы … бу-бу бы-бы …через пять минут!! – немедленно откликнулся в отдалении механический простуженный голос, оставляющий в пространстве короткое гулкое эхо после каждого произнесенного слов.

Гудок ответил радостным басом.

– Ну конечно! – простонал Даниил. – Старый Вокзал!!!

– Старый Вокзал. – удивленно подтвердила Глаша. – Отец Косьма потому и калитку запирает, чтобы местные через кладбище на станцию не ходили, могилы не топтали. Здесь же близко – рукой подать!