Богатов молчит. А я смотреть на него боюсь. Пока он ставит картошку на огонь, продолжаю нарезать салат. А потом вдруг чувствую прикосновение его пальцев к своим плечам. Сердце стучит где-то на уровне горла.

— Твой отец может тобой гордиться, Тата, — произносит тихо у самого уха.

— Он — вряд ли…

Млею от его незатейливых ласк. Нежными прикосновениями он убирает с одного плеча мои волосы. Касается мочки уха.

— Почему? — продолжает допрос. Но об этом я не готова говорить. Даже так, под магией его рук.

— Я не люблю говорить на тему отца… Это мои боль и стыд, — развернувшись, отступаю немного, разрывая контакт.

— Разве можно стыдиться родителей? — спрашивает он, выглядя абсолютно спокойным.

— Может быть, когда-нибудь я расскажу тебе об этом, — улыбаюсь, думая о том, что хотела бы наступления этого момента. Когда я смогу довериться ему, и он захочет выслушать.

Лев снова приближается. На его губах теплая улыбка. Смотрит в мои глаза, словно понимает все, читает мои мысли, понимает мои ощущения. Даже молчать рядом с ним — сплошное удовольствие.

— Этот дом… я строил его для отца, — произносит вдруг. — Он любил рыбалку… В то время мне приходилось много работать. Пахал, как вол, стараясь заработать лишнюю копейку, хотел как можно скорее закончить строительство. Родители постоянно ругали меня, переживали о том, что питаюсь абы как, на бегу, что не отдыхаю толком.

Усмехнувшись, он отстраняется. Становится рядом со мной, опираясь спиной о столешницу кухни.

— Отец на велосипеде привозил мне обед в пластиковых контейнерах. А я так стыдился своих коллег. Он был в старой одежде, в разношенных туфлях. И только после их смерти я понял, каким дураком был… Если бы мог, вернулся бы в прошлое… хотел бы сказать им, как сильно я их люблю.

Столько горечи в его голосе, и давней боли. Мне хочется, чтобы он поделился ей со мной. Хочется взять себе хоть немного, облегчить его участь…

Теперь я поворачиваюсь к нему. Кладу ладонь на его предплечье, сжимаю его, давая понять, что я рядом.

— Они знают, что ты их любишь… мама и папа оберегают тебя…

Он быстро кивает. Отвернувшись, несколько секунд стоит спиной ко мне, опустив голову. Мне так хочется узнать о нем больше. Об этом сильном, но израненном мужчине. Но я боюсь лезть в запретное… Уважаю его нежелание говорить. Ведь и сама имею в своей душе такие же темные места.

Лев

Весь день наблюдаю за ней. Внутри — долбанный ураган. Не могу глаз от нее оторвать. Как чертов маньяк, выслеживаю, высматриваю, каждую эмоцию ее ловлю, малейшее изменение мимики на ее красивом лице. Сдыхаю от дикой ревности, давит меня, словно кусок гранита. Когда брат обнимает ее, когда стоит так близко… еле сдерживаюсь, чтобы не схватить ее в охапку и не унести. А в другие моменты я счастлив, как идиот. Когда она рядом со мной. Будто бы случайно касается меня, улыбается и смотрит так… словно моя. В эти мгновения отпускаю себя, наслаждаюсь.

Поужинав, мы устроились в гостиной за столом. Дед, как всегда, в своем репертуаре. Без партии в покер перед сном не уснет. Даже Тату втянул.

Прикрываясь бокалом алкоголя, наблюдал за ней, не свожу глаз, наслаждаясь ее красотой. Сегодня она по-особенному прекрасна. Без косметики и высоких каблуков. В простых синих джинсах и трикотажной футболке, с распущенными волосами, перекинутыми на одну сторону. Такая она простая, домашняя, уютная. Ее улыбка кажется еще милее и нежнее, когда на ней нет помады. Если бы Тата была моей, не успевала бы красить губы — съедал бы все, не прекращая их целовать. И без темных теней ее глаза кристально чистые, синие. В домашней обстановке, сбросив свою «броню», она похожа на домашнюю кошку.

И сейчас я понимаю, как никогда раньше, что хочу видеть ее в своем доме. Вот такую, настоящую, нежную Тату. С кучей ненужных комплексов и обид из детства, с кучей тараканов в ее красивой рыжей голове. Но таких безумно притягательных тараканов.

Я вижу, как она, одевшись в мою футболку, стоит у плиты и, почесывая голой ступней другую, жарит блинчики, подпевая в такт голосу солиста, звучащего из динамиков плеера. Вот она ворчит на меня за разбросанные носки, а вот встречает после рабочего дня, радостно запрыгивая в мои объятия, будто обезьянка. Но самые жаркие фантазии касаются ночи. В это время она превратится в горячую, страстную тигрицу. Я уверен, скучно с ней никогда не будет.

— Таточка, утомили мы тебя, — раздается голос деда.

Возвращаюсь в реальность. Тата поднимается из-за стола со смущенной улыбкой на лице.

— Нет, все было замечательно, я просто устала немного. Всю ночь не спала, один проект готовила… — бросает на меня беглый взгляд.

— Зачем же по ночам-то работать? Организму нужно отдыхать, особенно женскому организму. Красота требует бережного отношения, — дедушка пускается в размышления. Кир сидит за столом, роясь в телефоне.

— Мне не терпелось его подготовить. Идей в голове было море, заснуть бы не удалось…

— Это по стадиону? — спрашивает брат, поднимая на девушку взгляд. Чувствую, как подкатывает к горлу обжигающая ревность.

— Я видел твое сообщение, — выпаливаю, отвлекая внимание Таты от Кирилла. — Чертеж хорош. Но там не хватало пары деталей. Я сделал дополнения сегодня утром. Завтра еще кое-что добавлю и пришлю, — произношу это, а внутри кайфую от удовольствия, как последний придурок. И что, спрашивается, хочу доказать или показать? Но увидев неподдельную радость в глазах Таты, понимаю, что затеял этот разговор не зря.

— Мне так не терпится посмотреть исправленный вариант, — в ее голове восторг. Она смотрит на меня глазами маленькой девочки, которой только что пообещали поездку в Диснейленд. Улыбка сама собой расплывается на лице при виде такой Таты. — И… что вы… ты думаешь по этому поводу? — спрашивает, нервно заламывая пальцы.

— Я знал, что у тебя проект выйдет гениальным. Он таким и получился. Я еще не встречал никого, кто так смело и в то же время глубоко мыслит. Думаю, заказ будет нашим, — ни на секунду не отпускаю ее взгляда. Впитываю каждую частичку ее радости и восторга.

И я ничуть не блефую. Ее рисунок и правда хорош. Как только увидел ночью сообщение от Таты, не лег, пока не разобрался со всем. Открыв письмо, был приятно поражен. Она — настоящий бриллиант. И дико злит, что я не замечал этого раньше.

— Лев, ты дедушку поднимешь? Я хотел с Татой пойти, — раздается напряженный голос Кирилла. Взгляд брата пылает гневом. Понимаю, что перегнул палку, но, черт возьми, как сложно держать себя в руках.

«Конечно же, НЕТ!» — хочется во все горло заорать. Сорваться с места и схватить ее в охапку. Но на деле только пожимаю плечами, перекатывая в зубах зубочистку.

Попрощавшись с дедулей, Тата поднимает на меня глаза.

— Спокойной ночи, — шепчет, окидывая меня тоскливо-виноватым взглядом. Вижу, что и сама с ним идти не хочет, так на черта это все?

— Приятных снов, — улыбаюсь, а под столом сжимаю кулаки до боли.

Не могу отвести глаз от ее спины, пока они с Киром поднимаются по лестнице.

— Ты этого не сделаешь, Лев, — раздается дедушкин голос. Обернувшись, смотрю на него удивленно. Старик смотрит на меня укоризненно, задумчиво почесывая подбородок.

— Тата, — кивает в сторону лестницы. — Ты не станешь уводить ее у Кирилла, не тешь глупых надежд. Не думай.

Дед всегда был сканером эмоций. Видимо, у меня все на лице написано. Но, черт возьми, я не собираюсь слушать его… не в этот раз.

— И отбивать-то некого, — прячу нервозность за смехом. — Разве не видишь, Тата шарахается от него за милю.

Меня злят слова деда. Я хочу ее. Меня тянет к ней, так же, как и ее ко мне. Так какого рожна она будет тусоваться с тем, кто ей не интересен?

— У тебя доброе сердце, Лева. Ты не станешь расстраивать брата. А он уже влюблен…

Я ничего не ответил деду. Но его слова что-то всколыхнули во мне. Гоня прочь мысли, помог ему добраться до спальни. Набрал ванну, помог искупаться. Дедушка устроился в кровати перед телевизором, а я спустился вниз.