— Кто это? — спросила она меня, насупившись.

— Доставщик мебели. Друг.

Прошла мимо, зная, что, как только Кир уедет, посыплются сотни вопросов. Мысленно приготовилась к обороне.

Кирилл сложил коробки в углу моей спальни.

— Давай, соберу, — повернулся ко мне.

— Ой, нет, спасибо. Езжай. Я все соберу. Обещаю. Не хочу, чтобы мама поняла, что мы знакомы. Будут лишние разговоры. Пойми, у меня и так сейчас много забот, — в моем голосе были отчетливо слышны слезы. В глазах защипало. Мне было так больно, я не могла больше сдерживаться.

— Хорошо, я понял, — почувствовав мою истерику, Кир дотронулся до моего плеча. Посмотрел на меня так, словно он понимает все и разделяет мою боль. — Но ты же понимаешь, что я еще приеду… когда у тебя роды?

— Срок ставят через две недели. Но может и раньше, — шмыгнув носом, смахиваю влагу с глаз. Кир кивает.

— Тата… — начинает, но я понимаю, о чем он, и снова не даю договорить.

— Нет, Кир. Прошу. Он не должен ничего знать. Он не любит меня. Прошу, не создавай мне еще больше проблем.

Молчит. Не отводит от меня глаз.

— Обещаю, проблем создавать не буду, — наклонившись, оставляет поцелуй на моей скуле и, улыбнувшись, уходит.

Немножко переждав в спальне, вышла в кухню. Мама стояла у плиты. Обернувшись, окинула меня недовольным взглядом.

— Это он? — спросила она, поставив передо мной тарелку с борщом.

— Кто он, мам? — сделала вид, словно не понимаю, о чем она. Добавив сметаны, принялась за обед.

— Отец ребенка твоего?

— Нет, мама. Он не отец моего ребенка. И отец не появится. Не жди.

Я устала от этих разговоров, устала от упреков мамы. Но пока у меня нет выхода. Живя в мамином доме, я должна принимать ее правила жизни, должна все выслушивать и молча соглашаться. Я люблю свою маму и понимаю, почему она стала такой… У нее была далеко не легкая жизнь, и женщина просто переживает за меня. Вот только мама никак не поймет, что такими разговорами делает мне только хуже.

Усевшись рядом со мной, несколько минут молча наблюдает за тем, как я ем.

— Уже весь поселок говорит. Сегодня услышала пересуды в магазинной очереди… — начинает причитать. — Говорят, принесла в подоле, ни мужика, никого. Вот тебе и бизнесвумен из большого города.

Стискиваю челюсть, стараясь не думать о ее словах.

— Пусть говорят, мам, им же нужно о чем-то говорить. А ты не слушай.

— Да как же не слушать, — вспыхивает она. — Это в городе своем творите, что хотите, а здесь все друг друга знают…

Аппетит тут же улетучивается. Отставляю тарелку, поднимая на маму глаза.

— Я понимаю, мам. Но что сделаешь-то? Вот такая я неудачница. Училась, работала, и все для того, чтобы приехать обратно в поселок и стать матерью-одиночкой…

Поднимаюсь из-за стола и, взяв тарелку, направляюсь к раковине. Мою посуду, стараясь гнать подальше все до единой мысли. Уже давно живу, придерживаясь такого принципа…

— Ты не обижайся, дочка. Я за тебя волнуюсь, — мама понимает, что обидела меня. Вздыхает устало. — Как ты вытянешь все? На деток сколько денег нужно…

Убрав тарелку в шкаф, подхожу к ней. Приобнимаю женщину за плечи.

— Мама, все в порядке. Пока есть сбережения, да и квартиранты за питерскую квартиру платят. На первое время хватит, а там разберусь…

— Нужно кроватку собрать, — произносит шепотом.

— Соберу. Сейчас отдохну и сделаю. Не переживай. Завтра в женскую консультацию с утра пойду. Скоро уже роды.

Спустя полчаса мы расходимся по своим комнатам. Закрывшись в спальне, усаживаюсь на кровать. Делаю глубокий вдох, чувствуя, как все силы покидают меня. На глазах выступают слезы, а в груди все сжимает тисками. И так каждый вечер. По особенному одиноко и тяжело. А сегодня, после встречи с Киром, так вообще накрывает.

Все это время я думала, что закрыла на замок все до единого чувства. Но не вышло. Больно… даже так, при одной мысли о нем.

Нет, я не имею права давать слабину. Нужно держаться так, как держалась все это время. Мыслями только о ребенке.

Немного отдохнув, поднимаюсь с кровати. Устала — не устала, а нужно собирать кроватку. С горем пополам справилась с задачей только к двенадцати ночи. От усталости не чувствовала ни ног, ни спины. Упала на кровать и тут же провалилась в сон.

Утром меня разбудил громкий рингтон телефона. Кое-как приняв сидячее положение, попыталась прийти в себя. Взяв из-под подушки резинку для волос, завязала волосы в хвост. Почувствовала, как по губам потекло что-то теплое. Черт, снова. Поднявшись с кровати, побежала в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, увидела струйку крови, бегущую из носа. Справившись с кровотечением, попыталась привести себя в порядок. Но силы покинули меня. Усевшись на крышку унитаза, попыталась собраться с мыслями и прийти в себя. С каждой прошедшей минутой в груди росло волнение. Но поддаваться панике — не лучшая идея. Собравшись, даже не позавтракав, я вышла из дома. Сев в машину, отправилась в женскую консультацию.

***

— Ну, что я могу сказать, милочка… — стягивая с руки манжетку тонометра, вздохнула гинеколог. — Гестоз у тебя. Давление шарашит— 150 на 100. Звони врачу, и в роддом срочно. Я пишу тебе направление на госпитализацию.

— Хорошо, — кивнула, а внутри все замерло от волнения. Накрыла ладонью живот, получив в ответ толчок, немного успокоилась. Все будет хорошо. Малыш будет в порядке, по-другому просто не может быть.

Забрав все необходимые документы и созвонившись с главврачом роддома, отправилась домой. Собрав сумку, приняла душ и, попрощавшись с мамой, поехала в город. В поселке роддома не было, так что ближайший находился в двадцати километрах. В этом роддоме я и провела практически всю беременность.

Припарковав машину на уже знакомом месте у ворот здания, вытянула из багажника свои вещи. Головная боль набирала обороты, но я старалась не думать о ней. Все будет хорошо. Под наблюдением врачей мы со всем справимся.

Зайдя в приемной отделение, осмотрелась. Здесь, как всегда, очередь. Оставив свою обменную карту медсестре, уселась в кресле в ожидании, когда меня вызовут. Спина разболелась от тяжести сумки. Поставив ее у ног, попыталась расслабиться. Собирая вещи, я понимала то, что еду в роддом и проведу там время уже до самых родов, поэтому набрала с собой сразу все необходимое и для себя, и для ребенка.

Окинув взглядом помещение, посмотрела на сидящих рядом. Все беременные с мужьями. Кто милуется, кто сидит, уткнувшись в телефон, кто-то смеется, а на ком-то лица нет от волнения. Отвела взгляд в сторону, почувствовав легкий укол обиды. За эти восемь месяцев насмотрелась и на счастливые выписки, где мужья встречают своих любимых, и на свидания в беседках двора роддома с лежащими на сохранении женщинами. Подумала о том, что у меня не будет такого. Судьба снова и снова испытывает на прочность. Что ж, значит, будем храбриться и выстаивать. Тем более есть для кого.

Спустя час я наконец-то обустраивалась на своей новой койке. Главврач, у которого я наблюдалась все это время, приятный мужчина шестидесяти лет, заскочил на минуту и сообщил, что зайдет ко мне вечером. Сейчас слишком занят.

Откинувшись на подушку, просканировала взглядом помещение. Палата похожа на ту, где я лежала в прошлый раз. Такие же обшарпанные стены и покрытый белой известкой потолок. Десять соседок, и помещение, полное гомона женских голосов. Боже, как я устала от этой обстановки.

Моя новая соседка по койке оказалась очень разговорчивой дамой. С ходу налетела на меня, засыпая рассказами и вопросами. Через десять минут моего пребывания здесь я уже знала, что девушку зовут Рита, она замужем два года. Это их первый долгожданный ребенок. Ее муж военный, неделю назад вернулся из длительной командировки, и они несколько дней подряд мотались по городу в поисках коляски для их чада. В общем, куча ненужной мне информации.

Устав от ее рассказов, я надела наушники и, прикрыв глаза, попыталась расслабиться под звуки классической музыки. Вдруг кто-то коснулся моей ноги. Распахнув глаза, вытянула наушник.