Костяшками пальцев Аваддон провел по поверхности стекла, наслаждаясь забытым ощущением ледяного прикосновения. Он смотрел на свое отражение, но видел не его. Перед его взором проносились события столетней давности. Тот самый день, когда ослепленный обидой, злобой и жаждой мести, он предал ту, что видела в нем свет без какого-либо воздействия. Она до последнего верила в него, но ошиблась. Ее голос, полный боли и разочарования, на протяжении всего столетия преследовал Императора в кошмарах, распаляя еще сильнее пламя ярости, которое за долгие годы срослось намертво с его душой.

Последнюю неделю он не делал уже ничего. Селестина ясно дала понять, что помогать сообщнику не собирается. Впрочем, ему это было и не нужно. Какой смысл бороться с неизбежным? Тем более, если в ожидании этого неизбежного сердце заходилось в рваном ритме, напоминая, что в тебе осталось хоть что-то живое, настоящее… Аваддон ждал. Ждал, как никогда. И когда услышал за спиной грозное шипение ветра, был готов. Нарочито медленно он развернулся и встретился взглядом с Властой.

Она была все также прекрасна. Словно и не было всех этих лет. Сглотнув ком, вставший в горле, Император прижал ладонь к груди, в которой, как сумасшедшее, грохотало сердце. Будто это могло остановить его бой, отдающийся радостным звоном в ушах. Как же он скучал по этим бездонным глазам. На свету они приобретали нежно-голубой оттенок, а в тени затягивались глубокой синевой. Ее появление здесь сулило полное и неоспоримое поражение, но это уже не вызывало волнения. Странно, но Аваддон испытал ни с чем несравнимое облегчение. Будто хотел, чтобы его, наконец, настигло заслуженное наказание.

Власта молчала. Она внимательно всматривалась в лицо предателя. Что она пыталась увидеть? Раскаяние? Страх? Мольбу о прощении? И она что-то нашла, судя по тому, как ее глаза сначала удивленно расширились, а затем сузились в подозрительном прищуре.

— Это не твое лицо, — нарушила она затянувшуюся тишину и взмахнула рукой.

Аваддона слегка повело, но он смог удержать равновесие. Рука сама потянулась к щеке. Кончики пальцев нащупали шрам, который на протяжении ста лет не отражался в зеркале, но все это время рассекал искалеченную душу. Император прикрыл глаза и медленно выдохнул, безропотно принимая обратно собственную суть. От самого себя не убежишь, как ни старайся… В памяти замелькали моменты, проведенные с богиней. Ее ласковый смех, их занятия, совместные трапезы, прогулки. Моменты, в которых Аваддон ощущал чистое, неподдельное счастье.

— Если бы ты меня полюбила, все могло сложиться по-другому, — прошептал он, открыв глаза.

— А я и любила. Но не так, как тебе хотелось бы, — с горьким сожалением произнесла Власта.

— Мне было этого мало…

— Знаю.

— Полагаю, ты пришла, чтобы ответить за…все, — с полным смирением предположил Аваддон.

Прямо глядя в глаза богини, он опустился на колени, вверяя ее воле свою судьбу. Какой бы она ни была… Смерть стала бы искуплением и, одновременно, освобождением. Но у богини…или у судьбы на виновного имелись другие планы.

Власта подошла вплотную к мужчине и присела на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Возможно, если бы я не приблизила тебя к себе, а дала идти своей дорогой, все бы пошло другим путем, — неожиданно заявила она. — Ты мог стать первым магом среди людей, положить начало новому роду и сделать столько великих открытий… Мог встретить любовь... Настоящую, безграничную, исцеляющую и созидающую, а не больную и разрушающую все вокруг. Я искренне желала тебе такой судьбы и старалась изо всех сил направить тебя, но… Невозможно помочь тому, кто не готов принять помощь…

Аваддон зажмурился, чувствуя, как тело сотрясает дрожь. Описанное богиней будущее звучало как мечта. Мечта, которой он не достоин, и которой не суждено сбыться.

— Ты не умрешь сегодня.

— Что? — севшим от избытка эмоций голосом выпалил он.

— Ты хотел могущества, магии… И ты ее получишь.

— Я не…

Власта не дала ему договорить, коснувшись пальцем его губ. Как только он замолчал, положила ладонь ему на грудь и произнесла:

— Я наделяю тебя магией, но использовать ее ты можешь исключительно на благо других и во имя добра…

Аваддон ощутил приятный жар в районе солнечного сплетения. Как он расползается по телу, течет по венам, согревая своим теплом и наполняя силой.

— Ты будешь скитаться по миру до тех пор, пока твоя душа не примирится с разумом. Магия будет выпивать тебя и превращать в немощного старика каждый раз, когда ты попытаешься использовать ее в корыстных целях или долго не использовать вовсе, — закончила Власта свое предречение.

С последним ее словом нарядные одежды Императора превратились в лохмотья. Богиня наделила его даром и проклятием одновременно. Со свойственным ей изяществом наказала и вместе с тем дала шанс на исправление.

— Пожалуй, это тебе больше не понадобится, — выставив в сторону раскрытую ладонь, Власта притянула заготовленные Аваддоном сферы перемещения. Магические шарики послушно подлетели к новой хозяйке. С задорным дребезгом они раскололись. Высвободившаяся магия тонким ручейком влилась в центр ладони богини. — А вот мне дополнительные силы пригодятся. Прежде, чем ты отправишься в путь, ты должен кое-что сделать для меня… Призови Селестину.

Но ответить Аваддон не успел.

— Жаждешь встречи, сестренка? — раздался певучий голос богини огня и страсти. — Раз тебе это так нужно, придется зайти в гости.

В центре тронного зала зажегся огонек. С громким треском и шипением он разрастался, пока не превратился в пламенный портал. Власта поднялась на ноги и решительно шагнула в него, даже не оглянувшись.

Аваддон еще несколько минут так и продолжал стоять на коленях, уставившись в пол. Он рассчитывал сегодня покинуть этот мир и, наконец, обрести покой. Поступок Власты не укладывался в голове. После такого предательства, она оставила его в живых. Из потаенных уголков души вырывались чувства, которые он на протяжении долгих лет упорно подавлял и отрицал. Отвращение и ненависть к самому себе. Монстр, чудовище, эти слова идеально подходили ему.

Бывший Император уперся ладонями в пол. Его истошный вопль пронесся по тронному залу, отражаясь эхом от стен и заставляя дрожать стекла в древних витражах замка.

Кхан сидел в темной пещере, привалившись спиной к стене. Отрешенным взглядом он наблюдал, как на его раскрытой ладони то зажигался, то затухал веселый огонек. Самому же новоявленному наследнику было не до веселья. Кхан… к настоящему имени привыкать оказалось тяжело, но это лучше, чем носить имя того, кто разрушил всю его жизнь.

После того, как драконья сущность захватила контроль над телом, прошли почти сутки. Кхан выплыл из темноты сознания в незнакомой пещере. Был уже вечер следующего дня. Первые эмоции немного улеглись, но боль и отчаяние никуда не делись, заставляя заживо вариться в котле самобичевания и тяжелых думах.

Здесь, в одиночестве, было хорошо и плохо одновременно. После всего, что совершил, Кхан не мог заставить себя выйти из заточения, которое сам себе и обеспечил. Но в перерывах между мыслями о том, какое он ничтожество, нет-нет, да проскальзывали мысли о Лане. Точнее…о Власте. У дракона было достаточно времени на анализ ситуации. Все это время он находился рядом с пропавшей богиней, не подозревая об этом. Еще и влюбился в нее, как мальчишка. Снова… Но кто он такой, чтобы претендовать на ее сердце? Что сможет ей дать? Да и возможны ли отношения между богами и их созданиями? Головой Кхан прекрасно понимал, что нет, но сердцу этого не объяснишь…

Снаружи засвистел порывистый ветер. С яростным завыванием он кружил в воздухе снежинки. Резко началась самая настоящая зима, засыпая все вокруг пушистыми сугробами. Но холода Кхан не чувствовал, благодаря новообретенной драконьей сущности. Зато сразу понял, что Власта очнулась и вернула свою силу.

Он продолжал пялиться на огонек в своей ладони. Его это успокаивало, вгоняя во что-то наподобие транса. Это позволяло хоть иногда отстраниться от разрывающих изнутри эмоций, на время выпасть из реальности и провалиться в спасительную пустоту.