— Что, и ты тоже с ней не сработался? — спрашивает он разочарованно. Бросаю на него удивлённый взгляд.

— В каком смысле «тоже»?

— Ну, так она ни в одном отделе больше полугода не работала. Не уживается с остальными. Да и как работник, говорят, так себе. Но у неё мать десять лет у нас проработала. Потому увольнять Альбину, единственную кормилицу в семье, как-то не комильфо. Я бы может и хотел, но у нас в заводоуправлении до сих пор много её знакомых работает, они не поймут.

— Ясно, — вздыхаю я смиренно.

— Ты не падай духом, — начальник хлопает меня по плечу. — Потерпи хотя бы до первого косяка её. А там уж я как-нибудь решу вопрос.

На его лице появляется кривая усмешка. И мне вдруг становится противно от самого себя. Что я творю? Вместо того чтобы поставить Альбину на место прямым ультимативным отказом, я плету какие-то интриги. Возвращаюсь к себе в кабинет и бросаю на неё раздражённый взгляд. Та испуганно вжимает голову в плечи.

— Марат Ильнурович, может вам чайку сделать? — спрашивает осторожно.

Вспоминаю, что в тот вечер между нами всё началось именно с предложения зайти на чай. На минуту меня охватывает злость. Хочется сказать, чтобы она шла со своим чаем в пешее эротическое. Но я понимаю, что подобное поведение уже с моей стороны выходит за рамки делового общения.

— Не надо ничего! — отвечаю я угрюмо.

Потом скидываю на флешку текущий отчёт и ухожу домой. Осознаю, что это временный выход. Так и самому недолго вылететь с работы за прогулы. Надо что-то решать с этим.

— Марат Ильнурович, вы хотите, чтобы я уволилась? — спрашивает меня Альбина дрожащим голосом. Смотрю на неё удивлённо, пытаясь понять, чем спровоцирован вопрос, и с какой стороны ждать удара.

— Почему ты так решила? — произношу, присаживаясь за свой стол.

— Я от девочек в бухгалтерии слышала, что вы на меня начальству жаловались, — слёзы выступают у неё на глазах. — Марат, за что ты так со мной? Что я сделала не так? Ты сказал: «Давай всё забудем», и я согласилась. Пусть мне было нелегко. Очень больно, если честно. Ведь я люблю тебя. А ты так жестоко поступил со мной! Но я всё равно стерпела, не стала устраивать сцен. Не пошла к твоей жене, хотя могла. Почему ты такой жестокий, Марат? Ты ведь знаешь, как мне нужна эта работа!

Альбина закрывает лицо руками и начинает выть в голос.

— Маму недавно второй раз парализовало. Она вообще теперь почти не двигается. Мне так тяжело. Я всё время с ней провожу. Её то в холод, то в жар бросает. То просит добить её, чтоб не мучиться, то начинает умолять, чтобы я её простила и не бросала. Я всё терплю, хотя кажется вот-вот с ума сойду. А потом прихожу на работу, а тут ты сидишь и смотришь на меня волком! Ещё и козни плетёшь за моей спиной. За что ты так меня ненавидишь, Марат?!

За те несколько минут, что она говорит я прохожу путь от неприязни до глубокого сочувствия. Пожалуй, я действительно был к ней несправедлив. В том что случилось, она не виновата. И никто не виноват. Это просто стечение обстоятельств, обернувшееся фатальной ошибкой.

— Прости меня, Альбин, — произношу я и выхожу из кабинета.

— Я прошу прощения, Марат Ильнурович, — Альбина смотрит на меня почти равнодушно. Лишь дрожащие ладони выдают волнение. — Я вам наговорила лишнего. Это больше не повторится.

Отвечаю ей недоверчивым взглядом. Осознаю, что не могу доверять её извинениям. Вчера она казалась очень искренней. Едва ли она могла так быстро изменить своё мнение. Скорее всего, испугалась, что её действительно могут уволить.

— Не понимаю, о чём вы, — отвечаю я ей и замечаю, как плечи её слегка расслабляются.

Да, наверное, можно было сделать вид, что ничего не случилось и жить дальше. Но я уже принял решение уволиться. Я не хочу испытывать судьбу. Я должен хотя бы постараться оставить эту историю в прошлом. Если Альбина не может уйти, значит уйду я. Теперь ни она, ни её страхи не будут иметь ко мне никакого отношения.

— Может, всё-таки подумаешь ещё? — хмурится начальник, глядя на мое заявление. — Сам ведь говорил, что у тебя ипотека.

— Я всё уже решил, — отвечаю упрямо.

— Если дело в Альбине, мы решим вопрос…

— Альбина тут ни при чём, — качаю головой я. — Просто нашёл место получше.

— Это где? В газовой, что ли?

Я киваю, осознавая, что с нашим заводом в городе вряд ли что-то может сравниться по уровню дохода. Разве только предприятия газовой отрасли, но попасть туда ещё сложнее, чем к нам. Меня переполняет чувство сожаления. Я помню, как шёл к своей должности. Как мы с Верой радовались, что я её получил. Вера… Что с ней будет, когда она поймёт, что я уволился. И что с ней будет, когда она узнает про измену. А она непременно узнает. Ведь всё тайное становится явным. Меня не покидает ощущение, что моя жизнь рассыпается кусками пазла. Неужели вот так это и происходит? Я теперь не достоин нормальной жизни, так? Мне что, сдохнуть теперь? Виски сдавливает.

Не помня себя, возвращаюсь домой. На душе паршиво. Пытаюсь собраться с мыслями. Знаю, что самобичеванием ситуацию не исправить. Вера звонит, и я вдруг вспоминаю, что на этой неделе обещал приехать к ней. Не знаю, как быть. Кажется, что не смогу скрывать от неё правду. Я нахожу довольно жалкое, но, пожалуй, единственное решение — соврать.

— Извини, Вер, я не смогу приехать на этой неделе — много работы, — говорю я. — Давай увидимся на следующей неделе.

— Ну… ладно, — соглашается она неуверенно. — На следующей, так на следующей.

Вслушиваюсь в её голос, и на душе всё тяжелее. Прямо сейчас я нуждаюсь в ней как никогда. Но, как и в случае с изменой, я не могу перекладывать на неё ответственность. Правда заставит её отказаться от своей цели и вновь пойти работать на нелюбимую работу. Я должен решить денежный вопрос самостоятельно. От тяжёлых раздумий начинается мигрень. Между таблетками и вином я выбираю последнее. И пусть я сам себе обещал не лезть в бутылку из-за трудностей, прямо сейчас я даю себе волю. Всего на один день. Тянусь за бокалом и случайно смахиваю второй на пол. Тот со звоном разлетается.

— Да ёп… — смотрю на сверкающее стекло на полу. Вера ведь так любит эти бокалы. Знать бы, где она брала их, наверное, можно было бы купить новые на замену. А может, не заметит?

Стараясь не наступить на осколки, я иду в ванную за щёткой и совком. Чувствую себя ещё более гадко. Собираю сверкающую крошку и бросаю в мусорное ведро. Второй бокал одиноко смотрит на меня с полки. И чего я вообще полез за ним? Аристократом себя возомнил, блин? Впрочем, это тоже всё Верино влияние. Она любит чтобы всё было по правилам.

По правилам… Я наливаю в целый бокал вино из холодильника. Не знаю сколько времени оно простояло тут. Запах у него отвратительный, но алкоголь всё ещё чувствуется. С ощущением безысходности я опустошаю бутылку и засыпаю прямо на неразложенном диване. Вино не избавляет от проблем, но помогает забыться.

Утро приходит внезапно с головной болью и чувством сожаления. Две недели отработки — и я свободный человек. Нужно постараться не пересекаться с Альбиной в это время. А ещё неплохо было бы найти новую работу. Первым делом я обзваниваю друзей и знакомых. Родственников беспокоить не хочется, поскольку есть вероятность, что кто-то из них может проболтаться Вере. Муж Эльвиры звонит мне сам. Видимо, кто-то из моих друзей ему рассказывает.

— Что, уволили? — спрашивает каким-то даже насмешливым тоном.

— Уволили, — подтверждаю я, осознавая, что едва ли могу рассказать ему правду.

— Ну, если ничего не найдёшь, в сервис приходи ко мне, — произносит он снисходительно.

Совсем ненадолго меня отпускает. Во всяком случае теперь у меня есть вариант на крайний случай. Да, тяжёлый, да, не особо денежный, но во всяком случае работа мне хорошо знакома, ведь я у него уже подрабатывал до армии.