Он, Василенко, всего лишь статистик. У него пристрастие к цифрам. Но чем объяснить массовые братания на русско-австрийском фронте? Чем объяснить, что несколько дней назад восстали матросы линкора «Гангут»?

Кому нужна война? Иногда спрашивают, чем все закончится? Статистика показывает, что мы близки к социальной революции. И всякий честный человек скажет: да будет так!

Аудитория слушала в оцепенении. Некоторые обыватели не верили собственным ушам. Бунт, открытый призыв к революции! Буржуазные дамочки понуждали мужей немедленно заявить в полицию. Но буржуазные мужья зябко поводили плечами. Они боялись фронта и не хотели выказывать себя патриотами. Патриоты сейчас в большой цене. А их становится все меньше и меньше. Человек в гимнастерке говорил святую правду: крах, крах всему! Он доказал это, оперируя цифрами. Попробуй опровергни, что полиция расстреляла рабочих в Иваново-Вознесенске, когда молва о расстреле прокатилась по всей России. А «голодный бунт» женщин здесь же, поблизости, на Петровском заводе?

Так как лекции о войне привлекали сотни людей, полиция и жандармы пришли в движение. Военный губернатор сказал начальнику жандармского управления:

— Я хочу послушать вашего Василенко. Все-таки я военный губернатор! И если он в самом деле подстрекает — арестуйте его!

— Мы так и сделаем. Есть сведения, что Василенко выехал в неизвестном направлении якобы для оформления документов по предстоящему призыву в армию.

— Ага, значит, он и на войне-то не бывал? Тогда арестуйте его немедленно. Вы правы — это большевистский агитатор.

Фрунзе в самом деле выехал из Читы. Он находился в Иркутске именно по призывным делам, так как год, указанный в паспорте на имя Василенко, подлежал мобилизации. Фрунзе понимал, что дольше в Чите оставаться нельзя. Его уже выслеживают. Месяц назад он написал Батурину письмо, в котором просил немедленно выслать московский паспорт — «железный». Ответа до сих пор не было. Возможно, Павла Степановича уже нет в Москве. Ведь его тоже могли призвать в армию. Оставался один путь: под фамилией Василенко отправиться на фронт.

Но ему пришлось срочно покинуть Иркутск. Пришла телеграмма от Софьи Поповой: «Был Охранкин». Это означало, что на квартире Фрунзе жандармы произвели обыск. Наверняка дознались, кто живет по паспорту Василенко. Вероятно, сообщили обо всем в Иркутское жандармское управление. В Сибири оставаться больше нельзя! Круг сжимается.

Он вернулся в Читу. Софья Алексеевна передала ему письмо от Батурина. Павел Степанович сообщал, что задержался с ответом, так как переменил адрес. Теперь он служит репетитором у известного московского промышленника Чернцова, занимает в его доме комнату и с нетерпением ожидает брата Арсения. Достать паспорт быстро не удалось. Потому-то и высылает свой, так как по всему видно, что дело не терпит промедления. Было еще несколько строк, которые вызвали у Фрунзе приступ острой тоски: умер во Владимирской каторжной тюрьме Павел Гусев. Добила чахотка. Он все ждал ссылки в Сибирь, мечтал встретиться, присылал свои стихи. Еще недавно Фрунзе написал ему:

И вот нет Павла Гусева… Нет! И никогда они не встретятся. Мир устроен нелепо, гнусно. Почему живет Пуришкевич? Почему смерть взяла Павла Гусева? Классовое угнетение — не просто социальная категория, оно зримо выступает на каждом шагу то в виде кандалов и каторжных тюрем, то гремит залпами расстрела на Лене, то оборачивается кровавой бойней, затеянной лабазниками лишь для того, чтобы вытеснить Германию со своих рынков. Все светлое, разумное загнано на каторгу. И как трудно угнетенному классу дать своего поэта, своего мыслителя! Чем была наполнена твоя жизнь, Павел Гусев? Тебе было двадцать два года, когда тебя бросили в тюрьму. Ты так и не узнал, что такое любовь. Но зато ты в полную меру ощутил нечто большее, чем любовь: классовую ненависть. Ты жил борьбой, и она озаряла каждый твой шаг. Ты жил не для себя…

Дворянин Василенко исчез. Появился репетитор промышленника Чернцова Павел Степанович Батурин. Репетитор попал в Читу не случайно. Он приехал сюда для поправки здоровья (подальше от войны!). Но поправить здоровье не удалось (тихое помешательство), и репетитор потребовал, чтобы его отправили обратно в Москву.

— Сопровождать тебя будет моя подруга Сосина, — сказала Софья Алексеевна. — Наденем на нее белый халат. Веди себя, ради бога, как тихий помешанный. А не как буйный…

На всех заборах и театральных тумбах появились крупные афиши, извещающие о предстоящей лекции Василенко. Жандармы и полицейские приготовились.

1 марта 1916 года в поезд дальнего следования села скромная медицинская сестра. Она держала под руку тихого молодого человека с гладко выбритым лицом и отсутствующим взглядом. В тот же день на тумбах появились объявления, извещавшие о том, что лекция В. Г. Василенко не состоится ввиду болезни лектора. В Чите свирепствовала эпидемия гриппа.

Фрунзе сказал Сосиной:

— А знаете, у алжирского бея под самым носом шишка!

Самое сложное общественное явление — война. Может быть, потому, что у нее несколько причин, и психологические мотивы (то, что люди недалекие или преднамеренные выдвигают, как правило, на первый план) стоят всегда на самом последнем месте. Произвольно или непроизвольно происходит завышенная оценка частных мотивов, преувеличение их значимости. Так было, когда главной причиной старались выставить пресловутый выстрел в Сараево. Дескать, сербский гимназист-патриот Гаврила Принцип убил эрцгерцога Франца-Фердинанда. В конфликт, вызванный убийством наследника австрийского престола, вступили сперва Австро-Венгрия и Сербия. Германия объявила войну России, рыцарски вступившейся за небольшой славянский народ. Затем Германия объявила войну Франции и, неизвестно почему, Бельгии. Англия объявила войну Германии, Австро-Венгрия — России, Черногория — Австро-Венгрии и вместе с Сербией — Германии, Франция — Австро-Венгрии, Англия — Австро-Венгрии, Япония — Германии, Австро-Венгрия — Японии и Бельгии, Россия — Турции, Франция и Англия — Турции. Потом в войну вступили Италия и Болгария, Румыния и Португалия. Италия долго качалась в нерешимости, к кому ей примкнуть: к немцам или к Антанте. В Риме усердно трудились немецкие агенты. Тут издавались на немецкие деньги три итальянские газеты, основанные чрезвычайным послом князем фон Бюловом. Средства их были огромны, пропаганда велась широко и умело. И все-таки в конце концов Италия примкнула к Антанте. Спрашивается: если страна долго выбирает, на чьей стороне ей драться, то при чем тут выстрел в Сараево? Позже в военную орбиту оказались втянутыми Панама, Бразилия, США, Коста-Рика и Гондурас, Греция, Сиам, Китай, Либерия. И пошла писать губерния!.. Когда у президента Коста-Рики газетчики спросили, кто такой Франц-Фердинанд, президент ответил, что никогда о таком не слыхал. Сиамцы, как оказалось, тоже ничего не знали о выстреле в Сараево. И получалось, что за какого-то никому неведомого наследника австрийского престола пролито крови в тысячи раз больше, чем за царей и императоров всех времен, взятых вместе.

— Да стоит ли какой-то несчастный наследник, о существовании которого до его убийства никто и слыхом не слыхал, таких жертв? — спрашивали те самые недалекие люди. — А если мама сиамского короля вдруг прикончит папу римского? Из-за этого, по-видимому, нужно устраивать всеобщую свалку и пускать реки крови? И почему Япония, казалось бы враг России, ни с того ни с сего выступила на стороне России? И какое отношение ко всему этому имеет Панама? Во всяком случае, где, в какой части света находится Либерия? Что это: республика, монархия? Местом битв стали огромные пространства трех материков — Европы, Азии и Африки, морские сражения разыгрываются во всех уголках океанов и морей. Борьба ведется не только на земле, но и под землею: в Альпах противники постоянно взрывают друг друга посредством подземных траншей. Борьба ведется и под водой: взять хотя бы подводную блокаду Англии. Борьба ведется в воздухе. Появились танки, броневые автомобили и бронированные поезда. А газы? Говорят, и в России при Главном артиллерийском управлении образован химический комитет. Создана обширная сеть химических заводов для изготовления отравляющих веществ. Уже добыты десятки тысяч пудов ядовитой жидкости. Производство химических снарядов доведено до пятнадцати тысяч, а химических ручных гранат до ста тысяч в месяц.