Все происходило именно так. Получив предписание Эверта, минский полицмейстер заготовил приказ об аресте Михайлова Михаила Александровича.

— Взять его и доставить ко мне! Это большевистский агитатор Фрунзе, бежавший из Сибири…

Когда утром у подъезда особняка раздался шум автомобиля, минский губернатор Гирс не придал этому значения. Лежа на диване, он читал газету и прихлебывал из чашки кофе — его обычный завтрак. Сегодня ему почему-то вдруг невероятно захотелось гречневой каши. Простой гречневой каши без всяких приправ. Он уже хотел позвать повара, но раздумал. В конце концов нужно беречь фигуру. Из большого зеркала на Гирса глядел обрюзгший человек средних лет.

Вошла жена. Голова ее была обмотана мохнатым полотенцем, как чалмой, и пахло от нее горячей мыльной водой и свежестью. Гирс знал: серное мыло, пятьдесят граммов розовой воды, сто граммов лавандового спирта, сто пятьдесят граммов уксуса — всё это при жирной коже. А чтобы росли ресницы, нужно смачивать их касторовым маслом… «Мне бы твои заботы…» — подумал он. Заученно сказал:

— Вы чудная, изумительная женщина!

— Не правда ли? Вы такой чуткий! Для всей империи мой муж — чиновник правительства, но для меня — вы всего лишь маленький мальчик, которому нужна мать.

Она ушла, и Гирс вздохнул с облегчением. Мысли его вернулись к только что прочитанной газете. Да, всюду неспокойно. Трудно быть губернатором в прифронтовом городе. Начальник жандармского управления недавно жаловался, что врагов правительства развелось так много, что жандармы и полицейские прямо-таки сбиваются с ног. Взять хотя бы массовое выступление солдат на станции Осиповичи и на гомельском распределительном пункте. Тут уж не обошлось без большевистской агитации. А на фронте вообще черт знает что. Эверт — безвольная тряпка. Только вид бравый. Расчесывает крашеную бороду особым гребешком. А лоб вогнутый, и руки тонкие. Провалить все наступательные операции!.. Защитник отечества…

Гирс любил эти утренние часы, когда никто не мешает размышлять о политике, о назначениях, повышениях и наградах.

Он поморщился и не сразу понял, что произошло, когда дверь распахнулась и на пороге показались вооруженные люди с красными бантами на шапках и фуражках. Вперед выступил плотный человек среднего роста в кожаном пальто.

— Именем революции вы, действительный статский советник Гирс, арестованы!

— Что, что, кто вы такой?! Почему врываетесь в мой дом без разрешения?

— Я начальник народной милиции Михайлов.

— Но по какому праву?

Фрунзе взглянул на него с презрением.

— На основании решения Минского Совета рабочих и солдатских депутатов. Революция! Самодержавие пало.

— Но без предписания свыше я никуда не пойду…

— Пойдете.

— Но это невозможно!

— Слишком много «но». Одевайтесь или уведем в халате. Время не ждет.

Его под охраной провели к грузовому автомобилю, где сидели, также под конвоем, начальник жандармского управления, полицмейстер и еще несколько высокопоставленных чиновников.

Народная милиция? Откуда она взялась? Что знал Гирс о милиции? Знал, что в переводе с латинского это значит — военная служба, ополчение. Милиционная система существовала в древней Греции и древнем Риме. В те времена будущие милиционеры в обязательном порядке изучали философию. А тут врывается толпа каких-то мужиков во главе с этим Михайловым, которого не успели арестовать, и объявляет себя милицией, властью в городе… По какому праву? Впрочем, судя по всему, полицию и жандармерию уже разоружили, и сопротивление бесполезно. Нелепость: его, губернатора, начальника жандармерии и полицмейстера — в тюрьму!

— Удастся ли нам бежать из тюрьмы? — спросил он на немецком у начальника жандармского управления.

— Я не понимаю по-немецки, — угрюмо отозвался подполковник.

— Не удастся! Мы позаботимся, чтобы не удалось. — Это сказал Фрунзе. И Гирс благоразумно умолк.

Управление милиции расположилось в здании бывшего полицейского управления. Фрунзе, смеясь, говорил Мясникову и Любимову:

— Кто бы мог подумать, что, ненавидя всей душой полицию, я стану во главе народной милиции? Парадокс. Но законы революции совершают всякие чудеса.

Начальником милиции его избрали. Все произошло так. Узнав о падении самодержавия, он в поздний час созвал большевистский инициативный центр. Прибыли представители Третьей и Десятой армий. На этом же совещании (а проходило оно в здании Земского союза) был создан Совет рабочих и солдатских депутатов. Фрунзе, став членом Исполкома единого Минского Совета, обратился с воззванием к гражданам губернии и создал газету «Известия Минского Совета рабочих и солдатских депутатов». Общее собрание рабочих и служащих Земского союза назначило его начальником городской народной милиции. Так как постановление поддержали рабочие и солдаты, то комендант города Самойленко вынужден был утвердить его. Но Фрунзе не ждал всех этих официальных утверждений: разоружив полицию и жандармерию, он с отрядом рабочих освободил политических заключенных из тюрьмы.

Его деятельность в эти дни носила лихорадочный характер: он торопился поспеть всюду. Доставал винтовки и револьверы, спешно вооружал рабочих, обучал их. Все было как в 1905 году в Иваново-Вознесенске. Помогали ему революционно настроенные солдаты. По сути, он создал отряды вооруженных передовых рабочих. Сюда принимали по рекомендации фабрично-заводских комитетов. Фрунзе каждый день появлялся на промышленных предприятиях.

— Верные слуги старого строя будут делать попытки вернуть для них старый порядок, — говорил он. — Нужно рабочему классу самому следить за ними, быть наготове в любой момент подавить малейшую попытку темных сил. Берите охрану общественной безопасности в свои руки.

И получилось так, что реальная власть в Минске да и во всей губернии оказалась в руках милиции. А во главе ее стоял Фрунзе, человек твердый, не идущий ни на какие компромиссы с буржуазией, вообразившей, что настало ее время. Он не только руководил милицией, но и командовал сводным отрядом из разных войсковых частей, прикомандированных к штабу милиции. Это была сила, своего рода революционный полк, вооруженный до зубов.

Во всех организациях было засилие эсеров, меньшевиков, кадетов, буржуазных националистов, бундовцев. Из своей среды они выдвинули на пост минского губернского комиссара некоего Авалова, бывшего царского офицера. А окопавшись в думе, решили взять под свой контроль и милицию, сместить Фрунзе.

Завязывались новые, небывалые в биографии Арсения конфликты. Все те, в думе, и иже с ними, губернский комиссар, ставленник Временного правительства, буржуазные националисты из Белорусского национального комитета, еще не ощутили в полную меру, кто им противостоит. Для него они были враги заклятые, соглашатели, предатели, провокаторы, выкидыши империализма, буржуазная сволочь, лабазники; и в прошлой жизни и сейчас его неистовая воля неустанно работала против них; он видел их буржуазное нутро, он знал, что пришел наконец день, когда пролетариат оказался лицом к лицу, один на один с буржуазией. В партию эсеров хлынули мелкобуржуазные элементы с их извечной псевдореволюционностью, убогим фрондерством: чиновники, офицеры, мелкие и крупные лавочники, уголовники. К ним примкнула и определенная часть крестьянства, не подозревавшая, что социалисты-революционеры уже давно отказались от собственной аграрной программы.

Фрунзе знал, что со всеми этими отбросами революции ему скоро придется столкнуться, сойтись грудь с грудью, и спешил. Действующие лица все те же: Родзянко, Милюков, князь Львов, Гучков, Керенский; председателем Петроградского Совета рабочих депутатов сделался меньшевик Чхеидзе. Открытый заговор буржуазии и ее пособников против рабочего класса. Эсеры и меньшевики добровольно отказались от власти, передали ее в руки буржуазного Временного правительства. Министр земледелия Чернов советует мужикам не захватывать помещичьи земли, так как это, дескать, поведет к обострению вражды. Все та же предательская проповедь классового мира во имя войны, все тот же обман народа…