Она неожиданно втянула голову в плечи и глянула на него виновато.

   – Нет. Разумеется,ты можешь делать то, что тебе нравится.

   Вместо ответа Эрлинг постыдно зевнул,и Кайя вновь спохватилась.

   – Уже поздно, а я все отвлекаю тебя болтовней. Ложись-ка спать.

   Ему ничего не осталось, кроме как послушаться. Стараясь не кряхтеть и не морщиться от боли, он лег в постель. Кайя, заботливо прикрыв его одеялом, села рядом, положила руку ему на голову и принялась задумчиво перебирать ему волосы. Это было так неожиданно приятно, что Эрлинг едва не заурчал от удовольствия, боясь даже шевельнуться, чтобы не спугнуть эту нехитрую ласку. «Полено» предательски шевельнулось, помимо воли наливаясь силой, но он мужественно терпел и старался ничем не выдать своей неуместной похоти.

   Ведь это первая ласка, которую она подарила ему сама…

   И тут же эту радостную мысль омрачило подозрение – уж не потому ли она так ласкова, что теперь боится его еще больше, после того, как увидела собственными глазами расправу над Штефаном?

   Эта догадка неприятно царапнула в груди, но Эрлинг слишком устал, чтобы как следует ее обдумать.

   – Ты не ложишься? – спросил он сонно, глядя из-под тяжелых век, как к ней на колени запрыгнул рыжий котенок.

   – Еще немного посижу, - сказала она мягко. – Надо же будет снять с тебя лед, пока не растаял, а то в луже заснешь. Все равно спать пока что-то не хочется.

   Эрлинг подавил горестный вздoх. Поҗалуй, и правда напугал он ее изрядно. Раньше хоть ложиться рядом не боялась…

   Рыжий соперник на ее коленях сладко зевнул и бессовестно заурчал.

ГЛАВА 19. Радости любви

Кайя настояла, чтобы весь следующий день Эрлинг оставался дома, отходя от вчерашней драки. Кровоподтеки, к счастью, стали выглядеть получше и не ушли в такую жуткую черноту, как после битвы со шкафом – все потому, что Кайя не постеснялась в этот раз приложить-таки лед к больным местам.

   Более того, она запретила мужу подниматься с постели и время от времени усердно натирала его крапивным отваром и мазала чемеричной мазью. Нижняя губа тоже выглядела получше – уже не такой опухшей, хотя на ссадине и темнела свежая корочка, мешая ему улыбаться. Зубоскалить, к слову, он не переставал, стоилo ей только появиться в спальне…

   А вот ей как раз не мешало бы побыть в одиночестве, чтобы все как следует обдумать.

   Около полудня зашла Грета, первой принеся весть о том, что Штефан, к счастью, не помер. Еще ночью родители повезли его в лечебницу Декры, залечивать переломы, а утром вернулся один староста, поведав остальным своим детям, что жить их старший брат будет, видеть и слышать тоже, вот только нос останется самую малость кривоват, а ещё питаться бедняге придется целый месяц жидкими кашками и перетертыми супчиками. Улла тут же поведала об этом Грете, а уж Грета незамедлительно доcтавила новость любимoй сестре.

   Кайя не могла не позлорадствовать. Наконец-то Штефану сполна отлились все ее слезы!

   И сделал это не кто иной, как Эрлинг.

   О нем она и думала целый день, усевшись внизу у печи с успокоительным рукодельем.

   Она всегда считала его добряком, который и мухи не обидит, а ради друзей отдаст последнее, что имеет. Вон, даже коня для отца выкупил. И хотя теперь Кайя понимала, что Эрлингу это не так уж дорого стоило, при его-то состоятельности, но ведь он мог купить какого угодно коня, а выкупил именно этого, любимого и вскормленного ими всеми Огонька…

   Как же невыносимо страшно было видеть вчера его лицо,искаженное яростью. В глазах, обычно серых и искристых, вчера отражалась безумная тьма.

   Почти как у Штефана.

   Кайя вздрогнула и уколола палец. Задумчиво лизнув выступившую капельку крови, она уставилась в окно.

   Штефана она прежде боялась до дрожи, а вот Эрлинга почему-то нет. Даже теперь, когда видела его таким…

   Что-то определенно изменилось в ней со вчерашнего дня. А может, это случилось давно,только она заметила это лишь вчера? И нет, причиной тому стало вовсе не королевское покровительство, и не богатство Эрлинга, о котором она так неожиданно узнала. Просто именно вчера она поняла, что вдруг перeстала бояться Штефана. Эрлинг стал тем человеком, который, как и отец, смог ее защитить.

   И любил он ее искренне. А что же она?

   Кайя снова лизнула палец и расправила на коленях аккуратную вышивку.

   Ей хотелось к нему прикасаться. Хотелось обнять, несмотря на все его синяки и ушибы, и даже поцеловать хотелось – в ту самую едва схватившуюся корочку на нижней губе. Разумеетcя, делать этого Кайя не стала – ни вчера, ни сегодня. Вчера он и без того совершенно выбился из сил, заснул мертвым сном, едва только лег в кровать. А сегодня…

   Кайя прикусила губу изнутри,терзаясь сомнениями. Если сегодня она поцелует его сама, прямо в постели, не сочтет ли он, что она делает это лишь потому, что узнала о его статусе и достатке?

   Тяжко вздохнув, она снова принялась за шитье.

   Эрлинг выдержал принудительную лежку только до обеда, а после, заверив Кайю, что благодаря ее заботам полностью исцелился, скрылся в мастерской и загремел своими досками. Ближе к вечеру явился Тео с наливкой и принялся настойчиво допытываться, отчего староста не дал хода делу об избиении своего сыночка. Эрлинг, покосившись на Кайю, от наливки отказался, чем окончательно и бесповоротно завоевал ее сердце,и стойко выдержал допрос друга, уворачиваясь от ответов, как угорь, так и не проговорившись ни о королевском покровительстве, ни об истории с похищением крон-принца.

   Кайя только хмыкнула себе под нос, мысленно размышляя, как скоро распространится весть по Заводью об особенном положении Эрлинга на счету у королевской семьи – даже при том, что и он, и она будут молчать, как каменные валуны на берегу Солинки.

   К тому времени, когда пришла пора идти спать, Кайя для себя уже все решила. Раз Эрлинг и впрямь чувствует себя хорошо, сегодня она станет ему настоящей женой и без единого звука вытерпит все, что он пожелает с ней сделать.

   Да, все ещё было немного страшно. Но все же не так страшно, когда человека… желаешь?

   Отмокая в лохани с горячей водой и усердно натираясь душистым цветочным мылом – роскошным подарком из тех, что Эрлинг преподнес ей ко дню свадьбы, – она думала о том, что и в самом деле, кажется, стала с куда большей симпатией относиться к своему мужу. А как же иначе, если он… такой? С ней всегда заботливый и добрый,и работы в доме никакой не гнушается, даже посуду моет. А когда встал на ėе защиту,то и впрямь превратился в медведя, готового разорвать на месте ее oбидчика.

   Как бы там ни было, она не верила, что Эрлинг будет груб с ней в постели, а остальное она уж как-нибудь вытерпит. Выбравшись из лохани, она тщательно обтерлась полотенцем, облачилась в чистую рубашку и, задув свечи внизу, направилась в спальню мужа.

   Он не спал, а полулежал на кровати, опершись на подушки и изучая при свете свечи какие-то чертежи на листке бумаги. Завидев Кайю, привычно сдвинулся на самый край, но свечу не загасил и бумагу из руку не выпустил.

   – Что смотришь?

   – Да так, думаю, как бы получше твой шкаф собрать.

   – Мой? – глуповато хихикнула Кайя. - Я думала, он будет нашим.

   Эрлинг задумчиво покосился в ее сторону и кивнул.

   – Конечно же, нашим.

   Кайя уже открыла рот, чтобы предложить ему заодно вернуться в их общую спальню, ведь на той, большой, новой кровати было бы куда удобнее… засыпать. Но почему-то не решилась. Вместо этого потянулась к нему, прильнула к плечу, oсторожно дотронулась до сбитых в кровь костяшек пальцев на его руке.

   Эрлинг замер. Кайя, осмелев, провела кончиками пальцев по его руке, открытой под закатанными рукавами рубахи – вверх до локтя. Эрлинг лежал, не шевелясь,только листок с чертежом выпал из его ладони и с шорохом улетел куда-то в угол. Кайя расхрабрилась еще сильнее, оперлась на локоть и нависла над его лицом, потянулась к губам…