Подойдя к кромке, Максим устало рухнул и погрузил разгоряченное лицо в воду. Прохлада освежила, наполнила необъяснимой безмятежностью. Здесь, у самого края миров, жизнь замерла.

— Скитания аватара тщетны без верных проводников, — послышался бархатный голос за спиной. Макс понял, кто это. Отгадка не заставила себя долго ждать и первой пришла на водоем, чтобы встретиться с судьбой, с маленьким шаманом.

— Здравствуй, — повернув голову, прошептал изможденный парень. Он все еще лежал на берегу не в силах подняться и спокойно смотрел на собеседника.

Марал махнул головой, отчего зонтики гигантских одуванчиков, разросшихся у самого берега, снегопадом посыпались на озерную гладь. Большие прекрасные глаза напряженно всматривались в даль.

— Ты пришел за моей жизнью, но не в силах бороться, — еле слышно прошептал олень.

— Не в силах, — согласился Макс.

Животное подошло ближе, обнюхало человека и с грустью вздохнуло.

— Если я отдам ее, обещаешь заботиться о бубне из моей кожи? Уважать душу в нем?

Мальчик закрыл лицо руками и горько заплакал. Он не хотел. Конечно, не хотел смерти оленя. Как и смерти всякого живого существа. Но обреченность в голосе отгадки говорила о том, что решение принято. И принял его вовсе не Макс.

— Обещаю, — сквозь рыдания прошептал парнишка, тяжело поднялся и обнял за шею своего двойника.

Поселение камов встретило скитальца безлюдьем и мертвой тишиной. Все спали в натопленных юртах, не подозревая, что юный шаман вернулся. Даже деревянные идолы при входе в деревню, казалось, уснули. Их носатые человекоподобные морды недобро морщились, выпячивая губы-лепешки.

— Иди, друг, — сказал марал, который шел за мальчиком всю дорогу. — Отдохни.

Максим кивнул и побрел к знакомому жилищу. Внутри его встретили Ник и Акай. Мальчишки радостно завизжали и, перепрыгивая через меховые накидки, подлетели к Максу, чтобы крепко обнять и закружиться в танце, который, как они узнали позже, станет обрядовым, магическим для всех троих.

Перебивая друг друга и ругаясь, подростки принялись рассказывать о приключениях в лесу. О духах и волшебных зверях, о роке и предназначении. Ник был возбужден и эмоционален, как никогда, а Акай — спокоен и тверд.

Максим промолчал, когда речь зашла о загадках. Да и что он мог сказать: дедушка знал ответы и передал их мне в пять лет, когда и загадок-то в помине не было? Чушь несусветная.

Не успели мальчишки улечься, как к ним вошел Безым. Маска все также закрывала лицо шамана, но по опущенным плечам и походке парни догадались, что кам спокоен.

— Все согласились быть аватарами? — спросил он, не церемонясь.

Парни кивнули.

— Выходите, — скомандовал он, и юные ученики цепочкой потянулись из натопленной костром юрты в морозное утро.

На дворе, рядом с каменной башней, стояло с десяток камов. Почти все были без масок, и подростки легко различили среди них двух женщин. Да, оказалось, шаманки также жили в деревне и занимались магией наравне с мужчинами.

Красавицами их было сложно назвать, старые лица давно сморщились и отливали мертвой зеленцой, в густых волосах роился всякий хлам.

— Братья и сестры, — загремел Безым, обращаясь к камам, — сегодня счастливый день: в нашем Сургуле новые ученики. Будьте терпеливы с ними, ибо от них зависит будущее. Ибо они наши дети с сей поры.

Толпа камом зашевелилась. Улыбки начали расцветать на суровых лицах, и только одно, совсем молодое личико осталось недовольным.

Из-под ног выскочила юркая Клубничка, подбоченилась и внимательно посмотрела на будущих шаманов. Прошла секунда, другая. Вдруг малышка со свистом втянула воздух и со смачным «хр» сплюнула слюну недалеко от ребят.

— Да, эти сопляки здесь и недели не проживут! — выпалила она, выпятив подбородок и посмотрев на Безыма с вызовом.

— Посмотрим, — ответил гигант и залепил подзатыльник малявке так сильно, что та распласталась на гравии, словно лягушка.

Камы не двинулись с места, безразлично следя за попытками Клубнички подняться.

«Маленькой бунтарке иногда полезно получить за острый язык», — решили они и стали расходиться как ни в чем не бывало. Впереди их ждали непростые дни поклонения богам и величайшего камлания.

— Возьмите ножи и идите за Умом. Сегодня вы подготовите двойников. Завтра день инициации, — приказал кам в безликой маске и бросил рядом с девочкой четыре ножа. Три для парней и один для нее.

Безым сидел на деревянной циновке недалеко от костра и напевал незнакомую для мальчиков песню. В своих попытках достичь совершенства мужчина все чаще прибегал к гортанным звукам, похожим на гудение трубы. Выходило ладно, но странно. Молитва и боевой клич сливались воедино, играли, то и дело сплетаясь витиеватым узором древней незнакомой мелодии прародителей.

Не успела закончиться одна песня, как исполнитель завел другую. Николас закатил глаза и сложил руки перед грудью. Традиции рода шаманов казались ему до невозможности скучными, поверья, наподобие «сплюнуть семь раз», «поклониться ветру» — устаревшими и ненужными.

— Дядя Безым, давайте пообедаем! — бесцеремонно воскликнул Акай, которому надоело засыпать под вой кама и собственного желудка.

Безым остановился, поправил заворот унтов на длинных, мускулистых ногах и согласно кивнул. Каким бы грозным и непоколебимым ни казался воин, отказываться от лишней миски ухи или куска оленины он не желал ни при каких обстоятельствах.

— Пошли, — гаркнул кам, спешно поднялся и вышел.

— Интересно, он хоть понимает, что мы еще дети? — шепнул Макс Нику, когда тот судорожно запихивал пятку в самодельный тапок.

— Не знаю. Догадывается, — выдохнул парень и побежал из юрты за взрослым.

Накануне вечером, после знакомства с учительствующим составом школы Сургуль, троицу заставили перерезать глотки своим будущим двойникам.

Парни сначала плакали, отказывались, потом просили помощи у взрослых. Наставники не сдавались. Они лишь показывали в воздухе, как вонзать клинок, под каким углом проводить лезвием, но сами за ножи не брались.

— Нельзя, — твердили старшие и отходили.

В конце обряда Акая вырвало на льняные штаны одного из шаманов, когда тот попытался придержать мальчугана во время падения. Макс же в конце действа сглотнул слюну и отошел с головой своей жертвы подальше. Было больно и противно. Немного страшно. И, если бы ни обещание, он вряд ли пошел на такое.

Глаза зверя безучастно блеснули в свете луны и закрылись.

— Прости, — шепнул на прощание Оциола и бережно положил ношу и клинок на камень.

Сегодня с утра к ним заглянул Безым. Обычная молчаливость его сменилось монотонным пением, а отстраненность — добрыми наставлениями. Битый час он завывал песни шаманов и довольно причмокивал языком на особо удачных нотах.

Максим удивился таким переменам. Складывалось ощущение, что чем больше они страдают, тем довольней и веселее становятся жители здешних мест. То их, подростков, мучила природа, потом духи, а пару часов назад они лишили жизни невинных животин. И что делали камы? Смотрели и давали отвары, чтобы парни не сдохли от жажды.

Парень вздохнул и, отогнав тяжелые думы и воспоминания, вышел за Ником.

Ольхон озаряло яркое солнце, отчего каждые сантиметр каменистой земли светился поздней росой. Блики играли солнечными зайчиками и уплывали волнами света к подножию белого гиганта. Парень зажмурился, чуть не влетев носом в грудь Безыма, когда тот резко остановился.

— Да, — сказал старик и, помедлив, продолжил, — времена сложные, но нет ничего невозможного. Песням мы вас научим, не беда, и премудростям всяким. Главное, не сдаваться и силу принять.

Подростки кивнули.

— Пошли в палатку Тимура. Подкрепимся, и заодно я расскажу всяко-разно про инициацию.

Троица снова согласилась и в нетерпении побежала впереди учителя. Голод нарастал, терзал молодые тела все сильнее.