Время для миссии давно вышло, а задание было провалено. Оставаться здесь Мархи не имел права, поэтому спустился вниз, связал руки все еще спящего убийцы и вышел.

— Мадам, — крикнул он уже знакомой блондинке с собачкой, когда проходил мимо, — в доме двадцать два по вашей улице случилось убийство. Позвоните в полицию, иначе преступник скроется.

— Почему я должна тебе верить? — выпалила девушка с явной неприязнью.

— Потому что ваша собачка, наконец, начала есть, — улыбнулся прохожий босяк и резко исчез, растворившись в мареве накаленного асфальта.

Когда парень вылез из озера, холодный воздух заставил его съежиться и сжать челюсти с такой силой, что затрещали зубы. Все еще стоя на коленях, он выплюнул остатки воды на песок.

— А можно здесь потеплее сделать? — обратился он к Безыму, сидящему на берегу с шерстяным одеялом.

— Нет, — рявкнул тот и накрыл парня. — Получилось?

Мархи отрицательно покачал головой, попытался встать, но снова упал.

— Ты чего? — недоуменно спросил многоопытный кам и вдруг понял, что мальчик плачет.

— Это был папа Ала? — сквозь слезы задал вопрос Мар.

— Да. Шин Удхани со смерти жены жил с паразитом в душе. Эта тварь разъедала ее, заставляла медленно умирать от пороков.

— Из-за меня дядя Шин быстро умер. Я причина его гибели, — прошептал парень и застыл, всматриваясь в ночное небо, многократно отраженное в каплях слез.

Он не желал возвращаться в селение. Он знал, что теперь никогда не посмотрит другу в глаза. Потому что в голубой бездне он увидит карие отсветы одиночества и смерти.

Клюв получался горбатым, кривым и неестественным. Мар старался держать карандаш ровно, но тот постоянно выскальзывал и валился на грудь. При очередном падении деревянного помощника парень чертыхнулся и решил на сегодня закончить. Если рука не идет за фантазией, так незачем выдавливать из себя последние крохи творческого угара.

— Кавказский горный орел должен быть с горбинкой. Иначе это не горный орел, — высказался Мар и закрыл альбом.

— Ты был на Кавказе? — спросил Акай, приподнявшись с лисьих шкур.

С момента инициации прошло два года и, несмотря на то, что амагят дал японскому парню имя Геракл, молодые люди до сих пор называли его Акаем. Только в школе при старших они переходили на полуофициальное — Гера.

— Был. С мамкой на автобусе гоняли.

— Оооо, как замечательно! Я тоже был в горах. На горе, точнее. Фудзияму знаешь?

Мар кивнул.

— Ваша Фудзияма — нет никто рядом с Эльбрусом. Точно тебе говорю.

— Все ты знаешь, — скорчил обидчивую гримасу пухляк и перекатился на другой бок.

Видимо, гордость за самую высокую гору в стране была у него в крови.

— Не все, но знаю. А вот ты до сих пор задание не получил, ботаник, — съязвил Мар.

Акай не выдержал обидных слов и вскочил с импровизированной постели, подобно сайгаку. Хотел что-то ответить злому русскому, но сделался пунцово-томатным и закашлял. Мархи стало его жалко, и он помог пухляку сесть обратно. Мало того что Акаю тяжелее давались физические нагрузки, так еще духи не воспринимали мягкосердечного шамана всерьез. Они частенько отказывались говорить и просили прислать другого проводника, важного и могучего, им под стать.

— А ты, — сквозь слезы и кашель выдавил Гера, — ты вообще свое дело запорол. Думаешь, прощения попросил, и Ал забудет смерть папы? Мури. Мечтать не вредно. Вот выйдешь из лазарета и получишь по рогам.

Растерянно заморгав, Мар отошел от Акая к деревянному остову лечебной юрты и прижался к холодному скелету лбом. Легкий озноб прошелся по телу, заставив теснее запахнуть жилет из овечьей шерсти.

Ал, как жаль…

Перед глазами вновь предстала последняя встреча с другом.

Кто-то поведал белоголовому каму о смерти отца еще до того, как Мархи вернулся на Ольхон и смог сам рассказать об ужасном промахе. Гроза разыгралась раньше, чем ожидалось.

Не успел подросток войти в юрту, где троица ночевала со дня посвящения, как из темной половины жилища на него накинулся с мутным, невидящим взором гибрид человека и волка. Клыками, похожими на гнутые лезвия, оборотень вонзился в предплечье Мара. Дернул.

— Ал, а-а-а! Помогите! — завопил Мар и, ухватившись за белую шерсть на холке нагваля, стал оттягивать того от себя.

Перед глазами заплясали звездочки. Парень ощутил, как медленно опадает на земляной пол убежища. Ноги теряют последний контроль и посекундно слабеют.

Упасть до конца ему не дали. Передники лапами-руками зверь схватил парнишку и потащил на улицу.

В тесной комнате не развернуться, а на просторах деревни разорвать добычу гораздо легче. Тем паче, что никто не посмеет вмешаться и не запретит мести свершиться. Никто никогда не посягнет на древний закон ие-кыла.

На небе безмятежно сверкала молодая луна и медленно, почти незаметно кружили тринадцать звезд Ольхона. Большой ковш, единственный узнаваемый объект с Земли, посылал сигналы Мархи, подмигивая осколками двойного Дубхе. Звездный альфа намекал парню, которого тянули безвольным мешком, что не время умирать, что где-то там, в пустыне покоя и ледяного оцепенения, теплится жизнь, и хоть она мала и ранима, но защищать ее — великое дело, на которое способен молодой кам и подобные ему. Подобные тому, чьи зубы вцепились в плоть отцеубийцы и с упоением рвали человеческие жилы.

— Белый, оставь. Прости меня, — с усилием выдавил Мар и почуял в груди шевеление дремавшего все это время зверя. Кто-то просыпался в нем. Кто-то страшный и могучий.

Мару стало не по себе, и он беспомощно застонал.

Из юрт и яранг повыскакивали камы. Многие из людей беспечно спали, поэтому, кроме портков и войлочных накидок, ничего не успели одеть. Клубничка выглянула из дома Тимучина и, поежившись, нырнула обратно. Было непонятно, то ли она замерзла и решила не следить за битвой до конца, то ли догадалась позвать старших.

— Прекрати, нагваль! — загремел Безым, вышедший в ночную стужу от главы. — Оставь парня!

Оборотень злобно рыкнул, но сквозь хищный блеск стали проявляться голубые глаза Ала. Каким бы сильным ни был хранитель, полностью взять верх над волей хозяина ему не удалось. С отвращением разжав зубы и бросив добычу, белоголовый вытер кровь с лица и брезгливо сплюнул на грудь бывшего товарища.

В толпе шаманов послышался гул. Ночное происшествие взбудоражило жителей стойбища. И на это были причины. Во-первых, врагами стало новое поколение аватаров. Те, кого так ждали и на кого надеялись и люди, и духи. Во-вторых, слабым звеном, из-за провала в Срединном мире, стал внук самого Асая. Кама, чью силу сравнивали с могуществом небожителей.

— Будь ты проклят, грязная шавка, — выкрикнул Ал и толкнул ногой безвольное тело.

Мар скорчился от боли. Из предплечья хлынула струя крови и неспеша потекла на каменистую почву.

Камы переглянулись. За раненым мальчиком никто не вышел.

Безым, который был выше остальных, осмотрел народ, разочарованно покачал головой. Расстроился он или просто был зол, не понял никто, пока кустистые брови ни сошлись на переносице, и он ни заговорил.

— Да, какие вы шаманы? Одно отребье! — рыкнул учитель Безым, растолкал могучими плечами зевак, чтобы пробраться к лежащему ученику.

— Ал — к Тимучину, Клубничка, найди корни кулибы и завари, — приказал он грозно и понес Мархи на руках в лечебную юрту.

Девочка, которая по-шпионски выглядывала из-за спин шаманов, кивнула и пулей помчалась к Дому Предков. Кудрявые волосы огнем взметнулись в темноте и скрылись за дверью каменного строения. В одной из подсобок хранилась целая стопка корней горькой травицы от воспалений и всякого рода заражений. Их-то ей и приказали отыскать.

— Нет! Иди к дьяволу, идите вы все к дьяволу, вместе со своими божками, демонами и остальной швалью! — завопил бывший Удхани. Его боль и забота к убийце Безыма вновь разожгли угли ярости.