— Мне двадцать шесть, — сказала Ева. — И я как раз на жизнеобеспечении. Нет-нет, ничего такого, я здорова. Это добровольное осмысленное решение. И выйти я могу — просто это дольше и сложнее,чем обычно, мне запрос надо послать, и еще эти катетеры с питанием — бррр… Но сейчас я выйду.

— А так можно — на жизнеобеспечении без медицинских оснований?

— У вас, наверное, нельзя, а у нас — свобода. Lesto-хостелов в Варшаве не один десяток. Это в конечном счете выгоднее и удобнее, чем капсульные центры, и безопаснее — круглосуточный медицинский контроль все же. Да и нормально играть, когда тебя то и дело по таймеру выкидывает — невозможно.

— Тяжело вам, попрыгунчикам, — сказал Лукась. — Слава Амалее и всем богам, что я — нормальный человек.

— Ты вообще не человек, а программа, — отрезала Ева.

— А вы кто?

— А мы — люди!

— А вы откуда знаете?

— Мы, кстати, точно и не знаем, — быстро сказал я. — Не исключено, что мы — тоже. И ты, Ева, как католичка, особенно должна это понимать.

— Я вообще-то агностик! Но твои представления о христианской теологии кошмарны. Мы — люди, потому что у нас есть свобода воли, а согласно всем религиям — и бессмертная душа. А неписи — икусственный интеллект с предопределенными действиями. Хотя, конечно, многие протестанты верят в Предопределение тоже.

— А у меня что, душа смертная что ли? Я тоже бессмертен, и еще бессмертнее вас!

— Вообще-то Лукась прав, — сказал Акимыч. — Когда непись умирает, его ИИ достается другому персонажу.

— И что, вы помните свои прошлые жизни⁉

— Ну так, — скривился Лукась. — Урывками. Я вообще юная душа, жил до этого воплощения только один раз, был младенцем где-то в Антии. Помер от глистов.

— Не понимаю, сказал я. _- Тебе на вид лет тридцать, а Альтраум создали гораздо позже.

— Нашему миру — сто девяносто семь тысяч лет! Именно тогда Безымянный Первобог снес яйцо мира в океан вечности!

— У них внедренные воспоминания. Когда нужно быстро заселить территорию, неписи сразу взрослыми появляются, с ложной памятью. А если спешки нет, то рождаются и растут обычным порядком.

— Так, — сказала Ева. — предлагаю философские вопросы пока отставить и заняться тем, что я сказала. Нимис и ты… ну, на вас пока присмотр за этой лисой, пожалуйста, не напортите ничего, не сорвите квест! Встречаемся через, допустим, шесть часов здесь.

— Я спать хочу ужасно, — сказал Акимыч. — С утра на ногах. На спине, то есть. Может, сперва выспимся? Потом мне тут на работу, а вечером встретимся.

— Думаю, — сказал Лукась, — раз мы взялись за эту историю, то с работы придется увольняться. Золотые вызовы судьбы требуют очень много времени.

— Непись прав. Все, что будет мешать квесту, сейчас нужно отменить. Я закрою свое торговое предприятие, а вы — увольняйтесь, где бы вы там ни работали. Времени у нас немного.

— Я — рыбак — сказал я. — Я нигде не работаю. Но времени у нас еще меньше, чем вы думаете. Взял — и рассказал им всю свою историю подробно. И про мою болезнь, и про маму, и про суд, и про деньги.

— Ясно,- сказала тридцать четвертая. — Что же, значит, квест нужно сделать по возможности быстрее. Сколько у тебя дней еще оплачено?

— Вчера как раз перевел на счет все, что накопилось — месяц и двенадцать дней.

— Ладно. Тогда план усложняется. Сегодня днем, когда все выспятся и отдохнут, мы встречаемся, и, кроме всего прочего, я изучаю все, на что вы способны — будем выстраивать стратегию быстрого набора финансовых средств — для квеста они тоже понадобятся. Хотя если бы кое-кто не раскидывался золотыми квестами на всяких неписей, то мы бы сейчас продали свободное место и оплатили твой счет на полгода вперед. В качестве первого шага… у вас сколько комнат тут?

— Три спальни еще наверху.

— Одну отдадите мне, я сдам в аренду свое предприятие, буду выплачивать долю за жилье. Это, конечно, немного, но все таки. И зато вы у меня тут всегда будете под рукой. Лиса, насколько я понимаю, тоже будет при нас ошиваться, так что бросайте жребий и решайте, кто будет спать здесь — на диване и на полу.

— Да чего там бросать, — вздохнул я, и мы с Акимычем понимающе переглянулись.

— Алхимический стол этот продашь, у меня круче.

— Не могу. Это собственность владельца дома.

— Тогда вынесите его в сарай.

— В конюшне места для твоих волов нет, — сказал я. — Там все забито ослами.

— Волов я продала, есть лошадь, но она в городских конюшнях. Ладно, разместимся как-нибудь. В общем, в 14.00 по варшавскому времени встречаемся здесь — попрошу никого не опаздывать! И да, насчет интернета не забываем — кто в кондиции, конечно. Хоть какие-то намеки мы там найти должны!

Я вписал Еву в список полноправных жильцов дома и перетащил свои вещи в столовую. Акимыч самоотверженно уступил мне диван, но не уверен, что его жертва была так уж разумна — он хотя бы при его компактности мог уместиться на нем целиком, а мне пришлось засыпать с ногами, задранными на диванный поручень. Так что, пострадав полчасика, я тоже перебрался на пол и только там смог, наконец, растянуться во весь рост и отрубиться.

Впрочем, слишком уж хорошо выспаться мне не дали — вскоре после рассвета появилась Ева с повозкой, набитой всяким хламом, и я два часа помогал ей таскать в дом ее алхимические приблуды, тряпки, тюки с сырьем и связки книжек, на которые, впрочем, поглядывал вполне плотоядно. А потом мы все расставляли, развешивали, прибивали и распихивали. Столовая прямо преобразилась: новый алхимический стол занимал всю заднюю стену, строгие занавески в тюремную клеточку скрывали наши тайны от взглядов с улицы, а свежеповешенные книжные полки приняли на борт несколько десятков потрепанных соблазнительных томиков.

— Кстати, — сказала Ева, — возможно, тебе мое предложение покажется некорректным, но ты не думал о том, что на твой счет пожертвования может не только мама собирать? У нас вашим не то, чтобы охотно помогают, скажем, но у тебя история — реально драматичная. Бомба! Токсичное родительство, гиперопекающая мать, хищные корпорации… это продастся! У меня есть… еще остались связи в журналистских кругах, можно было бы слепить из тебя такую конфетку — глядишь, и забыл бы о больничных счетах. А то и с Lesto при такой огласке можно было бы выбить бесплатное содержание.

— Нет, — ответил я. — Пожалуйста, я очень прошу — ничего такого не делай!

— Понимаю, — подумав, сказала Ева. — Это глупое и недальновидное решение, но оно твое — и я тебя понимаю. Я, знаешь, тоже большой специалист по подобным глупостям.

Я хотел было спросить, что в ее случае было глупостями, но нас прервал вход в игру Акимыча, он вывалился прямо на алхимический стол, ибо засыпал накануне как раз на том месте, куда мы этот стол запихнули. И разгром, сотворенный Акимычем в алхимическом хозяйстве, надолго отвлек Еву от любых других тем.

Лукась и Акимыч, получив расчет в «Удаве», купили на обратном пути масла и печенья, так что относительно приличный и не очень рыбный завтрак для Сиводушки я организовать сумел. Платьица ее все высохли, и с утра она опять была очень нарядной.

Под ледяным взглядом Евы я устроил лисичку поудобнее, принес ей скамеечку для ног и позаботился о том, чтобы Сиви не продуло из окна — день был свежий, и самое щелястое место на раме я забил подушкой.

— Нимис, будь добр, помоги пожалуйста в конюшне! — позвала меня Ева.

Не знаю, кому и чем можно помочь в нашей конюшне — ослы и сами отлично справлялись с поеданием сена, а навоз оттуда еще вчера отправил в компостный ящик Лукась, но я пошел.

— Ты особо-то не увлекайся, -сказала Ева. — Я знаю, что у тебя мозги не в порядке, но еще не хватало, чтобы ты втюрился в скрипт. Я предпочитаю, чтобы у тех, с кем я делаю сложный квест, хоть какая-то ясность мышления оставалась.

— Ты же сама сказала: Сиводушка должна видеть, что я — под ее чарами.

— Она пусть видит, что угодно, но всем остальным неуютно видеть твои слюни до пола. Хочется тебя встряхнуть и надавать по затылку. Ты понимаешь, что это — даже не непись с какими-то зачатками сознания? Это просто скрипт, бот, моб, кусок программного кода!