– Нюрочка, что ты на меня смотришь, словно я чудо-юдо болотное? – внезапно рассмеялся князь.

– Просто вы разговариваете не как князь, а как хороший следователь или оперативный работник, – слегка порозовела я, смутившись тем, что мое внимание было замечено.

– А я кто? – он рассмеялся и развел руки в стороны, словно говоря: «Вот видишь, какой я белый и пушистый?». – Я же глава III отдела тайной канцелярии. А мы чем занимаемся? Сыском и расследованиями.

– Да? – мое лицо разочарованно вытянулось. – Я думала, что вы премьер–министр.

– И с чего ты это решила? – он удивленно вскинул брови вверх.

– Все же говорят, что вы, простите, любовник ее величества и второе лицо в государстве, – не подумав, ляпнула я. А затем тут же сжалась от страха. Язык мой – враг мой! Разве можно о таких вещах вслух говорить?

Да еще и Ягр вытаращил глаза, надул губы и покачал головой, пугая меня пуще прежнего.

Однако, на мое счастье, Стрешнев не стал сердиться или ругаться. Он запрокинул голову назад и заливисто рассмеялся. Хохотал не меньше минуты точно. А затем посерьёзнел, внимательно посмотрел на меня и ответил со вздохом:

– Надеюсь, это останется между нами и никогда не выйдет за пределы этого кабинета?

– Мы можем клятву принести! – предложил Антон.

– Не нужно, – поморщился князь. – Разглашение этой тайны ударит по Нюрочке, а вы, как я вижу, искренне ее любите.

И когда только разглядеть успел? Мы и сидели в отдалении друг от друга.

– Мы с Костей родные лишь наполовину. По матери. Алексей Стрешнев его отец. А мой – Константин Николаевич Романов. Я бастард. Как вы думаете, стал бы я крутить роман с родной сестрой?

Мы с Ягром уронили челюсти на пол. Иначе я наше состояние описать не смогу. Это что получается? Я практически родная племянница ее величества Анны Константиновны?

Оказывается, я это спросила вслух. Отец лишь усмехнулся уголком губ и подтвердил:

– Да, Нюрочка, ты у меня великая княжна или принцесса на иноземный лад. Но поверь, лучше никому об этом не знать. Проблем не оберешься. А народ просто слышит звон, да не знает, где он. Вот и ходят про нас разные слухи.

– Я поняла, – кивнула в ответ. – И думаю, что быть княжной Стрешневой не менее почетно.

– И ею она не долго будет ходить, – усмехнулся Ягр. – Скоро она станет княгиней Ягржемской. Только вот с Дворковичами разберемся.

– И надеюсь, с сыском тогда закончите оба? – Виктор Алексеевич выжидательно посмотрел на моего любимого.

– С частным – несомненно, – подтвердил Антон. – И перейдем на службу под ваше крылышко.

– Перейдешь! – согласился князь. А мне совершенно не понравилась формулировка.

– Перейдем! – возразила я.

– А кто мне внуков рожать будет? – сурово уточнил отец. – И так у тебя уже возрастные метаморфозы произошли.

– Одно другому не мешает! – со всей ответственностью заявила я и хотела про метаморфозы уточнить. Но отец встал и сказал:

– Закругляемся! Негоже балу без хозяина долго оставаться. Пойдемте обратно в зал. Скоро ужин уже. Поговорить у нас теперь время будет обязательно.

Бал был в разгаре. К моменту, когда мы вернулись, все аристократы дружно скакали под андижанскую польку. Этот залихватский узбекский танец имеет некоторое сходство с европейской полькой, за что и был так назван. И я его танцевала в свою балетную бытность. Откуда он взялся в другом мире?

Движения, естественно, сильно отличались от оригинала. Да и в исполнении местной фисгармонии звучание не походило на восточную мелодию. Дамы сильно раскраснелись и дружно сдували со лбов выбившиеся из причесок локоны. Мужчины же ослабили галстуки и расстегнули жилеты, нарушая все нормы приличия. А я невольно поддалась на ее очарование и стала пританцовывать на месте, притопывая ногой и поводя плечиком.

– О, ты знакома с поикой? Сегодня на балу премьера этого танца, – удивился Стрешнев.

– Я его танцевала… дома, – смущаясь сообщила я. – Это наша музыка.

– Странно, кто-то, получается, побывал у вас и принес ее сюда! – удивился отец.

– Да, это старая мелодия. В прошлом году отмечали её столетие, – сообщила я свои познания по истории танца.

– А ты станцуй нам её, – вдруг предложил Антон. – Твоя поика должна получиться изумительной, судя по тому, что я видел и как сам с тобой танцевал.

Я беспомощно посмотрела на Виктора Алексеевича.

– Станцуй, дочка, станцуй! – поддержал предложение Ягра отец.

Я вдохнула, выдохнула и… согласилась. При исполнении сольных номеров я всегда ловила кураж и испытывала настоящий кайф. А ведь не зря говорят, что в состоянии истинного полета души исполняются все желания и проявляются уникальные способности. Если мой дядя портной, отец менталист, а я вышивальщица, то должно же что-то проявиться? Зачем-то белые волки за мной охотятся? Вряд ли им нужны уникальные вышивки.

– Попрошу минуточку внимания! – князь Стрешнев взял в руки устройство, напоминающее посох. А я поняла, что это аналог нашего микрофона, так как его голос усилился и зазвучал под сводами бального зала. – Перед тем, как мы пойдем на ужин, настоящую поику желает подарить вам моя дочь, обучавшаяся танцу на его родине.

Все затихли. Я отдала веер Ягру и встала на изготовку. Зазвучал проигрыш. Я просто почувствовала, как по телу побежала кровь, убыстряясь и разогреваясь. И я пошла танцевать. Сначала изобразила что-то на подобии мельницы руками, затем красивый взмах одной рукой, а второй придерживаю мнимую тюбетейку.

А дальше следовало красивое движение: я выбрасываю одну руку вперед, а затем загребаю ею воздух и как бы кладу его в карман, меняя руки поочередно. А сама поворачиваюсь вокруг себя.

Зал замер, наблюдая за мной. Я же погрузилась в забытые за годы учебы в академии чувства. Там мы танцевали всего лишь на значимые праздники, танцы ставила нам преподаватель этикета. Наши движения, скорее, походили на движения на плацу, но никак не на хореографию.

И вдруг зал прорезал общий вздох:

–А-а-ах!

Оказывается, я умудрилась закрыть глаза. А когда их открыла, то увидела, что за моими ладонями тянется золотистый след. Чуть не сбилась с мелодии, но взяла себя в руки. Отца позорить нельзя! Да и мне авторитет в этом мире еще только зарабатывать и зарабатывать! Одну руку красиво разместила перед собой, вторую – за спиной. И стала быстро кружиться. И с удивлением обнаружила, что след за руками стал голубым. А когда подняла руки вверх, чтобы показать исконно узбекское движение: покачивание головой из стороны в сторону, на меня буквально посыпался дождь из розовых звезд.

– Нюрочка, кидай их в гостей! – негромко подсказал отец. Но я услышала и последовала его предложению. Звездочки полетели к гостям, подчиняясь моей воле. И каждая пойманная превращалась в тот же миг в приятную мелочь: цветок, украшение, изысканную ленту. Больше всего смеха вызвал тот факт, что у одного господина неожиданно в руках оказалась огромная монета, напоминавшая своими формами местный золотой. Однако, судя по размерам, она была фальшивой.

Когда мелодия закончилась, я сорвала такую бурю аплодисментов, какую не получала ни разу в жизни. Я поклонилась и подбежала к Виктору Алексеевичу с Антоном, дожидавшимся меня у стены.

– И что это было? – с ходу задала вопрос.

– Ты не просто шила и резала пространство, ты его вышивала, – ответил князь.

– А золотой? – я не понимала происхождения всех этих подарков.

– Не волнуйся! Твоя магия светлая. И ты просто переносила сюда предметы, о которых мечтали люди, – объяснил он. – Магия нематериальна. Она лишь совершает действия, но ничего не производит.

– Получается, что я это всё своровала? – даже округлила от испуга рот.

– Нет, я же сказал, что твоя магия светлая. Ты лишь перемещала забытые и ненужные вещи для тех, кому они действительно нужны. Этот золотой стоял у меня в кабинете, собирал пыль. А выбросить никак рука не поднималась. Кто-то же стал на миг счастливее. Правда, до того момента, пока не понял, что это всего лишь фальшивка.