– Может, мы вернемся на ярмарку? – предлагаю я. Но мой голос заглушает призывное:

– Какой красавчик! Не хочешь отдохнуть?

Вижу едва заметную вывеску дома утех, когда мы выворачиваем с проулка и проходим немного вперед.

– Можем и не отдыхать: будет все, как ты захочешь, – сулит второй голос.

Смотрю на девушек, мимо которых мы идем, и тушуюсь. Как они так… открыто… у всех на виду…

Ладонь Чэна напрягается, а взгляд направляется в сторону Дома Утех, скользя по лицам уличных бесстыдниц.

Он что, хочет туда?

– Мы будем ждать тебя, красавчик! – обещает третий голос нам вслед, и мне хочется вежливо попросить дам не разговаривать с нами. Подобное желание я испытываю впервые в жизни.

Когда злачное место остается позади, я открываю рот:

– Чэн, может, ярмарка еще…

Но страж меня прерывает:

– Вернемся на постоялый двор. Вам нужно помыться и нанести мазь на пораженные участки.

– А, да… хорошо, – соглашаюсь я, но почему-то беспокоюсь еще больше.

После того как мы оба смываем с себя дорожную грязь и переодеваемся в чистую одежду, Чэн достает баночку с заживляющей мазью. Стоя ко мне спиной, он роняет:

– Думаю, вы сами справитесь.

И одновременно с этим я прошу:

– Может, ты мне поможешь?

Я вспыхиваю, а Чэн сжимает челюсти.

– Если бы у вас была служанка, я бы доверил это ей. Прошу прощения, что вы оказались в таком положении, – наконец произносит он, подавая мне мазь, – но, думаю, вам лучше нанести ее самостоятельно.

– Хорошо…

Опустив голову, я принимаю баночку и отхожу за ширму. Едва нанеся средство, я чувствую облегчение.

Бодро выхожу к Чэну:

– Оно уже действует!

И тут же осекаюсь, заметив настороженное выражение его лица.

Впрочем, страж быстро прячет его за привычной улыбкой и предлагает поужинать. После приема пищи мы обычно ложились и засыпали, поэтому я иду к перине, расстеленной на полу. Чэн, как всегда, ложится рядом, но сегодня, даже не касаясь его тела, я ощущаю, насколько он напряжен.

Примерно час я честно пытаюсь заснуть, но что-то не дает сомкнуть глаз. Его поведение, его скованность рядом со мной, его странный голодный взгляд, брошенный на девушек на улице… Кажется, я начинаю понимать, что с ним творится, – и это меня пугает.

А когда Чэн спустя еще полчаса садится и откидывает одеяло, мое сердце и вовсе пускается в галоп.

Я понимаю, куда он собрался.

– Не ходи туда, – тихо говорю я, осторожно поймав его руку.

– Не переживайте, кириса, я ненадолго, – звучит ровный голос в темноте.

– Пожалуйста…

Еще один бесцветный ответ:

– Я вернусь до рассвета.

– Чэн, не ходи туда, – повторяю я едва слышно, испытывая одновременно и стыд, и страх, и что-то еще, постепенно прорывающееся изнутри, но пока не спешащее показаться на поверхности.

– Кириса…

Чувствую, как напрягается его рука; слышу по голосу, как он сжимает челюсти.

– Объясни: чего тебе не хватает? – прошу я, приподнимаясь на локтях и не выпуская его руки.

Некоторое время Чэн молчит, опустив голову. А затем все так же, без эмоций, бросает:

– Вы еще ребенок, не стоит вам об этом думать.

Он освобождает свою руку и идет к двери.

– Я… не могу дать тебе то, что ты хочешь? – негромко спрашиваю я, прижав руки к груди.

И вновь молчание. А затем какой-то нервный смешок:

– Не можете!

– Но могу попытаться, – настаиваю я, не желая его отпускать.

– Что именно вы попытаетесь сделать, кириса? – мгновенно оказавшись рядом и нависнув надо мной, спрашивает Чэн очень странным тоном. – Вы хоть понимаете, что предлагаете?

– Я… Ты хочешь близости, верно?

– Не просто близости, – почему-то холодно улыбается он. – Мне не хватит простого прикосновения или даже объятия…

– А чего же еще ты хочешь?

– Мне нужно все, – уткнувшись носом мне в шею, шепчет Чэн, пугая меня своим поведением до дрожи.

Что это с ним? И куда делся мой спокойный и уравновешенный страж?

– Вы же все понимаете, кириса, – с легким холодом произносит он, не отстраняясь от меня и продолжая нависать сверху, зарывшись носом в мои волосы.

Запускаю руки в его собственные волосы и начинаю гладить по голове.

Ему нужно успокоиться. Нужно выпустить из себя все это напряжение. Он не знает, как это сделать, поэтому ищет ложные пути, но я чувствую: его энергия бурлит внутри, скованная гранями, созданными самим Чэном.

Она требует немедленного выхода, но выход можно найти, лишь успокоив сознание.

– Что вы делаете со мной? – через несколько минут спрашивает страж.

– Сама не знаю. Но чувствую, что это правильно.

Он выпутывается из моих рук и приподнимается, заглядывая мне в лицо:

– Я не хочу, чтобы вы делали нечто подобное еще когда-либо.

Ничего не понимаю…

– Но тебе же стало легче!

– Я хочу сам управлять своими желаниями, – четко и неожиданно твердо говорит Чэн, затем поднимается на ноги.

Наблюдаю, как он надевает верхнюю одежду, закидывает несколько монет в карман и выходит из комнаты.

Закрываю лицо руками и некоторое время лежу без движения.

Что я натворила?

Я сделала явно что-то не то…

Как мне теперь извиняться перед Чэном?

Мне срочно нужен учитель, который обучит меня духовным техникам. Я больше не должна влиять на чужое состояние – особенно когда меня об этом не просят!

Не проходит и часа, как Чэн возвращается в комнату. Смелости не хватает спросить, где он был, но почему-то я чувствую, что явно не в доме утех.

Это успокаивает.

Делаю вид, что сплю, слушая, как страж снимает верхнюю одежду, бросая что-то из кармана на крышку короба.

– Можете не притворяться. По дыханию слышу, что вы не спите, – звучит его голос в темноте.

– Что ты принес?

– Амулет для вас. Теперь мы можем вернуться на лесную тропу и ехать без опаски.

Не понимаю, почему сжимаюсь в комок, давя слезы. Чувствую тяжесть внутри, которую никак не могу объяснить.

И не знаю, чем бы все закончилось для нас двоих, не столкнись мы на следующий день.

Впрочем, обо всем по порядку.

– Чэн, ты уверен, что мы не можем остаться здесь еще хоть на день? – мягко спрашиваю я, выглядывая на улицу.

– Мы ехали сюда за амулетом. Теперь он у нас. Нет смысла оставаться, – сухо отвечает страж, складывая наши вещи.

Поджимаю губы и разворачиваюсь к нему. Эта трещина между нами все больше беспокоит меня, но я совершенно не понимаю, как вернуть все на свои места. Мне просто не хватает жизненного опыта.

– Тогда, может быть, поедим где-нибудь горячей похлебки? Я так давно не ела ничего горячего, – признаюсь с легкой надеждой в глазах.

– Это можно. Но пойдем со всеми вещами и возвращаться уже не будем.

– Хорошо.

Мы находим небольшой трактир с яркой вывеской, обещающей самую вкусную еду в городе.

– Эй ты, прокаженная! Иди убери со стола! – слышим громкий голос и видим, как сутулая девушка с нечесаными волосами и перекошенным лицом мчится к дальнему столику и протирает его мокрой тряпкой. – Бесполезное создание, – ворчит женщина лет тридцати пяти и выходит к нам. – Добро пожаловать, гости дорогие! – тут же растягивается улыбка на ее губах. – У нас самые вкусные похлебки в городе! Обязательно попробуйте – не пожалеете!

– Что-то подобное мы слышали вчера в переулке, – замечает Чэн и все же проходит в угол, занимая последний свободный стол.

Заведение явно пользуется успехом.

Пока Чэн делает заказ за нас двоих, – я понятия не имела, что за блюда с чудными названиями в списке, поэтому полностью доверилась своему стражу, – я наблюдаю за сутулой девушкой, суетящейся между столов. Ее то и дело подгоняют, смеются над ней, кто-то даже отталкивает ногой, не давая забрать пустую тарелку, а потом долго хохочет, глядя на растерянное чумазое лицо.

– Кто эта девушка? – спрашиваю у хозяйки заведения.