Довольно многие из тех, в чьих интересах проводилась эта политика либерализации IRO, оказались в итоге в Австралии. Юрий Доманский, томившийся в лагере для «неподходящих» кандидатов, в апреле 1951 года неожиданно получил удостоверение перемещенного лица и разрешение на переселение, а вместе с ним и его друзья Багенские. Иван Богут, проработавший два года на бельгийских рудниках, в 1949 году возвратился в Германию, а в начале 1950 года ему удалось попасть в списки перемещенных лиц и выехать в Австралию. Среди других иммигрантов, прибывших в том же году, были и группы из Мёнхегофа, в том числе Юрий Амосов и Константин и Ирина Халафовы[126].

Жизнь перемещенных лиц в лагерях была довольно благоустроенной: их обеспечивали едой, необходимой одеждой, жильем, нередко там процветала общественная и культурная жизнь; оборотными же сторонами были скука и неопределенные перспективы. Некоторым ди-пи позволял выжить черный рынок, у многих женщин, замужних или одиноких, стали рождаться дети. Молодежь училась в старших классах школы или университетах: Георгий Марфутенко ходил в немецкую гимназию, а латыш Андрис Бичевскис изучал инженерное дело в Ганноверском университете. Алексей Кисляков, в годы войны работавший на немцев переводчиком, после войны нашел похожую работу у американцев. Евгений Шевелев, русский уроженец Казахстана, выдавший себя за поляка, тоже нашел работу у американских военных[127]. Мало кто из молодых ди-пи не женился в лагерях (де-юре или де-факто) – как правило, на таких же обитательницах лагерей, но бывало, и на немках (как, например, Сигизмунд Дичбалис). Женщины автоматически получали национальность мужей: так, Ольга Янович из Киева стала полькой (Нойман), Наталия Кащенко с Северного Кавказа – сербкой (Баич), а Лидия Янковская – чешкой (Мокрас)[128].

В целом перемещенным лицам жилось в лагерях или за их пределами – «на воле» – очень неплохо. Но все хорошее когда-нибудь кончается, и о неминуемом закрытии IRO всем было известно с конца 1940-х. К тому же страх возможной третьей мировой войны толкал некоторых на отъезд из Европы. Перед Дичбалисом и другими вставал главный вопрос: куда? Одной из самых отдаленных и наименее известных стран, которые разрешалось выбрать для переселения, была Австралия.

В июле 1945 года первым министром иммиграции Австралии стал Артур Колуэлл. Принеся присягу, он вошел в лейбористское правительство Бена Чифли и приступил к выполнению задачи нарастить темпы иммиграции в Австралию, чтобы увеличить численность населения страны и компенсировать ожидаемую в послевоенную пору нехватку рабочей силы. Австралия, конечно же, мечтала о традиционном потоке иммигрантов – британцах, но было весьма маловероятно, что на сей раз Британия сможет удовлетворить спрос, намечавшийся в Австралии, и к тому же в послевоенный период по всему миру грузоперевозки затруднялись из-за катастрофической нехватки судов. Так что Австралии предстояло проявить изобретательность в своих поисках и, вероятно, приготовиться к приему мигрантов из не самой привлекательной для нее категории. Конечно, речь все равно шла только о европейцах, ведь этого требовала местная иммиграционная политика «Белая Австралия», и, конечно, в стране было немало тех, кто предпочел бы, чтобы среди приезжих было как можно меньше евреев. Но, как отмечалось в докладе правительственной службы, потребность Австралии в рабочих руках была столь велика, что лучше было не слишком привередничать при отборе «желательных категорий потенциальных иммигрантов»[129].

В том же году, когда Колуэлл отправил своего старого друга Леса Хейлена в Европу, чтобы узнать там о возможностях привлечь в Австралию мигрантов, его критики предупреждали, что, скорее всего, «назад он привезет полчища комми»[130]. В действительности же там отнюдь не наблюдалось ни коммунистов, ни даже старых добрых социалистов-тред-юнионистов из Северной Европы, на которых так надеялся Хейлен. Скорее наоборот. Массу потенциальных мигрантов составляли более миллиона перемещенных лиц, которые в годы войны были перевезены в Германию из оккупированных областей Советского Союза и стран Восточной Европы в качестве военнопленных (в основном из Красной армии) или подневольной рабочей силы. Эти люди, преимущественно славяне с вкраплением заметного меньшинства евреев, остались в Европе после отъезда гораздо более многочисленной группы ди-пи, в большинстве своем вернувшейся в родные края – Советский Союз, Польшу, Югославию и другие страны, оказавшиеся после окончания войны в зоне политического влияния СССР. Оставшиеся перемещенные лица отказались репатриироваться и продолжали жить главным образом в лагерях ди-пи, управлявшихся международными организациями по делам беженцев (UNRRA, а затем IRO) совместно с оккупационными режимами западных союзников в Германии и Австрии. Относительно прочих качеств этих потенциальных мигрантов можно было сделать самые разные выводы, но одно можно было утверждать уверенно: за исключением некоторых представителей еврейской группы, они были не только страстными антикоммунистами, но еще и антисоциалистами.

Перемещенные лица показались на австралийском иммиграционном горизонте лишь в июле 1947 года, когда премьер-министр Бен Чифли совершил поездку в Европу в поисках мигрантов, а Колуэлл посоветовал ему присмотреться к ди-пи. Годом ранее в Австралии даже не задумывались о таком варианте[131]. Австралия не вступала и не платила членские взносы в IRO – международную организацию, занимавшуюся проблемами беженцев и их переселением, – вплоть до мая 1947 года. Однако ситуация на австралийском рынке труда складывалась весьма тяжелая: в декабре предыдущего года в штате Виктория зарегистрировалось в качестве безработных всего 123 человека, а департамент послевоенного восстановления докладывал, что в стране нет никаких трудовых резервов. Острая нехватка рабочих рук наблюдалась в таких сферах, как младший медицинский персонал, разработка месторождений полезных ископаемых, заготовка леса, строительство и гидроэнергетическая система Тасмании[132]. В июле, как только Колуэлл прибыл в Европу, представители IRO сообщили ему, что не только имеются «высококвалифицированные работники из числа перемещенных лиц, готовых к переселению, если только Австралия не станет мешкать», но и что «IRO возьмет на себя их перевозку» за небольшую добровольную плату – всего по 10 фунтов за человека[133]. Главную роль здесь сыграл именно второй фактор, поскольку Австралия испытывала катастрофические трудности, пытаясь найти корабли для перевозки неважно каких мигрантов.

И Колуэлл дал себя убедить. «В лагерях для перемещенных лиц в Германии, – писал он в декабре 1949 года, – я нашел сотни тысяч замечательных людей, у которых больше нет родины». Среди них были крестьяне, разнорабочие, ремесленники, мастера-техники – словом, работники всех мастей, в которых так срочно нуждалась Австралия. Он подписал с IRO соглашение о транспортировке в Австралию 12 тысяч этих «замечательных людей»[134] – первой партии в рамках рассчитанной на три года программы массового переселения, предусматривавшей перевозку 170–182 тысяч ди-пи в Австралию. Были в числе этих людей и русские, хотя австралийские власти, похоже, не замечали их присутствия среди более многочисленных групп поляков, югославов и других народов[135]. Русские – и бывшие советские граждане, и эмигранты первой волны, часто имевшие при себе документы с указанием другой национальности, – проскользнули в страну незаметно и почти не попадали в поле зрения Канберры, пока в 1949 году не была создана Австралийская служба безопасности и разведки.