Из числа оставшихся в Австралии собеседников Гордеева – ди-пи, подумывавших о репатриации, – Кузьма Муратиди (с его сложным русско-греческим наследием) сделался в итоге греком Муратидисом, но в начале 1960-х время от времени по старой памяти захаживал в Русский общественный клуб. Его называли «просоветским», но отмечали, что он не особенно интересуется политикой, а его отец настроен решительно антикоммунистически. Завсегдатаем клуба оставался и Георгий Марфутенко, он приходил туда вместе с первой женой Лидией; в ASIO его относили к категории прокоммунистов. Как ни мечтал он когда-то о Советском Союзе, теперь он жил в Бэнкстауне и работал машинистом на железной дороге. В 1973 году, уже разведясь с первой женой и женившись на Марии, тоже из советских ди-пи, он наконец получил австралийское гражданство[796].

ASIO и ее предтечу, Бюро расследований стран Содружества (Commonwealth Investigation Service, CIS), тревожило возможное внедрение в страну и левых, и правых элементов из-за послевоенной программы иммиграции. Но через несколько лет после окончания Второй мировой войны стало очевидно, что страх перед коммунистами (возможными советскими шпионами) куда сильнее страха перед пособниками нацистов или японцев. Разумеется, в контексте холодной войны это было понятно: новым врагом стал коммунистический Советский Союз, а старые враги – нацистская Германия и Япония – были уже разгромлены, так что пособничество немцам или японцам стало восприниматься как дело прошлое, не имевшее отношения к настоящему. Кроме того, коммунисты (и евреи) всегда пугали австралийскую публику гораздо больше, чем нацисты.

Среди русских иммигрантов, прибывавших в Австралию после войны, почти наверняка было больше бывших пособников нацистов, чем тех, кто симпатизировал коммунистам. Однако внутри самой этой группы на раннем этапе холодной войны люди гораздо больше боялись быть заподозренными в симпатиях к коммунизму, чем в коллаборационизме. В конце 1950-х годов социолог Ежи Зубжицкий, пытавшийся побеседовать с одним русским рабочим средних лет, бывшим перемещенным лицом, почти ничего не смог от него добиться, кроме единственного заявления, что он антикоммунист: «Он просто зациклился на ненависти к коммунизму и требовал, чтобы я обязательно записал его слова»[797]. Люди, которых опрашивал Зубжицкий, почти наверняка принимали его за агента правительства, собиравшего информацию с тем, чтобы потом использовать ее против них. Возможно, тот человек и в самом деле был страстным антикоммунистом, но мы этого никогда не узнаем. Единственное, в чем можно не сомневаться, это то, что он очень хотел, чтобы таковым его считали австралийские власти.

Несмотря на распускавшиеся в годы холодной войны страшилки о повсеместно затаившихся красных (Reds under beds – «красные под кроватями»), большинство старых австралийцев (за исключением коммунистов и других, которых мазали одной с коммунистами краской) продолжали жить в мире, где меры по обеспечению безопасности почти не нарушали повседневную жизнь, «надзор» был понятием из шпионских романов, а слово «шпионаж» так и вовсе отдавало заморской экзотикой. Совсем иначе дело обстояло с русскими иммигрантами: у многих из них за плечами был длительный опыт жизни в полицейских государствах (будь то зоны немецкой или японской оккупации или же СССР). Даже в Австралии они жили не только в воображаемом, но и в реальном мире, в котором и надзор, и шпионаж хоть и внушали страх, но были явлениями вполне знакомыми и будничными. Просто этот мир последовал за ними в Австралию.

Спецслужбы и раньше не спускали глаз с некоторых русских иммигрантов довоенной поры, подозревавшихся в 1940-е годы в симпатиях к СССР или к коммунизму, и список подозрительных лиц перешел от них к ASIO. В Мельбурне среди людей, находившихся под наблюдением, были: Авраам Френкель, еврей, приехавший в страну в 1938 году; Аркадий Васильев, давно живший в Австралии, «лет пятидесяти с небольшим, хорошо одетый, по-видимому, состоятельный» и, по мнению некоторых осведомителей спецслужб, имевший связи с коммунистами; Василий Трунов из балетной труппы Борованского, «подозреваемый в симпатии к коммунистам»; и живший в Австралии с 1912 года уроженец Российской империи Соломон Косский, торговец мехами, будто бы «завещавший свое состояние Коммунистической партии Австралии» (правда это или нет, неизвестно, а несомненно лишь то, что перед отъездом на родину у него покупал шубы Гордеев, о котором было подробно сказано выше)[798]. В Сиднее наблюдение велось за Александром Любимовым, «обладавшим значительными средствами» и владевшим тремя многоквартирными домами и летней резиденцией; за Майклом Винном (ранее носившим имя Мойше Вайнтрауб), родившимся в Польше в семье русских евреев, жившим в Австралии с 1937 года и подозревавшимся в каких-то связях с одним из участников джазового коллектива Weintraub Syncopators, состоявшего из немецких евреев, которых в годы войны интернировали; и за Джоном Болотом (ранее носившим фамилию Болотов), учителем танцев, «подозревавшимся в принадлежности к коммунистам». Под наблюдение попали Августа Клодницкая (председательница Русского общественного клуба), ее муж и сын, а также Анатолий Витали-Иванов, который выступил поручителем и организатором их иммиграции в 1937 году; велось наблюдение и за доктором Александром Джеймсом (Жемчужным), жившим на побережье, в Тирруле[799].

Страхи, которые внушали австралийским спецслужбам русские иммигранты, были глубоко укорененными. Бывший сотрудник органов безопасности, ранее работавший в австралийской военной миссии в Берлине, предупреждал министерство иммиграции о том, что заявления русских перемещенных лиц нельзя принимать за чистую монету, поскольку «много раз люди, громче всех кричавшие о своей ненависти к русским, затем добровольно возвращались в Россию, и теперь они пишут для своих газет пространные статьи против англо-американцев»[800]. Что касалось русских из Китая, австралийский чиновник в Гонконге предупреждал, что китайские коммунисты, находившиеся теперь у власти, с радостью выдают выездные визы «белым русским, которые или уже коммунисты, или проходят идеологическую обработку», хотя среди них, возможно, и есть искренне настроенные против коммунизма русские, скрывающие свои истинные убеждения[801]. Затем, в 1954 году, Владимир Петров поведал Королевской комиссии по шпионажу, что среди русских иммигрантов в Австралии имеются «засланные Советским Союзом антикоммунисты», чей антикоммунизм – не более чем притворство, и, кроме того, порученное ему особое задание состояло как раз в том, чтобы вербовать таких новых агентов в различных русских, латышских и эстонских антикоммунистических организациях[802].

Главное, что тревожило ASIO, когда она присматривалась к сообществу русских иммигрантов, была возможная инфильтрация советских шпионов. Такие шпионы наверняка были, пусть даже Петров сообщал о своих неудачных попытках их вербовки (у него практически не было контактов в организациях белых русских), и пусть сотрудники ASIO тоже или не находили их в большом количестве, или скрывали от общества свои находки[803]. Безусловно, советские шпионы имелись в лагерях перемещенных лиц в Европе, и кажется маловероятным, что советские спецслужбы не внедрили своих людей в гущу ди-пи, переселившихся в Австралию. В автобиографическом романе бывшего ди-пи чеха Владимира Борина о присутствии советских шпионов говорится как о некоей данности, и почти наверняка он не понаслышке знал об их существовании[804].