− Давай, я схожу в магазин и маме всё по пути занесу, а потом вернусь и вместе пойдём домой, − предлагаю я.

− Было бы отлично! Вот ключ, мама на работе. Ты просто зайди и на тумбочке в коридоре оставь.

Я поднялась на третий этаж, отперла дверь, положила пакет с мазями на тумбочку в прихожей. Уже собиралась уходить, как услышала доносящиеся с кухни голоса. Нужно поздороваться!

Пока я разувалась, до меня донёсся диалог:

– Тань, что случилось? Бог мой, да на тебе лица нет, – взволнованным голосом спрашивала у Тиминой мамы соседка Галя. – Давай, может, чаю?

– Нет покрепче чего-нибудь?

– Тань, ну что случилось-то?

Я слышала, как она хлопала дверцами шкафчиков.

− Коньяк? – удивленно спросила Галя.

− В самый раз, − ответила тётя Таня.

На минуту воцарилась тишина. Потом звякнуло стекло о стол.

− Давай, − сказала тётя Таня.

Ещё секунда тишины.

– Ух-х, ну ты даешь, коньяк посреди дня пить. Рассказывай, – потребовала соседка.

– Ой, Галь… не знаю я, что делать. Сил моих больше не осталось. Мой дурит снова.

– Тимка?

Я невольно затаила дыхание.

Дурит? В каком смысле?

– Ага, Тимка, − подтвердила тётя Таня, − Ну вот, Галь, как так-то? Дал Бог сына! У меня от его дурости голова раскалывается. В начале недели заявился с утра пораньше, с сумкой. «Мам, я дома поживу». Опять − двадцать пять! А ведь его квартира уже год как готова.

Ух ты, как интересно!

Квартира готова, а мы на съёмной живём. Ну, до нынешней недели жили. Пока Тимка не сказал, что поживёт пару недель у мамы, а потом в квартиру переезжать будет. Я про эту квартиру только слышала. Друзья восхищались − какой дом, а вид, а место… Я спросила один раз, он меня остановил:

− Придержи, милая, любопытство. Придёт время, всё сама увидишь.

Только вот время до сих пор так и не пришло.

Тётя Таня со вздохом продолжила:

− Квартира готова, а он всё не переезжает. Деньги на съёмную зря тратит. А тут, вообще, сюда заявился. Я одного боюсь, что он снова эту свою ждёт.

У меня пульс зашкалил за двести. Да и Галя, видно, теряла терпение:

– Кого ждёт-то, Тань? Ты мне нормально объясни.

Но Тимкина мама, как и не слышала, продолжала:

– Я ведь, как дура, надеялась, что отсохло. Сколько можно мужику нервы мотать-то? Я думала, что история эта осталась в прошлом … Нет же, не отпускает она его.

Кровь стучала в висках, я прислонилась к стене и боялась пропустить хоть слово. Соседка снова спросила:

– Да объясни ты, что случилось? Кто «она»?

–Эта его… Приехала опять! – тётя Таня выплюнула имя, как глоток яда. Замолчала, потом продолжила:

− Не знаю, откуда он знает, но он всегда знает. Она не звонит ему. Просто приходит. А он, как дурак, с кем бы он ни был, с кем бы ни жил, домой возвращается и ждёт её.

Я чувствовала, как похолодели руки и как пересохло в горле. Глотать стало не сложно, а невозможно. Я знала про какую-то давнюю историю. Слышала звон. Тимкины друзья подробностями не делились, отмалчивались. Я старое бередить не хотела. Жила в моменте, где Тимка был моим. И не было прошлого, только настоящее.

Зачем мне думать обо всех тех, кто был до. Он же выбрал меня. Так ведь?

Так? Или нет…

– Давай-ка, выпей ещё. Тебя того и гляди удар хватит, − говорит Галя.

Снова стук стопок. Я представляю себе тётю Таню, всегда спокойную и сдержанную. Я и понятия не имела, что она может коньяк стопками хлестать.

– Галь, как я намучилась с ними, ей-Богу! Он же год нормально живёт, а как лето, эта стерва сюда прётся.

Мы два года вместе.

У меня голова идёт кругом от всех мыслей, что роятся в голове. Кто мне может рассказать, что это за история, и кто такая «эта стерва»?

А тётя Таня продолжает рассказ:

− Она приезжает, и Тимку как подменяют. Несколько лет назад у него зазноба была, серьёзная такая – Юля. Нравилась она мне, детишки у неё были – два мальчика. Тимку она любила страшно. А он по-настоящему счастлив был. Я, во всяком случае, так думала. Он и в детишках души не чаял. А в середине июня домой пришёл. Я смотреть на него не могла, лицо серое, глаза запавшие – кожа да кости. Он детей этих как своих любил. Но ушёл. Всё лето с этой своей провёл. Как в наркотическом угаре. Не оторвать друг от друга. А потом снова-здорово – она уехала, он − у разбитого корыта. Смотреть на всё это сил нет, сердце рвётся!

Я не знала, как заставить себя развернуться и уйти. Промелькнула мысль выйти и сказать, что случайно я услышала кусочек разговора. Узнать больше. Но какие шансы, что тётя Таня что-то расскажет? И не подумает, что меня дурно воспитали, раз я подслушиваю чужие разговоры.

Но я подслушивала, и заставить себя двигаться я никак не могла.

− Сейчас чайник поставлю, − сказала Галина. – Довольно тебе на сегодня коньяку.

Она гремела чайником и открывала-закрывала кухонные шкафчики. Потом спросила:

– И кто она такая?

Тётя Таня громыхнула чем-то на столе, я так и представила, как она всплеснула руками:

– Любовь его первая!

Первая любовь Тимки!

Конечно, у каждого есть первая любовь, но он к ней возвращался из других отношений и не раз! Это не умещалось в голове.

− Детьми ещё совсем были, когда закрутилось у них, – рассказывала тётя Таня. − Всю школу проходили за ручки. А потом она учиться уехала. Пока училась, приезжала каждое лето. Родители её живы тогда были. Теперь у неё здесь из родственников только тётка осталась. Тимка семь лет ждал, надеялся. А потом пришёл как-то вечером. Я его таким пьяным никогда − ни до, ни после − не видела. А костяшки на руках, как сырого мяса кусок, всё в кровь разбито. Я перепугалась, уж не убил кого?

Татьяна замолчала. Засвистел чайник. У меня в голове тоже что-то словно свистело.

– И что это было? – спросила Галя.

– Неделю слова мне не сказал. Как с привидением жила. Вроде и мой сын, а вроде − человек чужой. Перед работой − кофе с сигаретой, после работы − кофе с сигаретой. Он до этого и не курил никогда. То на кровати лежит, в потолок смотрит, то на подоконнике сидит, и всё курит. Через неделю только заметил, что я тоже в квартире живу.

Они замолчали, моё же сердце билось, как у лошади на скачках.

– Он тогда обнял меня крепко так и сказал: «Ну, что ты, мам, глазами меня сверлишь. Замуж она вышла. Всё кончилось», – тётя Таня прочистила горло и тихо добавила:

− И, Галь, по мне, так лучше бы тогда всё и закончилось.

Я потихоньку стала отступать к дверям. Достаточно услышала, чтобы сон потерять.

Что мне теперь делать?

Вернуться к Тимке и потребовать объяснений, но за что? За то, что он съехал к маме? Перед переездом в свою собственную квартиру? Он со мной уже два года, и никогда у меня не было причин его ревновать или подозревать.

Последнее, что я в тот день слышала в квартире Тимкиной мамы:

– Сахар в кофе будешь? – спросила Галя.

– Да не надо, так нормально.

– А что дальше-то было?

– Да замуж она вышла, за профессора. Банальная история, киношная даже какая-то.

– Слишком киношная, – согласилась Галя.

– А после окончания в университете преподавать осталась. Но на лето возвращалась. Каникулы у учителей длинные. Вот и приезжала. Сначала к родителям. Потом родители умерли, квартира здесь осталась. Я всё надеялась, что время пройдёт, она её продаст и перестанет душу Тимке рвать. Не тут-то было.

– Тань, – перебила Галя, – Но муж-то как? Как же?

– А как муж… Не знаю я, как. Я только то, что тут было, видела. Первые несколько лет Тимка сопротивлялся. Ссорились они так, что только двери с петель не летели. То она заплаканная, то он чернее тучи. А потом он смирился. Не понимаю я ничего, не спрашивай.

Я закрыла за собой дверь. В подъезде прислонилась лбом к прохладной стене. Что же мне теперь с этой информацией делать? Я не представляла.