– Как на пару дней? У моего сына будет игра. Я обещал, что приду.

– Значит, скажите, что не получится. Не стоит начинать наш разговор сначала.

– Опять секреты от семьи? Сколько так можно?! Мне все запрещено! Что, по-вашему, мне говорить жене?

– Скажите, что вас отправляют в другой город для обмена опытом между институтами. Или что-либо иное. Все, что угодно, кроме правды, – спокойным голосом ответил Андрей Иванович, словно речь шла о каком-то пустяке.

– А куда мы едем?

– Вы все узнаете в свое время. А теперь можете идти. И последнее, Юрий Георгиевич, так сказать, совет на будущее. Не разочаруйте меня. Не стоит этого делать.

Юрий Георгиевич в бешенстве вышел из кабинета Андрея Ивановича. Все внутри у него горело огнем. Он хотел тут же пойти к себе, собрать все вещи и бежать как можно дальше отсюда. И в сущее негодование его приводило то, что сделать этого он не мог.

Профессор всегда старался быть независимым от работы человеком. Он любил то, чем занимается, его деятельность доставляла ему удовольствие. Но Юрий Георгиевич всегда предпочитал думать, что стоит ему только захотеть, он сможет взять отпуск и уехать куда-нибудь с семьей или просто провести время дома. Он считал, что в отношениях с работой занимает главенствующую позицию.

Сейчас же Андрей Иванович недвусмысленно дал ему понять, что профессор сам себе не хозяин, что над ним есть работодатель, который волен распоряжаться его судьбой. А Юрию Георгиевичу остается только слепо подчиняться. Даже если из-за этого пострадают его отношения с женой.

Профессор зашел в кафетерий и попросил стакан холодной воды – от негодования его бросило в жар. Юрий Георгиевич пытался понять, когда же все так изменилось. Вот он студент, практикант, аспирант, наконец, доктор. После работает в институте, всегда веселый, жизнерадостный. Изобретает, преподает, становится профессором. И тут он – подневольный работник, беспрекословно выполняющий приказы сверху. Когда он из свободного молодого человека превратился в невольника средних лет? В какой момент работа взяла верх над ним?

Раньше ему все удавалось совмещать. Теперь же страдает либо семья, либо его научная деятельность. Неужели Михаил Петрович был прав, говоря о том, что истинному ученому невозможно совмещать работу и дом, брак? Неужели нужно делать выбор?

Профессор был так поглощен своими размышлениями, что не заметил, как к нему подошла Елизавета Денисовна.

Этой женщине, инженеру космостроения и доктору физических наук, недавно исполнилось тридцать два года. Она так же, как и Юрий Георгиевич, входила в группу профессора Зельцина. В последнее время между ними сложились теплые дружеские отношения.

– Привет, Юра. Неприятный разговор с Котовым? – поинтересовалась она, кладя руку на его плечо.

Юрий Георгиевич не сразу ощутил касание и не сразу понял, что обращались именно к нему. Словно пробуждаясь ото сна, он ответил:

– Привет. Даже не представляешь, насколько неприятный. Отчитал меня, как провинившегося мальчишку.

– Я сама Котова как огня боюсь. Стороной обхожу его, если в коридоре замечу. Такое ощущение, что он прямо в душу смотрит и знает все, о чем я думаю. От одного взгляда мурашки по коже. Зря ты пропустил сегодняшнее совещание. Котов был зол. Хотя по нему практически невозможно сказать, что он чувствует и способен ли на это вообще. А почему ты не пришел?

– Я с Мариной и детьми уезжал на выходные за город. Чтобы никто не беспокоил, отключил телефон.

– Это ты, конечно, зря. Всех в субботу оповестили о совещании. Что тебе Котов сказал?

– Сообщил, что завтра я с ним и Зельциным уезжаю куда-то на несколько дней. Он на совещании про это не говорил?

– Про поездку ничего. Интересно, куда это?

– Надеюсь, не в тюрьму, – иронично улыбнулся Юрий Георгиевич.

– Не переживай, Юра, все обойдется, – успокаивающе погладила его по руке Елизавета Денисовна. – Может, к начальству поедете. Он на совещании говорил, что руководство требует отчета о ходе строительства и подготовке корабля к старту.

– Уж лучше в тюрьму, чем к начальству Котова, – усмехнулся профессор.

– Ну вот, ты уже улыбаешься. Ко всему нужно относиться с позитивом.

– Не на все можно смотреть через розовые очки, Лиза. Не во всех вещах есть позитивные стороны. И кому как не тебе это знать. Что-то тут творится странное, нехорошее. Нутром чувствую что-то неладное. Сегодня у меня как пелена с глаз спала.

– Что ты имеешь в виду?

– Пока и сам не знаю. Поживем – увидим. Просто будь аккуратней.

– Обещаю, буду смотреть в оба, – улыбнулась Елизавета Денисовна. – Теперь расскажи, как отдохнул на выходных.

– Время провели великолепно. Но сегодняшнее утро все перечеркнуло. До сих пор отойти не могу.

– Выброси это из головы. Как бы ты ни переживал, все равно уже не изменишь факт, что сегодня не пришел на совещание. Так что зачем переживать о том, что уже изменить нельзя. Просто не думай об этом.

– Тебе легко говорить, а мне вот завтра с ним ехать непонятно куда. А я даже в глаза не могу ему смотреть.

– А ты очки солнечные надень. С зеркальными стеклами. Пусть сам на себя смотрит. Может, окаменеет, как Медуза Горгона.

– Спасибо тебе, – обнял Юрий Георгиевич Елизавету Денисовну. – Разговор с тобой меня всегда успокаивает. Ладно, пойду я. Надо наверстывать упущенное время. Дел много.

– Доложите генералу Париосту, что прибыл гонец из крепости Розенборг, – крикнул Максим на подходе к проходной военной администрации города Тарнара.

После получения приказа от Капитана он сразу же отправился в город за подкреплением. Максим пытался добраться до Тарнары как можно быстрее, в связи с чем не жалел ни себя, ни свою лошадь. Весь в пыли, с взлохмаченными волосами и потрескавшимися от жажды губами, после безостановочной езды он наконец прибыл в город.

– Куда прешь, солдат? – огрызнулся на Максима постовой. – В таком виде тебе только под мостом наргон пить, а не на прием к генералу идти. А ну пошел вон отсюда.

– Ты как со старшим по званию разговариваешь?! – вспылил Максим. – Быстро доложи о моем прибытии генералу! Иначе дорого заплатишь за нарушение воинской дисциплины.

В этот момент к проходной подошел начальник караула:

– Что тут происходит?

– Да вот, сержант пытается к генералу пройти, – доложил постовой. – Еще угрожает.

– Боец, это что за вид? Ты представляешь отечественную гвардию или притон пьяниц?

– Лейтенант, – обратился к нему Максим, – я только что прибыл из крепости Розенборг с посланием для генерала Париоста. У меня приказ от Капитана. И я должен лично донести его до генерала. Любое промедление грозит огромной бедой и, как следствие, большими проблемами для тех, кто препятствовал мне передать послание.

– Генерал Париост сейчас на совещании, так что приходи позже, тогда, может, тебя и примут, – невозмутимо ответил лейтенант. – Можешь подождать вон там часа два-три, – он указал на трактир, стоящий неподалеку. – А пока приведи себя в порядок.

– Слушай меня внимательно, баран, – Максим бросился на лейтенанта и, схватив его за шиворот, прижал к стене, – речь идет о национальной безопасности. И если ты настолько тупой, обойдусь без твоей помощи. А если попытаешься мне помешать, пристрелю тебя как бешеного зверя.

С этими словами Максим откинул обмякшее тело лейтенанта в сторону, оттолкнул постового и побежал внутрь военной администрации. Крайне удивленный караул бросился за ним, вызывая по рации подкрепление.

Не успел Максим добраться до лестницы, ведущей на верхние этажи, как навстречу ему выбежали четверо солдат с оружием.

– Стоять! Немедленно лечь на пол лицом вниз, руки за голову! – крикнул один из них.

Подоспевший лейтенант ударил Максима кулаком в спину и повалил на пол.

– Ну попал ты, боец. За нападение на офицера минимум месяц исправительных работ получишь.

– Что здесь происходит? – вдруг раздался голос.