Активные передвижения в Предкавказье кочевых племен (киммерийцев, скифов, савроматов) создавали постоянно конфликтные ситуации в местах соприкосновения двух хозяйственных укладов: горного, преимущественного оседлого, и степного — кочевого. Стремление степняков расширить к югу пределы перекочевок и попытки захватить равнинные участки в предгорьях и на высоких предгорных плато приводили к деформации режима скотоводческого цикла альпийского хозяйства, что вынуждало горцев военным путем отстаивать традиционно очерченные границы жизненно важных зимних пастбищ. Выразительное свидетельство этому — массовые находки и исключительное разнообразие оружия в слоях поселений и особенно в могильниках на территории распространения кобанской культуры.

Жизнь местного населения протекала в поселках открытого типа, иногда расположенных на естественно укрепленных возвышенностях (Сержень-юртовское поселение в Чечено-Ингушетии, поселение на Крестовой горе в Кисловодске, Яснополянское поселение близ Ессентуков) и даже на отвесных скалах (Верхнебаксанское поселение в Кабардино-Балкарии).

Жилища сооружались наземные с использованием камня и плетеного деревянного каркаса с глиняной обмазкой стен. Поселок застраивался группами домов овальной и прямоугольной формы. Строения размещались компактно, примыкая стенами-друг к другу (Змейское поселение в Северной Осетии, Сержень-юртовское и Бамутское в Чечено-Ингушетии, Уллубаганалы 2 в Карачаево-Черкесии). На отдельных поселениях прослежены следы планировки в виде кварталов, разделенных узкими улочками, изредка вымощенными булыжниками (Сержень-юрт). Определенное место занимал культовый дом-святилище (Сержень-юрт, Змейское). Строения, как правило, состояли из двух отделений: жилого и хозяйственного. В жилом размещались очаг, место для растирания зерна, домашний жертвенник (Бамут, Сержень-юрт, Змейское, Уллубаганалы 2). В хозяйственной половине, например, в Сержень-юртовском поселении, занимались домашними производствами: косторезным, камнеделательным, гончарным.

Особо выделены на поселениях строения, связанные с занятиями металлообработкой (Сержень-юрт). В них обнаружены остатки печей для плавки бронзы, орудия труда бронзолитейного и ювелирного дела и бронзовые предметы-полуфабрикаты. Выделение металлообрабатывающего комплекса указывает на определенную специализацию домашнего ремесла. Но труд металлурга-литейщика еще не отделился от труда кузнеца-ювелира.

Племена кобанской культуры к первым векам I тысячелетия до н. э. в социальном отношении находились на стадии разложения первобытно-общинного строя и формирования военной демократии.

Особо следует подчеркнуть посредническую роль населения западного варианта в развитии натурального обмена и в укреплении регулярных торговых связей Северного Кавказа с Восточной Европой, обусловленную географическим положением этой группы. Общепринято мнение А.А. Иессена, что именно племена северо-западного Кавказа (как кобанцы, так и их соседи среднего Прикубанья) способствовали проникновению в горные районы и дальше на северо-восточный Кавказ выразительных предметов из Восточной и Центральной Европы (наконечников копий и конской узды так называемого трансильванского типа, ножей, кельтов, кинжалов срубного типа). В свою очередь благодаря носителям кобанской культуры далеко на западе, в средней и Юго-Восточной Европе, в Северном Причерноморье, в нижнем Подонье и в Поволжье, находят в памятниках совершенно других культур предметы конца II — начала I тысячелетия до н. э. несомненно северокавказского происхождения (боевые топоры кобанского типа, бронзовые сосуды с зооморфными ручками, биметаллические кинжалы, двукольчатые удила, украшения и даже глиняные сосуды).

В ареале западного варианта кобанской культуры (особенно в пределах Кисловодско-Пятигорского региона) в могильниках обнаружено подавляющее большинство предметов конского снаряжения и оружия таких форм, которые были характерны и для культуры степных кочевых племен VIII–VII вв. до н. э. Последнее обстоятельство позволило некоторым исследователям (А.И. Тереножкин, В.Б. Виноградов) говорить о степном происхождении этих предметов и о принадлежности их культуре древних всадников степей — киммерийцев. Не исключено и другое решение проблемы, высказанное ранее А.А. Иессеном и поддержанное Е.И. Крупновым, Н.В. Анфимовым, В.Г. Котовичем, В.И. Козенковой и другими историками: основным центром их производства и, возможно, происхождения был Северный Кавказ.

Не отрицая близких контактов киммерийцев и скифов с населением Северного Кавказа, большинство кавказоведов тем не менее не переоценивали глубину и значение этих контактов.

Втягивание племен Северного Кавказа в орбиту интенсивных межплеменных связей явилось одной из причин заметных изменений внутри родо-племенного общества. Наряду с имущественной дифференциацией и накоплением частной собственности шло оформление социальных групп и закрепление их иерархической соподчиненности друг другу. Имущественно обособляется патриархальная семья.

Участие дружин северокавказцев в военных союзах привело к большей связанности населения по обе стороны Большого Кавказского хребта между собой и более южными соседями вплоть до Передней Азии. В памятниках горного Кавказа неоднократно встречены ассирийские, урартские и греческие шлемы (Дигория, Карачай), бронзовые кинжалы луристанского типа (Южная и Северная Осетия), кинжалы кахетинского типа (Чечено-Ингушетия), топоры западнокавказского типа (Северная Осетия, Кабардино-Балкария), конская узда средиземноморского типа, пиксиды, близкие малоазийским и балканским (Северная Осетия). В свою очередь характерные кобанские изделия известны в закавказских культурах конца II — начала I тысячелетия до н. э. (Самтавро, Лечхум, Банисхеви, Хртноц, Астхиблур, Мусиери, Варташен и др.).

Бурная эпоха военной демократии — это период не только грабительских походов, но и проявление личного героизма северокавказских воинов. Именно к этому времени относится зарождение общекавказских циклов народных сказаний об особой мужской доблести, положивших начало оформлению знаменитого нартского эпоса (Кузнецов В.А., 1980). Не позднее скифского периода определяется обогащение этих сказаний иранским компонентом (Абаев В.И., 1949).

Верования и духовный мир носителей кобанской культуры соответствовали общему уровню развития патриархально-родового строя. Различные культы, связанные с одухотворением сил природы, — культ плодородия, поклонение предкам и духам — покровителям земледелия, скотоводства, ремесел и охоты — отчетливо угадываются в остатках древних святилищ (Змейское и Сержень-юртовское поселения), в домашних жертвенниках с остатками костей жертвенных животных, в предметах со следами имитационной магии, в заупокойных тризнах и в огневом ритуале при погребениях.

Подавляющее большинство кавказоведов (археологов, антропологов, языковедов, этнографов) считают, что древняя кавказская этническая общность — носитель кобанской археологической культуры — являлась мощным субстратом в последующем формировании почти всех современных народов Северного Кавказа от Кубани на западе до Дагестана на востоке (кавкасионский антропологический тип) (Алексеев В.П., 1974, с. 193–203) с картвело-нахскими диалектами языка. Кобанская культура (при всех разночтениях ее признаков) рассматривается в качестве значительного «целостного комплекса» (Батчаев В.М., 1973), составляющего древнейший пласт национальной культуры современных карачаевцев, балкарцев, осетин и вайнахов.

Сарматский период в истории племен центральных районов Северного Кавказа наименее изучен. Еще сравнительно недавно на этой территории, за исключением горных районов, не было известно ни одного могильника, относящегося к сарматской эпохе (III в. до н. э. — III в. н. э.). Такая же картина наблюдается и в отношении поселений сарматского времени, которые в центральном Предкавказье фактически не исследованы.